Книга Остров Южный Камуи - Нисимура Кетаро

Слушая его, Тасака думал о другом — о другом мёртвом детском тельце, ещё меньше этого, и о другой, ещё более страшной смерти. Он видел это скрюченное в грязной воде наподобие креветки тельце двухлетней девочки с застывшими, окостеневшими ручками и ножками, её искажённое гримасой агонии личико. Отчего-то этот образ накладывался на образ детского тела, который был сейчас у него перед глазами. Наконец Тасака повернул своё побледневшее лицо в сторону хозяйки дома. Она присела на корточки у двери и отсутствующим взглядом уставилась в потолок, будто разглядывая один из висящих там самолётиков.

— Почему вы решили, что это самоубийство? — спросил Тасака.

Кёко Игараси судорожно передёрнула плечами и перевела взгляд на него.

— Мальчик покончил с собой.

— В таком случае скажите, почему вы думаете, что это самоубийство. На каком основании? Я слушаю.

Тасака спрашивал жёстко, как на допросе, и Оно поспешил задать другой вопрос, чтобы смягчить впечатление:

— Вашему сыну было лет пять или шесть?

— Шесть, — отвечала Кёко, не сводя глаз с кроватки.

Оно нарочито ровным тоном заметил:

— Трудно предположить, что такой маленький ребёнок может совершить самоубийство. Может быть, он всё-таки по ошибке проглотил эту клёцку с крысиным ядом?

— Нет, — отрицательно покачала головой Кёко. — Он знал, что их есть нельзя.

— Потому вы и решили, что это самоубийство? — резко повторил вопрос Тасака, считая, что Оно только зря тянет время, ведя допрос? опрос в такой мягкой форме. Кёко что-то ответила, но так тихо и невнятно, что было не разобрать. Не расслышав, он громко сказал:

— Давайте-ка ещё раз поотчетливей.

Тасака понимал, что Оно будет недоволен такой манерой ведения дела, но не мог сдержать обуревавшие его эмоции. Оно, конечно, его чувств не понять, да ему и самому не хотелось бы, чтобы напарник их понял…

Кёко пустыми глазами посмотрела на Тасаку.

— Он написал предсмертную записку.

— Предсмертную записку?!

Тасака и Оно переглянулись. Шестилетний мальчик написал предсмертную записку! Может ли такое быть? Бывает ли вообще такое?

Кёко молча вышла из комнаты и вернулась с листом из альбома для рисования в руках. На листе пастельным карандашом был нарисован самолётик, с виду пассажирский реактивный лайнер.

Снизу была подпись: «Папин реактивный самолёт». И картинка, и подпись вполне соответствовали возможностям шестилетнего мальчика. Но то была всего лишь картинка.

— Это и есть предсмертная записка? — поднял бровь Тасака, на что Кёко тихо ответила:

— А вы посмотрите на обратной стороне.

На другой стороне листа картинок не было — только строчка, написанная синим карандашом: «Я отправляюсь к папе».

И больше ничего. Не зная, что и думать, затрудняясь с ходу истолковать надпись, Тасака и Оно снова переглянулись.

— И что это значит? — спросили они.

Большие глаза Кёко внезапно стали влажными от слёз и она стала торопливо рассказывать, будто её вдруг прорвало:

— Да, мальчик отправился к нему. Когда я вернулась с работы, он уже был мёртв. А этот листок лежал рядом. Это он оставил для меня предсмертную записку. Его отец был лётчиком. В прошлом году он погиб в авиакатастрофе. Когда мальчик меня спросил, где папа, я ему сказала, что папа сейчас в раю. Вот он, наверное, и решил, что если умрёт, то попадёт прямо к папе в рай. И тогда он взял эту клёцку с крысиным ядом — я ведь сказала, что от этого можно умереть…

Кёко вдруг разразилась бурными рыданиями.

Отец — лётчик, погибший в авиакатастрофе. Молодая мать говорит ребёнку, что отец сейчас в раю. И мальчик кончает с собой. От такой истории точно слеза прошибёт, — подумал Тасака.

Чем дольше Тасака слушал рассказ актрисы, тем больше чувствовал в нём фальшь. Даже когда она зарыдала, взгляд инспектора остался холоден и спокоен. Возможно, это всё только камуфляж… Скандальная актриса в конце концов прежде всего именно актриса. Ей ничего не стоит залиться слезами, чтобы разжалобить сурового следователя.

Впрочем, Тасака заметил про себя, что смотрит на хозяйку дома более пристрастно и сурово, чем того требуют обстоятельства. Но вся его натура восставала против того, чтобы преодолеть это отношение. Было в этом ощущении внутреннего протеста нечто такое, что и самого Тасаку повергало в безрадостное настроение.

Не ведая о мрачных раздумьях и ощущениях напарника, Оно тем временем с выражением предельного сочувствия и внимания на лице стал слушать подробный рассказ бессильно распростёртой актрисы.

По словам Кёко получалось, что, хотя до сих пор ходило множество скандальных сплетен и пересудов о её романах с разными мужчинами, в действительности она любила только одного — лётчика Г. И он разбился год тому назад в авиакатастрофе.

— Сегодня как раз день рожденья нашего сыночка, — сказала Кёко, прикусив губу, — ему исполнилось шесть лет. Я по этому случаю раньше пришла с работы — и вот…

Она снова разрыдалась, горестно повесив голову. Оно, поморгав, отвёл взгляд. Тасака же, наоборот, ещё больше ожесточился, считая, что мелодрама заходит слишком далеко. «Не может такая женщина испытывать настоящую любовь!» — говорил себе он. Она небось и сына своего не любила. И все эти слёзы — сплошное притворство…

В конце концов Тасака и Оно решили вернуться в управление, прихватив с собой «предсмертную записку».

На улице по-прежнему шёл мелкий снег.

— Вот ведь погодка! — передёрнул плечами Оно, взглянув на небо.

Легонько постучав по внутреннему карману, где лежала «предсмертная записка» мальчика, он заметил:

— Насчёт этой записки… Что-то здесь не так: шестилетний мальчик пишет предсмертную записку и кончает жизнь самоубийством… Ты как полагаешь?

— Конечно, никакое это не самоубийство, — решительно отрубил Тасака.

Именно к такому выводу он пришёл в процессе общения с госпожой Кёко Игараси.

— Значит, ты тоже так думаешь? — довольно улыбнулся Оно. — Мне кажется, смерть произошла в результате несчастного случая.

— Нет! — сказал Тасака, вперившись в вечернее небо, усеянное падающими снежинками, будто хотел выплеснуть всё наболевшее на сердце. — Это убийство. Она убила мальчика.

— Убийство? — широко открыл глаза Оно.

Видимо, предположение Тасаки не вязалось с его собственным заключением.

— Почему ты так думаешь?

— Такая женщина может хладнокровно убить собственного ребёнка, — ответил Тасака. Он и сам понимал, что такое суждение слишком резко и скоропалительно, но по-другому сформулировать не мог. Ведь не мог же он объяснить Оно, что тут тянутся нити и к его прошлому. Впрочем, по выражению лица Оно было видно, что он кое о чём догадывается.