Книга Священная ложь - Стефани Оукс

Тот улыбается как ни в чем не бывало.

– Давай поговорим о пророчествах, – предлагает он вместо приветствия.

– Какого черта? – сонно бормочу я. – Вас где столько дней носило?

– Правда? Я не следил за временем.

– Я думала, вы уже не вернетесь. Миссис Нью сказала, что приставит ко мне другого специалиста и проверит, можете ли вы быть моим консультантом.

– Правда? – рассеянно повторяет доктор Уилсон, по-прежнему уткнувшись в свой желтый блокнот. – Как интересно…

– Так вы еще мой консультант?

– Я же здесь.

– И чем вы занимались все это время? – спрашиваю я.

– Проводил исследования.

– Какие еще исследования?

– Я же сказал. Изучал пророчества.

Из портфеля он достает книгу. Не книгу даже, а пачку писчей бумаги, прошитую шпагатом, с обложкой из куска фиолетового картона.

– Книга Пророчеств, – шепчу я с едва заметным благоговением.

Доктор Уилсон листает страницы, исписанные мелким почерком Пророка. Книга пахнет сосной, как и всё в Общине, и необычное чувство сжимает мне желудок. Я знаю, что Пророк мертв, но, глядя на эту книгу, невольно жду, будто он вот-вот зайдет в камеру.

– Откуда она у вас? – спрашиваю я.

– Ее упаковали вместе с прочими уликами из дома Пророка. А рассортировать их никто не торопился – приятного в этом деле мало. Там куча коробок, в которых вперемешку валяются обугленные деревяшки, вилки с ложками и всякие железяки. Книгу я нашел в стальном ящике для денег, где лежали пять тысяч долларов и бутылочные крышки шестидесятых годов.

– Я никогда ее не читала… Я и читать тогда толком не умела.

– А теперь?

Я пожимаю плечами.

– А теперь умею.

Доктор Уилсон протягивает мне книгу.

– Хочешь?

– А можно?

– А кто нам запретит?

Он открывает книгу на одной из страниц.

– Это пророчество ты должна знать хорошо.

Я зажимаю переплет культями.

И сказал Господь Своему верному слуге Пророку Кевину. Такова Моя воля и желание, дабы ты навел истинный порядок в Моем царстве, дабы брали Святые мужи, сильные и крепкие, себе много жен, чтобы полнилось их потомство и множились Мои слуги. Ибо желаю Я, дабы деяния Мои на земле не прерывались ни на миг. За это благословлю тебя и умножу семя того, кто исполняет Мою волю, ибо силен Я и управляю всем сущим. Так велел Господь, Владыка твой. Аминь!

Я гляжу на эти строки, на откровение, позволявшее мужчинам брать нескольких жен; теперь оно выглядит совершенно неубедительным.

– Помнишь? – спрашивает доктор Уилсон.

– Да.

Пророк читал нам эти слова сотни раз, но увидеть их написанными от руки, его собственным почерком, мелкими рваными буквами – другое дело. Совсем другое.

Теперь я могу прочитать их сама.

Теперь Пророк меня не узнал бы.

Я и сама с трудом узнаю в себе человека, который во все это слепо верил.

Исписанные пророчествами страницы истрепались и слегка замызгались там, где Пророк держал книгу во время проповедей. Я кладу ее на мягкий пол, и она открывается сама собой в конце.

И сказал Господь Своему верному слуге Пророку Кевину. Первый ты, кто исполнил волю Мою, вступив в духовный брак со многими женами. И веление Мое в том, чтобы снова Ты взял на себя эту ношу вместе с Минноу, дочерью Самуила, ибо нуждается она в духовном попечительстве, какое дарует замужество. Обуздай ее мятежный нрав и в любящих объятиях своих унеси в Великую Бесконечность. Да будет исполнена воля Моя. Так велел Господь, Владыка твой. Аминь!

Очень медленно я отодвигаю книгу и ползу назад, забиваясь в самый угол между мягких стен. Кладу голову на колени и усилием воли заставляю себя расслабиться.

– Его ведь не всегда звали Пророк, – говорю я. – Почему же мы никогда не называли его по имени?

– А тебе хочется называть его по имени?

– Кевином? – уточняю я. – Его правда так звали?

– Согласен, звучит по-дурацки, – доктор Уилсон кивает.

– Знаете, не хочу думать о нем в таком ключе, – говорю я. – Если называть его другим именем, значит, все это… – Я поднимаю обрубок руки, будто он символизирует весь тот вред, что Пророк причинил мне. – Значит, все это теряет смысл.

– Что ты имеешь в виду?

– Иногда мне хочется, чтобы он и впрямь умел говорить с Господом. Чтобы все это имело значение. И оказалось так, что я пострадала не зря.

– Не зря, – заверяет доктор Уилсон. – Но не потому, что он особенный. А потому, что особенная – ты.

Когда я трясу головой – мол, хватит нести всякий бред, – он продолжает:

– Ты особенная, потому что выжила.

– Почему мне вообще пришлось выживать? – спрашиваю я. – Почему родители это допустили? Почему поверили ему?

– Это непросто объяснить, Минноу. Люди хотят верить. Каждый – хоть во что-то.

– Я тоже хочу верить, но не такой ценой. Не ценой здравого смысла. Не ценой человеческой жизни.

– Наверное, они думали, что для их родных так будет лучше.

Я вновь искоса гляжу на Книгу Пророчеств.

– В это я поверить не могу.

Повернувшись к доктору Уилсону спиной, я укладываюсь на мягкий пол. Зажмуриваюсь и делаю глубокий вдох. Флуоресцентные лампы сверху режут глаза даже сквозь веки.

– Отец любил азартные игры…

– В самом деле?

– Ходил в Миссуле на собачьи бега. Там, на стадионе, были огромные лампы, на которые слетались мотыльки. Бились в них и сгорали заживо.

– Они думали, это солнце, – говорит доктор Уилсон.

Я киваю.

Мне часто вспоминаются мотыльки. Они падали на трибуны, и я поднимала мертвых бабочек, разглядывала белые тельца, пушистые антенны, странные мягкие крылышки… И ужасно жалела, что они не задержались хоть на секунду. Не задумались. Не свернули с ложного пути.

А еще я думаю о родителях. О том, как бездумно они пошли вслед за Пророком, но крылья сгорели не у них, а у нас – у детей. Особенно досталось девочкам. Родители отвернулись от нас, обменяли на свой дурман. Измывались, как могли. И теперь посмотрите, что с нами стало…

По мягкому полу шуршат ботинки – доктор Уилсон встает с табурета. Флуоресцентный свет заслоняет тень – он стоит прямо надо мной.

Сверху доносится его голос.

– И как тебе не стать мотыльком?

– Это вы мне скажите.

– Не скажу.