Книга Пыльная корона - Дарья Симонова

Нет, говорю, папенька, мне уже не двенадцать лет, и кукольным домиком меня не заманишь. А он говорит, мол, дочь, тебя ж всегда к кораблям тянуло. Ты же у меня водоплавающая птица! Забыла, что ли… Считай, что яхта — это и есть те сокровища. Только дедушка твой отстал лет этак на пятьдесят. Давно уже разделены эти сокровища в неравных долях между теми, кто оказался в нужном месте и в нужное время. Но след того передела тянется до сих пор… Я говорю ему: пап, бандитские дела? Он как взорвется, как начнет блажить на весь ресторан! Мол, хватит совать нос куда не следует, если не хочешь, чтобы тебе череп раскроили! Пришлось уши прижать. Его гнев — конец переговоров. Маменька моя только и умела с ним ругаться долго и многоактово, даже после развода. А с остальными у него разговор короткий.

Но мне не давала покоя яхта… неужто папа ее выкупил у того пройдохи? Точнее, забрал за долги — не первый год тянутся их разборки. Но коллекционер умеет заморочить голову. В сущности, никакой он не коллекционер, а просто вальяжный жуликоватый бездельник. Такие вечно крутятся вокруг денежных мешков и впаривают им предметы роскоши или искусства. Пишут их семейные портреты. Порой тошнит от этих костюмных барочных подмалевков! Все это подается под соусом облагораживания и окультуривания фигурантов большого, но неотесанного нашего бизнеса. От одного из ста таких просветителей есть толк — находятся еще в нашей клоаке честные энтузиасты. Но чаще это просто присосавшиеся. Имя им легион, и они никогда не переводятся, потому что большому кораблю — большая свита. Есть такая и у папаши, ведь он увлекающийся. Может вдруг заморочиться на китайской миниатюре или старинных пистолетах. Бывает, что он зависает на таком хобби долго-долго и даже начинает мечтать сменить свое кредо… так было с картинами. Мы тогда с мамой думали, что все, кранты. Папенька потеряет все свои активы и рухнет в дауншифтинг. Сначала он решил собирать коллекцию современной живописи. Потом вспомнил про свою детскую твердую пятерку по рисованию и радости стенгазет… Но к счастью, выписывать античные головы ему быстро надоело. Это ведь труд. Гораздо проще оказалось фотографировать. Ты замечал, что те, кто не слишком одарен, начинают называть себя фотографами? Не просто увлекаться фотографией, как мы, из кого может получиться толк, — а именно называть себя… допустим, свадебным фотографом! Папаня и эту чашу испил — а потом увлекся саксофоном. Папаня и Дэн — одного вкуса люди. Они любят Брубека. Это особый сакс — друг и утешитель. Без сантиментов, но и без истерик.

Я все подробно рассказываю, потому что одна из картин, которую наш швыдкий знаток современного искусства пытался навялить папане, называлась «Призрак Черного шахматиста». Папа не заинтересовался. А мне понравилось. И вездесущая Ева тоже упоминала этот призрак. Так все запутано! Теперь уже и не вспомнить, откуда вторглась в этот сюжет яхта. Припоминаю, что наш коллекционер успел пробуравить мозг своей супруге, которой подарил яхту предыдущий муж. Не зная, что с ней делать, она сказала: осваивай, милый! Машинка должна ездить, кораблик должен плавать, а самолетик — летать. Из судна сделали элегантную галерею, о которой я и собиралась написать. Тем проще, если все это теперь принадлежит мне. Вся яхта с потрохами! Папа не жадный, но до точки росы. А после точки он уже бьет на поражение. То есть забирает все не глядя.

Спрашиваю: а яхта называется «Оли оли кай»? Я ж помню ее название.

Папаня мрачно на меня зыркнул, но чувствую, уже остывает. Принялся за свои любимые блинчики.

— Ну да. Только ты придумай что-нибудь удобоваримое!

Я, чтобы его задобрить, говорю: разумеется, пап. Take Five! Или «Ностальгия в Мехико».

