Книга Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь... - Татьяна Алексеева

Она в очередной раз обмакнула перо в чернильницу и принялась выводить на бумаге следующую фразу. Взгляд ее упал на лежащую рядом тонкую стопку чистых листов, но Анна поспешно отвела его и попыталась сосредоточиться на том, что пишет. Все чаще во время работы над рукописями мужа ей хотелось отвлечься и попробовать снова сочинить стихотворение. Иногда к словам, которые она выводила на бумаге, вдруг придумывались рифмы, иногда в мыслях возникали целые строчки, и ее рука сама тянулась записать их, чтобы не забыть, а потом дописать стихотворение до конца. Приходилось одергивать себя и вспоминать о решении, принятом перед тем, как выйти замуж во второй раз. Тогда Анна пообещала себе больше не писать, и ее новый супруг, сам в свое время сочинявший стихи, но бросивший это занятие, полностью одобрил ее намерение. Ахматова продержалась уже полгода, вот только чем дальше, тем тяжелее ей было бороться с собой и своим желанием творить…

Хлопнула входная дверь. Анна опять вздрогнула и принялась писать еще быстрее. Муж, как назло, вернулся почти на час раньше, а она в этот вечер сделала не так много — избежать его ворчания и взгляда пустых, словно не видящих ее глаз теперь точно не удастся! Единственный шанс на спокойный вечер — если сейчас он увидит ее погруженной в работу.

— Здравствуй, Анна! — Вольдемар вошел в комнату и аккуратно притворил за собой дверь.

— Добрый вечер, Володя, — пытаясь догадаться, в каком настроении пришел с работы супруг, ответила она.

Шилейко говорил спокойным голосом, в котором совсем отсутствовали эмоции. Недоволен он чем-то или, наоборот, чему-то рад — все его чувства были скрыты от посторонних. Анна заглянула мужу в глаза, пытаясь «прочитать» в них хоть что-нибудь, но взгляд Вольдемара тоже был холоден и бесстрастен. Впрочем, особой злости или раздражения Анна в нем не заметила, а это уже было поводом надеяться на лучшее. Может, все-таки муж настроен благодушно, и вечер пройдет в спокойной и доброжелательной обстановке?

— Ну, как прошел день? — Вольдемар приблизился к столу и наклонился над бумагами, с которыми работала его жена.

— Как обычно, переписываю вот… — ответила она, не прекращая своего занятия. — Сегодня допишу восьмую главу, и ты сможешь ее посмотреть.

— Хорошо, посмотрю. Много еще осталось? — безразличным тоном спросил Шилейко.

— Да нет, не очень, я тебе дам, когда закончу, — уклончиво ответила Анна.

— Хочешь сначала доделать, а потом ужином заняться? — поинтересовался Вольдемар все так же равнодушно и чуть капризно поджал губы.

Анна мысленно обругала себя. Ну, конечно же, супруг пришел голодный, днем он наверняка забыл пообедать, а может, и не нашел для этого времени, а теперь ему хочется есть! Она так и не научилась думать о самых элементарных желаниях тех, кто жил рядом с ней. Сама-то очень часто бывала настолько увлечена стихами, что забывала и об обеде, и об ужине, но, несмотря на это, не особо и мучилась голодом, поэтому никак не могла привыкнуть к тому, что для других людей ничего не есть весь день куда более тяжкое испытание. Из-за этого у них и с Николаем ничего не сложилось. В том числе из-за этого…

— Ужин есть, я сейчас разогрею! — Она отложила перо и вскочила со стула. — Подожди минуточку!

Вольдемар промолчал. Он придвинул к столу другой стул, уселся на него и положил перед собой бумаги, с которыми работала Анна. Та поспешно вышла из комнаты. Еще одна ее оплошность: надо было все-таки сначала дописать страницу до конца, сложить все бумаги стопкой и только после этого заняться ужином! Тогда Вольдемар скорее всего не стал бы трогать аккуратную стопку бумажных листов, а просто дождался бы ужина. Теперь же он просмотрит сделанную ею работу и наверняка отругает ее за то, что она переписала слишком мало страниц!

