Книга Отец моей малышки... за кафедрой! - Лючия фон Беренготт

Я сурово киваю.

– Она не даст нам жизни, поверь мне. Уверен, что уже сейчас она продумывает свой следующий шаг… выискивает способы навредить тебе или Машеньке… Причем, она научилась придумывать их филигранно – так, чтобы не попасться самой. Уверен, она будет вредить нам, даже если засадить ее за решетку. Академические мозги и годы аналитической работы не проходят даром.

– Но как же… это ведь убийство! – шепчет она, делая страшные глаза. – На твоих руках будет кровь! Это грех, Саша!

Я вздыхаю, злясь на себя – не надо было вообще говорить ей об этом! Пусть бы пребывала в счастливом неведении о том, на что я готов ради безопасности моей семьи.

– Я попробую сначала все остальные варианты. Посоветуюсь со своим адвокатом – возможно, он подкинет мне пару-другую более милосердных вариантов. Но, если ничего путного не предложит, я найду Аллу и придушу вот этими вот руками. Потом как следует помою их и забуду об этой дряни навсегда. А Владислав поможет мне замести следы.

Моя Лиля мотает головой.

– Нет, я категорически не согласна! – шепчет она, оглядываясь на дочь. – Нельзя убивать кого-то, только потому что он тебе мешает жить! Засади ее в тюрьму, в психушку, вышли из страны – что угодно, только не самое страшное! И тем более ничего такого нельзя делать своими руками!

– А если завтра она подрежет тормоза на твоей машине? И ты с Машей или твоя мать влетите на полной скорости в дерево? Ты согласна рискнуть своей жизнью ради того, чтобы не брать грех на душу?

Она молчит. Насупилась, смотрит на меня из-под своих пушистых ресниц и молчит, словно я ее обидел. Не выдерживаю, тянусь к ее губам, но одергиваю себя под Машенькиным строгим взглядом. Твоя взяла, принцесса – не буду.

– Собирайтесь! – хлопаю по столу, желая сменить тему. – Едем в университет.

– Утицца? – радостно подскакивает Маша.

– Кто учиться, а кто и играться. А кто вообще – лекцию читать.

– Думаешь, это безопасно сейчас? – сомневается Лиля. – А вдруг Алла опять… – и осекается под моим торжествующим взглядом.

– Ага! Поняла, каково оно – жить в опасности? Хочешь так всю жизнь бояться выйти на улицу или отправить ребенка в детский сад?

Она опускает голову.

– Вот то-то же. А вообще, хватит думать об этом. Это мои проблемы – разобраться с этой ненормальной.

После завтрака мы собираемся и едем в университет. Я решаю, что это безопаснее, чем оставлять Лилю с Машей одних дома. Пусть у нас в поселке охрана, пусть сам дом на сигнализации, но у меня под боком моим девочкам будет спокойнее. Так я надеюсь, во всяком случае.

– Никого в сад не пускать. Я пришлю дополнительную охрану и попрошу вас разместить ее на всех входах. О всех желающих навестить детей сообщать мне немедленно, – инструктирую директрису детсада, с удовлетворением оглядываю ее массивную фигуру, достаточную для того, чтобы закрыть грудью как минимум один вход.

– Слушаюсь! – по-военному чеканит женщина. – Что за опасность? Теракт?

– Бывшая любовница, – честно отвечаю. – Гадит и может навредить ребенку.

– Ясно! – без тени усмешки кивает она. – Будем смотреть в оба, Александр Борисович. А если кто явится – пожалеют, что на свет родились.

От ее слов становится спокойнее. Машенька под контролем, за Лилей на ее паре будет «смотреть в оба» присланная Владиславом охрана, а после обеда мой адвокат обещал приехать вместе с частным детективом, который принесет мне выкладки по плану поиска пригретой на моей груди гадюки.

С лучезарной улыбкой я обещаю директрисе роскошный бонус и прибавку к зарплате и спешу на свою первую лекцию.

– Как я уже упоминал, предпосылками возникновения маркетинга в конце девятнадцатого века был так называемый «дикий рынок». Неорганизованная конкуренция, игнорирование потребностей потребителя, концентрация промышленного и торгового капитала, монополии… и так далее в том же духе, – неопределенно закончив перечисление всего, что только могло прийти мне в голову, я незаметно скашиваю глаза на телефон.

Еще пять минут до перерыва, во время которого можно будет позвонить Лиле и узнать, все ли с ней в порядке. Еще пять минут…

– Этапы развития маркетинга как науки тесно связаны с этапами развития рынка и рыночной ориентацией деятельности фирмы…

Четыре минуты.

– Первый этап связан с ориентацией на производство…

Три. Две.

– Второй этап – с ориентацией на сбыт. Фирмы стали применять различные методы реализации своей продукции, частью весьма агрессивные…

Одна минута. Бинго!

– Уважаемые слушатели, продолжение лекции ровно в одиннадцать пятнадцать. Опоздавших просьба не трудиться возвращаться – двери будут на замке.

Не дожидаясь реакции зала, я разворачиваюсь и ухожу в подсобку, на ходу доставая телефон. Тыкаю в уже занесенный в контакты номер и замираю, вслушиваясь в долгие гудки.

Лиля не отвечает. Все еще совершенно спокойно я снова набираю и снова вслушиваюсь.

После пяти или шести гудков включается автоответчик – строгий и официальный Лилин голос сообщает, что в данный момент подойти к телефону она не может, а потому… «Пелезваните попоззе!» – весело орет в трубку Маша, и от этого контраста рот невольно растягивается в улыбке.

Но лишь на секунду.

Уже совсем не спокойно, и я молча пялюсь на молчащий экран. Может, не успела включить звук после первой лекции? Вполне возможно, успокаиваю себя, строча шутливое сообщение, которое ни в коем случае не должно показать, что я уже весь извелся от волнения.

Отсылаю. И опять жду. Долго жду, положив телефон на стол, стоящий посреди подсобки. Сам в это время вышагиваю вокруг него, гипнотизируя его взглядом.

Наконец, не выдерживаю, срываюсь с места. Вводная лекция, конечно, важна, но убедиться в том, что Лиля в безопасности, гораздо важнее.

– Возможно, я опоздаю, – бросаю студентам первых рядов – тем, кто услышит.

– Мы запрем дверь, Александр Борисович… – хихикает симпатичная студентка в не по-осеннему открытом платье. Ее юмор оценили и все вокруг прыскают со смеху.

Я криво улыбаюсь, силой воли заставляя себя не зарычать на них. У меня нет на это права – они ни в чем, совершенно ни в чем не виноваты.

– Свет, главное, не тушите, – отшучиваюсь и под всеобщий, одобрительный взрыв хохота выхожу из помещения.

Улыбка сходит с лица, как только я переступаю через порог – словно маска у актера азиатского театра. Быстрым шагом, и все убыстряя его, я направляюсь в сторону лифтов.

И тут, как венец моих ожиданий, звонит телефон.

Чуть ни роняя его, выхватываю, подношу, даже не взглянув на экран, к уху… и слышу в трубке незнакомый мужской голос.

– Александр Борисович?