Книга Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака - Адам Гидвиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жанна открыла рот, потом опять закрыла. Она словно оценивала короля. Так, словно у нее есть тайна и она не может решить, безопасно ли будет этой тайной поделиться.
Я теряю терпение:
– Мой господин, это же очевидно.
– Разве, Жуанвиль?
– Ну разумеется. Она видела рисунок, ваше величество. Изображение. Вашу королевскую печать с гравировкой вашего профиля.
– Да где она могла увидеть мою печать, Жуанвиль? Она же крестьянка! – вспылил король. Он спросил Жанну: – Ты видела мою печать?
Она покачала головой.
– Видела мой портрет?
Она опять покачала головой.
– Какую-нибудь рукопись? Какое-нибудь изображение?
Жанна продолжала качать головой.
– Тогда вы выдали себя, сир, – сказал я, – ваш милостивый вид, ваш царственный взгляд! Весь ваш королевский облик!
Длинное лицо короля вытянулось еще сильнее.
– Я как-то выдал себя, дитя мое?
Жанна опять покачала головой.
Мое терпение начало лопаться.
– Так в чем же дело? Она же умеет разговаривать! Почему бы ей не пошевелить языком и не поведать, как ей удалось вас распознать!
Маленькая крестьянка закусила губы. Я наклонился к ней через стол.
– Неразумно играть в игры с королем.
Она, похоже, поняла. Ее мышиного цвета волосы спутаны, она переводит взгляд своих маленьких глазок на короля, потом на стол, потом опять на короля. Ей страшно, я это вижу.
Страшно выдать что-то, что она так долго скрывала.
Наконец она открывает рот, чтобы заговорить, и тяжелая рука Микеланджело ди Болоньи ложится ей на плечо.
– Позволь, я, Жанна, – сказал он.
Девчушка подняла глаза к красному лицу огромного монаха. Она закрыла рот и уступила ему слово.
– То, что я собираюсь сказать вам, ваше величество, удивит вас.
Он поглядел на меня и добавил:
– Ваш в высшей степени недоверчивый друг, возможно, предпочтет мне не поверить. Тем не менее это правда.
Король придвинулся поближе на своей простой деревянной лавке, я неловко пошевелился.
– Эти дети обладают необычайными способностями. Мальчик, – он указал на Якоба, – может исцелять раны, точно сам святой Лука. Послушник, Вильям, может выказывать силу, от которой задрожал бы Самсон. А эту девочку, крестьянку, посещают чудесные видения. Она падает, трясется, не слышит и не видит ничего вокруг, но тем не менее она провидит будущее. Истинно провидит, ваше величество. Если позволите, я бы предположил, что она видела вас во время одного из своих припадков. Так ли это, Жанна?
В трапезной сделалось очень тихо; мы все ждали, что скажет девчушка. Она все еще, казалось, сопротивлялась чему-то, поскольку, хотя и глядела на короля, не произнесла ни слова.
Благочестивый Луи наклонился к ней через стол, так сильно, что пряди волос упали ему на лицо.
– Ты видела меня в своих видениях, малышка?
Молчание.
А потом:
– Да, ваше величество, я видела вас.
– И что еще ты видела?
Жанна вдруг застыла. Она изучала царапины на деревянной столешнице.
– Дружок мой, скажи, что ты видела?
– Мне… не хочется это говорить.
Я разразился смехом:
– Ты не хочешь говорить? Мне жаль, крестьяночка. Но выбора у тебя нет.
Но король одернул меня:
– Не нужно угрожать ей. Пожалуйста, малышка. Твой король просит тебя поделиться с ним твоим даром.
Одернул и одернул, – это честь, когда тебя дружески перебивает король.
Но я не хотел, чтобы он доверился ей так быстро и так безоглядно.
Но, как это уже случалось множество раз, король выказал себя гораздо более мудрым, чем я. И доброта его передалась Жанне – она поверила ему и доверилась, хотя поначалу и неохотно.
– Мне было видение, очень давно, – сказала она, – это было самое странное, самое непонятное из всех, что у меня были.
Король Луи ничего не сказал, но он кивнул головой – мягко, ободряюще.
– Я видела Христа на кресте, – сказала Жанна.
Мы все немедленно перекрестились – большой палец внутрь, одно плечо, другое плечо, лоб, грудина. То есть все, кроме Якоба, который слишком поздно увидел, что происходит, чтобы копировать нас. Я это заметил, удивился и лишь в этот миг понял, что мальчик не нашей веры. Но быстро выбросил это из головы, поскольку моего внимания требовали более насущные вещи.
– Христос был на кресте, – продолжала Жанна, – но это было какое-то волшебство, потому что его руки и ноги не были прибиты гвоздями. Но они все еще кровоточили…
Она запнулась.
– И? – спросил король. – Ты видела что-то еще? Видела меня?
– Вы были у подножия креста. И вы плакали.
– Как плакал? Громко плакал? Рыдал?
– Прошу прощения, ваше величество. Вы были… вы, сдается мне, были не в себе.
Король сел прямо и напрягся, когда я положил руку ему на плечо.
– Даже королям подобает рыдать при виде мук Господних, – успокоил я его.
– Да, – ответил он, – но, полагаю, пред Господом королям подобает владеть собою.
– Не зазнавайтесь, мой господин, – сказал я, и мой возлюбленный король повернулся ко мне и ответил:
– Это я-то зазнаюсь?
Его остальные товарищи расхохотались. Я был рад, что мне удалось развеселить его. А затем он спросил:
– Что ты еще видела, девочка?
– Ну… там еще была огромная птица – орел или стервятник, я думаю, и она кругами летала над крестом. И кричала, словно была голодна. Это было, как я уже сказала, очень странное видение…
Тут Жанна оборвала свою речь. В трапезную вошел аббат. Его лицо столь омрачилось, что я был уверен, он получил известие о чьей-то смерти. Он подошел к королю и жестом подозвал к себе еще и Микеланджело. Они склонили головы друг к другу, все трое, и аббат начал шептать. Мрак и тревога хлынули в мое сердце. И я не ошибся – тишину аббатства разорвал вопль.