Но изменить допущенную ошибку было уже невозможно. Если бы Анна сразу вернулась к бумагам, это точно вызвало бы недовольство Вольдемара. Оставалось одно: идти на кухню, заниматься ужином и надеяться, что муж не станет сердиться на нее слишком сильно.

Возня с ужином отняла у Анны совсем немного времени. В другой раз она бы обрадовалась этому, но теперь ей страшно не хотелось возвращаться к недовольному супругу, и она до последнего момента придумывала себе разные мелкие дела. Вытерла стол, повесила на стену кухонные полотенца, разложила по местам спички, тряпки и другие мелочи. Выглянула зачем-то в окно, посмотрела на темнеющее вечернее небо, на спешащих по улице прохожих, а потом принялась раскладывать по тарелкам сваренную в мундире картошку и резать хлеб. Накрыв на стол и разложив строго по местам вилки, ненужные для картошки ножи и салфетки, Анна еще с полминуты неподвижно постояла возле стола, глядя, как от горячей еды на тарелках поднимаются клубы пара. Но тянуть время дальше было нельзя — еще немного, и картошка начала бы остывать. К тому же, пока Анна занималась ужином, ей тоже захотелось есть: голод, не беспокоивший ее весь день, теперь заявил о себе с неожиданной силой.

В последний раз оглядев кухню и убедившись, что ничего не забыла, она вернулась в кабинет мужа. Тот сидел за столом в той же позе, в какой Анна оставила его, и держал в руках один из исписанных ею листов бумаги. Лицо его было все таким же невозмутимым и не выражало никаких эмоций.

— Володя! — позвала его Анна, безуспешно пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Все готово, пойдем ужинать!

Шилейко все с тем же каменным выражением лица положил бумагу на стол и медленно поднялся. Не взглянув на жену, он прошел мимо нее в кухню, сел за стол и придвинул к себе тарелку. Анна заняла стул напротив и тоже принялась есть, почти не чувствуя вкуса картошки. Голода она тоже больше не ощущала — ей было совсем не до этого. Последняя слабая надежда на то, что вечер пройдет в доброжелательной атмосфере, рухнула. Муж все-таки был не в настроении.

До конца ужина супруги не сказали друг другу ни слова. Вольдемар первым закончил есть, отодвинул от себя тарелку и молча встал из-за стола. Анна проследила за ним взглядом, но он вышел из кухни, ни разу даже не оглянувшись на нее. Бежать следом за ним не стоило: Анна уже знала по опыту, что это тоже может рассердить мужа. Она доела оставшуюся в тарелке картошку, убрала со стола грязную посуду и лишь после этого тоже отправилась в кабинет. Шилейко сидел за столом, склонившись над развязанной папкой с бумагами, которую принес из библиотеки. В руке он держал перо и в тот момент, когда Анна вошла в комнату, начал делать на одном из листов какие-то пометки. Она в нерешительности остановилась посреди кабинета, снова не зная, как себя вести. Раз супруг занял место за своим столом, значит, работу ей уже не продолжить. Но если она не доделает то, что обещала сделать в этот день, Вольдемар обидится. Хотя он уже обиделся, это и так очевидно!

Попытавшись успокоить себя мыслью, что хуже все равно уже не будет, Анна достала из шкафа первую попавшуюся книгу и села с ней на диван. Лучше уж читать что-нибудь, и не важно, что это за книга! Лишь бы не сидеть без дела в мучительном ожидании, когда Шилейко оторвется от своих записей и решит высказать ей очередные претензии. Покосившись на неподвижную ссутулившуюся спину Вольдемара, который продолжал что-то писать, Анна опустила глаза на лежащую у нее на коленях книгу. Взгляд ее пробежал по раскрытым страницам, и она невесело усмехнулась: безжалостный муж, даже полностью погруженный в свои дела, продолжал ее мучить! Это была его собственная монография, изданная три года назад и посвященная расшифровке древних шумерских надписей на глиняных табличках. Анна уже читала эту монографию, когда они с Вольдемаром только поженились, и даже немного пообсуждала ее с ним, стремясь сделать ему приятное. Но самой ей пересказ надписей, сделанных на давно забытом мертвом языке, был не интересен, и она ни за что не стала бы перечитывать монографию мужа по доброй воле.