Книга Глаза убийцы - Джон Сэндфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но порезы…
— Ну да. Психиатры настоящие уроды. Они могут посоветовать тебе, как разговаривать с другими людьми, как решать личные проблемы, но им не понять, что происходит у тебя в голове, пока что-то подобное не случается с ними самими. Да, я могла выпрыгнуть из окна. Да, я могла застрелиться. Но мне это даже не пришло в голову. У меня была…
— Навязчивая идея.
— Да. Именно так, — с улыбкой сказала Кэсси. — Гляди-ка, а ты понимаешь! Театр полон историй о самоубийствах, и почти всегда в них присутствует нож. У меня ничего не вышло, я все сделала неправильно. Нужно было резать вдоль, а не поперек, или возле локтя, но я тогда этого не знала. Я могла воспользоваться осколками стекла, они очень подходят для таких целей, но и это мне не было известно.
Дэвенпорт содрогнулся.
— Стекло. Однажды я это видел. Нет, даже не пытайся резать себя стеклом.
— На будущее буду иметь это в виду, — сухо сказала Кэсси.
— Итак, ты пыталась покончить с собой.
— Да. Я разрезала запястья, сидела и плакала, пока не вернулся мой друг. В больнице даже не стали делать переливание крови, — сказала Кэсси. — Мне повезло. Это было в те времена, когда запасы крови были заражены СПИДом. Впрочем, когда спишь с актерами, всякое может случиться.
— Боже, это меня обнадеживает…
Он опустил глаза и посмотрел на себя.
— Наверное, нужно окунуть твою штуку поглубже в лизол, — предложила Кэсси.
— Лизола у меня нет, есть только средство для чистки плиты, — сказал он и рассмеялся.
Женщина улыбнулась и погладила его по колену.
— А ты что собирался сделать? Использовать пистолет?
Дэвенпорт довольно долго смотрел на Кэсси и наконец кивнул.
— Да. У меня в подвале есть сейф, где хранится оружие. Иногда мне кажется, что оно испускает сияние. Или притягивает к себе, обладает магнетизмом. И где бы я ни находился, пусть даже на другом конце Миннеаполиса, я чувствую его присутствие. Я постоянно ношу с собой пистолет, но мне и в голову не приходило им воспользоваться. А вот оружие, запертое в сейфе, манит меня к себе.
— Ты когда-нибудь спускаешься вниз, просто чтобы посмотреть, потрогать его? Засунуть дуло в ухо?
— Нет. Я бы почувствовал себя глупо, — ответил Лукас.
Кэсси откинула голову назад и рассмеялась, но радости в ее смехе не было — она слишком хорошо понимала Лукаса.
— Мне кажется, многим удается избежать самоубийства потому, что они боятся почувствовать себя дураками. А еще они пытаются представить себе, как они будут выглядеть потом. Ну, если повеситься…
Она обхватила горло руками, скосила глаза и высунула язык.
— Господи, — сказал Лукас и снова рассмеялся.
Кэсси посерьезнела.
— Подобные мысли появились у тебя после того, как все вокруг стало причинять боль?
— Нет. Просто я был не в состоянии справиться с той бурей, что на меня обрушилась. Я не мог спать: в моем сознании крутились безумные эпизоды, девять миллионов мыслей стучали в голове, и мне не удавалось их прогнать. Всякая ерунда. Ну, ты знаешь, имена людей из твоего выпускного класса или фамилии игроков хоккейной команды и множество другой бессмысленной чуши, но ты сходишь с ума из-за того, что тебе не удается вспомнить всех.
— Да, знакомая картина, — кивнула женщина.
— Но больше всего я думал о пистолетах, потому что для меня не было никакой разницы, буду я жить дальше или умру. Как если бы орел означал жизнь, а решка — смерть. И если ты много раз подбросишь монету, рано или поздно решка обязательно выпадет.
Кэсси кивнула.
— В Нью-Йорке я была знакома с одним парнем — он играл в русскую рулетку с револьвером. Один раз в год он крутил такую штуку…
— Барабан.
— Да. Потом засовывал дуло в рот и спускал курок. Обычно он делал это на Рождество. И говорил, что это помогает ему прожить следующий год.
— И что с ним стало? — спросил Лукас.
— Не знаю. У нас были не очень близкие отношения. Но когда я в последний раз была в Нью-Йорке, он все еще был жив. И я никак не могла понять — везучий он человек или нет.
— Хм.
Кэсси закинула руки за голову и потянулась, и они с минуту лежали рядом в приятном молчании.
— А в твоем сознании звучал голос, комментировавший твои терзания? — наконец спросила Кэсси.
— Да. Наблюдатель. Словно рядом постоянно присутствовал критик. Мой личный журналист.
Она захихикала.
— Мне никогда не приходила в голову такая формулировка, но так оно и есть. Как будто большую часть моего сознания отрубают ножом для резки хлеба…
— Проклятье, хлебным ножом?
— Да, с зубцами.
— О господи…
— И хорошей марки, «Золинген».
— Господи, Кэсси…
— Так или иначе, но большую часть отрезают, а тихий голосок ведет репортаж, наподобие Си-эн-эн. Немного скептически.
— Господи.
Он погладил Кэсси от пупка до груди, а потом двинулся вниз, к внутренней части бедра.
— Жутко, правда? Но я рада, что тебе становится лучше.
— Я в этом пока не уверен.
— О нет, ты уверен. — Она похлопала по постели. — Ты здесь. А когда у человека депрессия, его сексуальная жизнь прыгает в машину и уезжает в Чикаго. Я участвовала в групповой терапии, и мужчины говорили, что все происходит именно так. Дело не в том, что они не могли, просто мысль о сопутствующих сложностях делала секс невозможным. Именно секс исчезает в первую очередь. А когда он возвращается, можно уверенно говорить об улучшении.
В одиннадцать часов зазвонил телефон. Лукас проснулся отдохнувшим, с ясной головой. Он начал перекатываться к краю кровати, чтобы снять трубку, и вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть. Он крепко спал, ему что-то снилось, и он почти забыл…
Кэсси лежала на животе в чем мать родила, лишь бедра были прикрыты простыней. Волосы обрамляли ее лицо, и свет, пробивающийся сквозь щели в жалюзи, освещал чувственные изгибы спины от самой шеи и до проступающего под тканью копчика. Лукас протянул руку, отметив, что телефон звонит уже в четвертый или пятый раз, и осторожно спустил простыню к ногам.
Кэсси тут же натянула ее обратно.
— Ответь, — проворчала она, не поворачивая головы.
Лукас усмехнулся, направился на кухню и снял трубку после шестого звонка. Диспетчер.
— С вами хочет поговорить Майкл Беккер, — сказала она. — Вы будете с ним разговаривать?
— Да.
Послышался щелчок, и после короткой паузы раздался голос Беккера: