Книга За храбрость! - Андрей Владимирович Булычев

в нестроевых спустит, – хохотнув, сказал Блохин. – У него ведь там не забалуешь. Через полгода Рыжий поротый и с горбом ковылять будет.

– Братцы, ну ладно вам, ну вы чего? – с дрожью в голосе проговорил Степан. – Понял я всё, прощение просим. Ну куда же я без вас? Мы же с вами вместе в штыковую. Мы же из одного котла сколько ели? Виноват, чего уж там говорить. Поправлюсь.

– Ну-ну, поглядим, – хмыкнул Тимофей. – Ладно, ребята, коней отведём к выпасу, стреножим – и к костру. Там уже, небось, Балабанов всё нам сготовил.

В сгущавшихся сумерках вся предгорная часть долины была усыпана кострами. Драгуны шли между ними к своему месту, солдатские артели поужинали и теперь устраивались поудобнее для ночного отдыха. Слышался негромкий говор и покашливание.

– Застудились ребятки, – проговорил шедший рядом Кошелев. – Война-то как следует ещё даже не началась, а уже, говорят, десятка полтора под камнями схоронили. Чего бы солдатам шинель не разрешить на себе нести? Неужто же начальство не знало, что в горах в это время такое творится? Нет ведь, как на парад, в летнем мундире погнали.

– Приказ был, Васильевич, лишнего на себе не нести, – ответил Тимофей. – Только лишь ружьё и по сорок зарядов в патронной сумке. Всё остальное в обозе за войском ехало. Их сиятельство заботу о солдате проявил, чтобы он налегке по горам шёл и меньше утомился. А на деле, видишь, как оно вышло.

– Заботу, – проворчал тот. – А ежели турка сейчас вдруг нагрянет. Мы-то ладно, сдюжим, а вот кони? Их даже рысью не заставишь теперь скакать. От силы только самым лёгким аллюром да саженей двести. В карьер бросить и думать даже не моги. Кавале-ерия!

Около артельного костра суетился Балабанов. Постелив на каменистую землю попоны, драгуны сели в тесный кружок.

– Елистрат, подавай! – Гончаров махнул рукой. – Помощь тебе нужна?

– Са-ам спра-авлюсь, – протянул тот и, поднатужившись, снял с костра большой котёл.

После трёхнедельного перехода отряд под командой Гудовича шестого мая 1807 года подошёл к Ахалкалаку. Это была небольшая, но сильная по меркам этого времени крепость. Её гарнизон состоял из двух тысяч опытных воинов, а на стенах было выставлено более пятидесяти разнокалиберных пушек. Высокая толстая каменная стена венчалась двумя ярусами бойниц с зубчатыми укрытиями для стрелков наверху.

Всё это рассматривал дозор драгун, перейдя вброд небольшую речку.

– Чего там у тебя получается, Тимофей?! – крикнул Копорский. – А ну-ка! – И подъехал ближе. – Дай гляну.

Унтер-офицер вставил карандаш в гнездо внутреннего кожаного листа сумки, закрыл её и протянул изрисованный лист подпоручику.

– Ого, смотри-ка, и правда похоже. А я гляжу, ты, помимо пистольных ольстредей, на себя ещё чего-то эдакое нацепил. Думал, такая лядунка, что ли? В строю хоть не носи её, в походе-то ладно. К пистолям-то вашим, что на себе таскаете, давно уже привыкли, а тут ещё чего-то появилось.

– Удобная эта вещь в походе, ваше благородие, – заметил Гончаров. – Особенно для того командира, которому писать много приходится.

– Ну-ну, носи, коли удобная, – согласился Копорский. – Только тут вот ещё одну насыпь укажи. – Он ткнул пальцем в бумагу. – И то, что турки ворота с внешней стороны на две трети камнями завалили. Понятно почему?

– Чтобы ядром не пробили?

– Именно. Самое слабое место в крепостях – ворота. Помнишь, как в Нухе их пушкой сбили, а потом и мы все через огонь пробежали? Да-а, а ведь самое слабое место и тут тоже были бы ворота. – Он с сожалением покачал головой. – Но вот же, укрепили. Чанов! – позвал подпоручик, и к нему подъехал драгун. – Сейчас, как только Тимофей допишет и дорисует, возьмёшь у него ту бумагу, крикнешь с собой двоих, и скачите быстрее к полковому командиру. Доложишь господину подполковнику, что у тебя донесение с рисунком и схемой укреплений от передового дозора. Потом обратно к нам.

– Слушаюсь, ваше благородие. – Иван козырнул. – Калюкин, Вотолин, ко мне подъезжайте!

Целый день русское войско подтягивалось к крепости и обкладывало её. Расположив в двух верстах от северной стены осадной лагерь, русский главнокомандующий послал коменданту требование о сдаче. Никакого ответа на это, однако, не последовало. Раздражённый Гудович вторично написал коменданту письмо, в котором говорилось: «В последний раз советую вам и требую, чтобы вы сдали мне крепость немедля, иначе вас ожидает неминуемая гибель. Представляю в пример то, что многие турецкие крепости с их многочисленными гарнизонами и артиллерией не смогли устоять против высокославных российских войск, коими я тогда начальствовал и теперь же командую. Я взял их штурмом, где от одного упорства кровь наших собратий пролита реками. Анапа, Суджук-кале и Хаджибей примерные тому свидетели. Показав вам, что воевать я умею, ещё раз обращаюсь к вашему человеколюбию и уверяю вас моим словом, что в случае вашей покорности вы сами будете отпущены, а гарнизон получит пощаду».

Похоже, Гудович искренне верил, что одно только упоминание его имени побудит турок к сдаче. Но и второе его письмо осталось также без ответа. Граф был в гневе и приказал начать бомбардировку. Два дня гремела канонада, однако нанести критических повреждений укреплениям не удалось. Блокировать крепость далее не было ни средств, ни времени, и Гудович решил идти на приступ.

Вечером восьмого мая командиры зачитывали генеральную диспозицию штурма.

– …Три штурмовые колонны строятся в определённых им общей диспозицией местах… – долетало до стоявшего в шеренге Тимофея. – …Первая колонна генерала Тихонова и Гудовича идёт на предместье, а потом на стену, третья генерала Портнягина на стену и цитадель…

– Гляди-ка, вторую колонну сам сын командующего поведёт! – воскликнул Антонов. – Молодой же совсем, али он отличиться хочет?

– Тихо ты, Гераська! – рявкнул Гончаров. – Про нас вон говорят! Слушай!

– …Общий резерв в семьсот пехотинцев и драгуны Нарвского полка под командой генерал-лейтенанта Розена готовятся поддержать успех атакующих… – долетело от зачитывавшего диспозицию штабного офицера. – Для охраны вагенбурга[16] и эрзерумского направления определяются казачьи полки Богачёва и Агеева…

Грохот двухдневной канонады стих, и над землёй повисла тишина. Лишь время от времени слышалось ржание коней да поскрипывали оси пушек, выкатываемых ближе к стенам. Начальство дало людям отдохнуть до полуночи, после этого всем надлежало выходить к предписанным по диспозиции местам и ждать команды.

– Костры не тушить! Костры не тушим! – слышалось от пробегавших по лагерю офицеров. – Побольше дров в них подкиньте, чтобы дольше горело. Пускай турки думают, что мы в лагере!

– Пошли за конями, ребята, – махнув рукой, позвал Гончаров и потопал к той поляне, где они содержались под охраной.

Выправив подхвостник, он подвинул седло ближе к холке, поднял потник рукою, чтобы он вошёл в