Книга Восьмая нога Бога - Майкл Ши

– Ну вот, славный толстенький кусочек прирученной воды понесет нас как по маслу… – пробормотала ведьма. Свежей чеканки водяная монетка, гладкие края которой на ощупь напоминали кованое олово, легко, как язык во рту, скользнула по берегу и подкатилась прямо под наш плот. – Проверьте, крепко ли держится повозка, и станьте смирно! – крикнула нам Желтушница.

И мы понеслись, скользя, по прорубленному нами коридору, а затем и вверх по залитому звездным светом травянистому склону. Двигались мы почти беззвучно: вода, бережно подхватив наш плот снизу, точно ладонью, несла нac наверх, лишь иногда негромко всхлипывая и чмокая.

Покачиваясь на проворном, несмотря на его массивность, ломте чистой магии, я перестал беспокоиться о роли, которую мне вскоре предстояло сыграть, и поверил, что наших сил, глядишь, и достанет, чтобы загнать в ловушку жертву, которую мы себе наметили.

Плот подкатился к самому порогу святилища. Ведьма снова взмахнула рукой, и вода послушно скользнула в траву и затаилась.

Команды нунции и Мав рассредоточились и затаились в зарослях по обе стороны от входа в святилище. Их оружие – луки с зажигательными стрелами и копья – само по себе не могло причинить вреда гиганту, появления которого мы ждали, но смазанные сильнодействующим паралитическим ядом наконечники должны были увеличить силу удара. Ведьма откатила повозку в сторону, скорчилась в своем укрытии и начала нетерпеливо жестикулировать, показывая, что мне пора начинать.

Сцену, так сказать, отдали в мое полное распоряжение. По роли мне даже полагался кое-какой реквизит, которым я и занялся в первую очередь. Еще до начала представления мы соорудили из серых шерстяных одеял два совершенно одинаковых просторных плаща с капюшонами. Один из них я набросил, стараясь как можно более естественно расположить складки, на кусок смолы в задней части плота. В другой с шиком завернулся сам.

Покончив с одеванием, я обнаружил, что никаких предлогов для промедления больше нет. И я ступил – очень робко, надо признать, – в зияющие врата святилища А-Рака в долине Тощей Фермы.

В каждом из восьми углов сурового храма под мрачными сводами пылали факелы, бросая неверные, трепещущие отблески на каменный край колодца-алтаря. Он не был столь чудовищно широк, как провал в Храме Большой Гавани, но все-таки в него могла пройти порядочная туша. От порога до алтаря было шагов сорок, а я сделал пока не больше десяти. Внутри храма не было ни одной скамьи, – похоже, в деревнях молились стоя. Придется держать ухо востро: что бы ни выскочило из алтарной ямы, на голом полу оно настигнет меня в считанные мгновения.

Хотя скамей и не было, гигантское святилище не казалось совсем пустым: из-под купола до самого пола, как и в столичном храме, спускались длинные полотнища просвечивающей белой ткани, которые делили весь интерьер на части. Я обнаружил, что эти занавеси лишают меня присутствия духа. Они так странно вздыхали, лениво покачиваясь от малейшего колебания воздуха, что мне, конечно же, все время казалось, будто их шевелит вырывающееся из колодца дыхание.

Немного погодя мне пришло в голову, что просто так стоять, дожидаясь, пока меня заметят, смешно, и в то же время пошевелить рукой или ногой или подать голос, чтобы заявить о своем присутствии, оказалось унизительно трудно. Мой внутренний голос молил о неподвижности, все мое тело, до самой мельчайшей жилки, требовало того же, ибо только полное отсутствие движения могло спасти от гибели в логове чудовища.

Гигантским усилием воли я заставил себя сделать несколько шагов сначала влево, потом вправо, стараясь, однако, не приближаться к алтарю. При каждом шаге я так шаркал подошвами сандалий по плитам пола, что скрежет поднялся, по-моему, просто неимоверный.

Бесполезно. Все так же медленно и угрожающе колыхались безмолвные полотнища. Придется, видимо, прибегнуть к еще более отчаянным средствам. Пока я колебался, не зная, что предпринять, дуновение прохлады, смешанное с едва уловимым запахом могилы, достигло моих ноздрей. Я понял, что это дыхание паучьего подземного мира, испарения темных сырых пещер, которые бесконечными лабиринтами пронизывают глубинные основания Хагии… Но даже в этом призрачном вздохе, поднявшемся из алтарного колодца, не было и намека на движение внизу.

Не только моя собственная жизнь, но и успех всего нашего предприятия требовал, чтобы я выскочил из храма раньше, чем бог насядет на меня. И хотя ведьма желала, чтобы я проник как можно глубже внутрь храма, мне это требование казалось тактической ошибкой. Поэтому я решил, что, если святотатственного соприкосновения моих воровских подошв со священными камнями храма окажется недостаточно, чтобы выманить нашего зверя наружу, я лучше совершу богохульство еще более тяжкое, но не пойду ближе к алтарю.

– Что за славные шелковые занавесочки! – Голос мой прозвучал, как удар грома. – А отрежу-ка я себе Кусочек на плащ-другой! – проорал я снова.

Сказано – сделано: я немедленно вытащил меч из ножен, которые висели у меня на спине, и отхватил порядочный кусок шелка от ближайшего полотнища. Потом подскочил к другому и чиркнул мечом по нему – просто чтобы не останавливаться, ведь больше всего я боялся окаменеть от страха в решающую минуту.

Не успел я нагнуться за своими прозрачными трофеями, как до меня с тошнотворной отчетливостью донеслись шорох и царапанье – что-то карабкалось наверх по каменному колодцу алтаря. Лихорадочно соображая, что делать дальше, я набросил отрезанные куски шелка себе на плечи, скрыв под ними шерстяной плащ, и тут же метнулся назад, к входу в святилище.

Теперь шелковые занавеси уже точно раздувала струя воздуха, которая вырвалась из колодца, откуда в то же мгновение, точно кошмарные кактусы, выросли две ощетинившиеся шипами и колючками лапы. На секунду они замерли, изогнувшись двумя арками, на краю, а затем провал изрыгнул косматое чудовище целиком. Липкий шепот мысли титана защекотал мне спину:

– Вор! Замри! За то, что ты святотатственно нарушил покой моего храма, поплатишься своей плотью и духом!

Я надеялся, хотя и не смел рассчитывать, что он начнет с формального обвинения. Паучье отродье (если считать того, с которым мы столкнулись недавно, типичным представителем семейства), похоже, отличала слабость ко всякого рода церемониям. Может быть, они и впрямь считали себя богами. Признаться, тот, который стоял передо мной, на самом деле внушал трепет. Величиной он был как два крестьянских дома, если поставить их друг на друга, клыки копьями торчали из пасти. Острые когти выбивали сухую трескучую дробь на каменном полу, пока паук переминался с ноги на ногу, готовясь к прыжку.

– Тысяча извинений, о благородный отпрыск Великого! – ответил я учтиво, зная, что пауки всегда выслушивают до конца. – Я трепещу перед тобой! Просто я не ожидал, что бог… окажется дома! Прошу прощения и от всей души сожалею, что испортил убранство твоего храма! Вот, пожалуйста, возьми свою материю обратно!

– Твою вину нельзя ни искупить, ни загладить. Само твое существование уже есть преступление, заслуживающее смерти, ибо от тебя смердит воровством, а ни один вор, чья нога осквернила мой храм, не имеет права оставаться на земле и часа.