Книга Смерть ради смерти - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаю, Николай Адамович, знаю. Сказать пока не могу,но знаю совершенно определенно, что ваши шансы на должность замминистра намноговыше. Вы ведь уже имели возможность убедиться, что мои источники информациивесьма надежны. Помните историю с Институтом медицинской радиологии? Я вам ещеза полгода сказал, что будет скандал и Русакова выгонят с треском. Так ислучилось, потому что это была запланированная акция, а не случайность. Но есливы мне все-таки не верите, я готов еще раз представить вам все данные по нашейантенне: научный отчет, дневник апробации, результаты испытаний.
– Нет-нет, – торопливо отозвался Томилин, –не нужно. У меня все равно нет времени этим заниматься. Но я вас все-такипопрошу, проверьте все еще раз. Мало ли как жизнь обернется, нужно, чтобы всядокументация была в идеальном порядке. Договорились?
– Конечно, Николай Адамович, если вы настаиваете.
Полковник Гордеев был, как всегда, прав. Плохого настроенияНасте хватило ровно настолько, чтобы доехать до дома. Уже поднимаясь в лифте надевятый этаж, она подумала о том, что зря так взбрыкнула и нагрубила Колобку,сказала, что не придет в контору, пока не разберется с Институтом итаинственными эллипсами на карте. Но уж коль он не стал настаивать и спониманием отнесся к ее капризу, нужно постараться использовать свободныеполдня с максимальной пользой.
Дома она быстро переоделась, скинув элегантный иумопомрачительно дорогой костюм и надев свои любимые джинсы и свитер, ипозвонила Леше в Жуковский. Он безропотно воспринял просьбу приехать к нейнемедленно и даже как истый джентльмен поинтересовался, не нужно ли привезтипродуктов.
– Не нужно, солнышко. Я сейчас схожу в магазин и дажепопробую что-нибудь приготовить. Я подумала, что, может быть, мы с тобой успеемдобежать до загса, если он еще не закроется к тому моменту, как ты до менядоберешься.
– Ты… серьезно? – осторожно спросилЧистяков. – Я, честно признаться, спрашивать боялся, вдруг ты передумала.
– Леша, ну не делай ты из меня чудовище, – шутливовзмолилась она.
– А кто же ты? – резонно возразил он. –Красная Шапочка, что ли? Четырнадцать лет голову мне морочила. Чудовище и есть.
Толстая, базарного вида, тетка в загсе долго изучалазаполненные ими бланки заявлений, и с ее раскрашенного, как ярмарочнаякарусель, лица не сходило выражение подозрительности.
– Первый брак? – недоверчиво переспросила она,глядя на Настю.
– Первый, – подтвердила Настя.
– Шестидесятого года рождения?
– Шестидесятого.
Тетка покачала головой и вперилась в Лешино заявление.
– И у вас, молодой человек, первый брак?
– И у меня первый.
– Ни у кого из вас нет детей? – продолжала онапристрастный допрос, хотя все, что ее интересовало, было написано в заявлениях.
Настя собралась уже было сказать какую-нибудь очевиднуюглупость типа: «Там же все указано, что ж вы спрашиваете», но вовремяодумалась. Она сообразила, что толстая тетка просто не понимает, как этоневзрачной замухрышке-милиционерше удалось подцепить доктора наук, профессора,которого не надо предварительно разводить и который не будет потом много летплатить алименты первой жене. Разве она может знать, что Настя «подцепила»Лешку Чистякова во время экзамена по математике в конце девятого класса. Тогдаона, сдав письменную работу, не ушла из школы, а пристроилась в коридоре у окнаи попыталась решить экзаменационное задание другим способом, не заметила, какувлеклась и нашла не одно, а целых три альтернативных решения, а когдаспохватилась, уборщица уже гремела ключами и ведрами.
– Эвона, не ты один такой, – услышала Настя еегромкое добродушное брюзжание. – Еще одна пигалица потерялась, дорогудомой никак не найдет.
Она подняла глаза от тетрадки и увидела рядом с уборщицейдлинного нескладного рыжего парня из параллельного класса, который понуро брелрядом с маленькой пожилой женщиной и, казалось, был выше ее ростом раза в два.
– Я уж и входную дверь заперла, слышу – в кабинетефизики кто-то поет, соловьем заливается, да складно так, прямо за душу берет.Думала, радио, – доверительно обратилась она к Насте. – Захожу –батюшки мои! Сидит, в приборе ковыряется и поет себе, как будто его родителидома не ждут. Небось не емши цельный день, физик? Пошли, пошли, чего плетешься.Завтра прибор свой доломаешь. И ты, пигалица, складывай тетрадки, время-то ужвосьмой час пошел.
Они вместе пошли по школьному двору к трамвайной остановке.
– Ты из девятого «Б»? – спросила она рыжего парня.
– Угу, – угрюмо буркнул он. – А ты?
– А я из девятого «А».
– Что-то я тебя не помню. Ты новенькая?
– Нет, я вместе со всеми начинала, с первого сентября.Просто я незаметная, поэтому ты меня не помнишь.
– Кто сказал, что ты незаметная?
– Папа. Он в этом разбирается.
– Чушь. Передай своему папе, что он ничего не понимаетв девчонках.
Лешка Чистяков и в шестнадцать лет уже был джентльменом.Может, этим он и обратил на себя ее внимание?
– А чего ты в школе задержалась? – спросил он.
– Экзаменационную задачку решала.
– А что на экзамене? Не успела?
– Почему, успела. Другие варианты искала.
– И как? Нашла?
– Нашла. Даже не один, а три…
Они застряли в скверике неподалеку от школы еще на полторачаса, горячо обсуждая варианты решения задачи. Дважды чуть не поссорились.Дважды мирились и торжественно пожимали друг другу руки. Опомнились толькотогда, когда начало темнеть.
– Меня дома убьют, – в ужасе охнула она.
– Хочешь, я пойду с тобой? – мужественно предложилон. – Скажу, что я во всем виноват, меня не убьют.
– Нет, я сама, – покачала она головой. – Меняпапа всегда учил за чужую спину не прятаться. И потом, если и попадет, так задело. Я же виновата, чего ж теперь трусить.
– Ты – классная девчонка! – с восхищением произнесрыжий. – Между прочим, тебя как зовут?
– Настя.
– А меня – Алексей. Можно просто Лешка.
Это было восемнадцать лет назад… Все равно он для нееостался «просто Лешкой», несмотря на ученые звания и престижные международныепремии. В первый раз он делал ей предложение, когда им было по двадцать. Потом,когда ей было двадцать три, она влюбилась без памяти. Она сходила с ума. Онапочти теряла рассудок. Лешка стойко перенес ее измену, хотя как раз тогда унего появились первые седые волосы. Он умел ждать. В двадцать пять онауспокоилась, взяла себя в руки, поняв, что безответная любовь в данном случаеунизительна для нее и обременительна для того, кого она любила. Больше онаЧистякову сюрпризов не преподносила, а если у нее и возникал интерес к другиммужчинам, то она старалась, чтобы Лешка этого не знал.