Он закряхтел, приятна ему саксофонность… Но он завтра уже забудет, а послезавтра увлечется шаманскими бубнами, и я не буду переделывать название. Оно сакральное.

Все, кто имел причастность к той истории, рано или поздно исчезают… Ты исчез — значит, точно имеешь причастность. Теперь я успокоилась. Когда знаешь причину, всегда легче. Пускай причина… смехотворна. Ведь исчезают не только те, что имеют отношение к историям. Но другие причины мне ни к чему. Зачем мне знать, что я тебе просто надоела?

Дураку понятно, что свое псевдорезюме, оставленное Еве, я писала для тебя. Влюбленность на стадии помешательства заставляет жить так, словно за тобой все время наблюдает объект твоей любви. Ты все время обязан ему нравиться, даже в самых неудобных обстоятельствах. Все, что ты делаешь, — напоказ, в абсурдной надежде, что это увидит он. Даже если и быть такого не может, не может и еще раз не может. Какое счастье освободиться от глупой кабалы…

С Дэном, конечно, все зыбко, но даже мы с ним расстанемся, я уже не буду возвращаться к мыслям о тебе. Если честно, ты мне кажешься персонажем издалека. Тем лирическим отступлением от повествования, тайная связь которого с основным сюжетом так и остается неясной. Хотя неясностей и без тебя хватает. Руфина, пославшая меня к Дэну, погибла. У ее тела нашли распоротый резиновый фаллос — который Ева таскала с собой и показывала первым встречным. Что это значит? Дикая история!

Дэну пришлось дать показания. Он, как мог, их пригладил — но близко к правде. Объяснил, что этот дурацкий фаллоимитатор — прихоть его бывшей любовницы, которая хотела к нему вернуться, довела до запоя, чему свидетели доблестные продавщицы, — а когда он отказался ее поить, стала унижать оскорбительными сравнениями с резиновой болванкой. В пользу болванки, разумеется. Кричала тут на всю округу, что он импотент.

— Вам бы это понравилось, господин следователь? Пришлось ее выставить вместе с резиновым «другом». Конечно, я — наипервейший подозреваемый, куда деваться. Дактилоскопия наверняка нашла мои пальчики. Но я был так счастлив, когда она уходила и не приходила целую ночь… две ночи, три… И поэтому я ее не хватился. Конечно, теоретически я мог бы пойти за ней в темный переулок, грохнуть ее и из мести еще и разорвать вибратор…

Приблизительно так он изъяснялся. Неожиданно за Дэна вступились продавщицы. Они подтвердили, что сей вполне достойный человек с появлением той женщины начал стремительно опускаться. Она впилась в него, как пиявка! И далее как по нотам. За такие показания должны были взять под стражу немедленно. Дэн казался единственным, у кого был мотив. Но следователь попался дотошный. И опросил всех, кого смог. Вплоть до бывшего мужа Руфины. И тогда у него от мотивов в глазах зарябило. Как выяснилось, со смертью странной Руфы многие вздохнули спокойно. Удивительное дело: когда она меня посылала к Дэну на разведку, я бы в жизни не подумала, что она пьяница! Просто в ней было что-то несчастливое. Едва уловимый жест судьбы — и все насмарку.

Ладно, не буду тебя больше томить. Нас оставили в покое, потому что убийц нашли вскоре. Это была банда бомжей. Нетрезвая Руфа кого-то из них знала, примкнула к их теплой компании, напилась и стала хвастаться, что у нее есть член, набитый бриллиантами. Ее и порешили в пьяном бреду. Насчет брюликов — клянутся, что не нашли. Сам понимаешь, до правды не докопаешься. А в прессе опять пиарят какого-то маньяка. Есть версия, что это женщина.

При всем кошмаре нас с Дэном сблизила эта история. Мне было страшно говорить ему, что изначально я — засланный казачок от Руфы. Но он только грустно усмехнулся и сказал, что это самый лучший подарок, который он когда-либо получал.