Книга Сбежавшие сестры - Сэнди Тейлор

– Ужасно! – ответила Олив.

Вдоль стен стояли скамейки, места на которых быстро занимали постоянно прибывающие люди.

– Вы присядьте, – велел нам Ян, – а я принесу вам что-нибудь поесть.

Мы устроились рядом с женщиной, которая держала на руках ребенка и кормила его грудью. Молоко стекало по подбородку малыша. Ребенок старательно сосал, надавливая на грудь кулачками. Я улыбнулась матери, и она ответила мне тем же.

– Господи, храни маркиза, – сказала женщина. – Святой человек.

– Правда? – удивилась Олив, округлив глаза.

– Как есть святой, – подтвердила незнакомка. – Всегда заботится о простых людях.

– А мы простые люди? – прошептала Олив.

– Наверное, – усмехнулась я.

Ян вернулся с тремя чашками чая и бутербродами с тушенкой.

– Не хотите чаю и бутерброд? – ласково спросил он у женщины, державшей ребенка.

– Да я убить готова за чашечку, – улыбнулась та.

– Убивать никого не придется, – рассмеялся Ян.

Не успел он отправиться еще за одним чаем, как прозвучал сигнал отбоя тревоги.

– Забудьте про чай, – крикнула женщина, бесцеремонно отрывая младенца от груди. – У меня на кухне лежит сочный рубец с луком. Если, конечно, у меня еще есть кухня! – По какой-то неведомой причине это заставило ее расхохотаться во весь голос, разинув рот, так что всем стало видно, что дырок от зубов у нее больше, чем самих зубов.

Ян поднял наш чемодан, и мы встали в очередь на выход. Выбравшись на улицу, Олив спросила:

– Почему та женщина засмеялась, когда подумала, что ее кухню могли разбомбить?

– Пожалуй, иногда приходится смеяться, чтобы не расплакаться, – ответила я.

Глава двадцать седьмая

На вокзале было полно народу. Куда-то спешили военные с заплечными мешками. Женщины из добровольческого отряда раздавали чай. Некоторые солдаты с виду были не старше Джимми, но их глаза выдавали усталость. Мы вошли в вагон, и Ян положил наш чемодан на багажную полку, а потом обратился к солдату, сидевшему у окна:

– Молодой человек, вы едете в Лондон?

Солдат кивнул:

– Так точно, сэр.

– Не присмотрите ли за моими девчушками?

– Конечно, – согласился солдат.

«Зачем за нами присматривать? – подумала я. – Мы и сами отлично справлялись». Но вслух ничего говорить не стала.

Ян заключил меня в объятия. Я прижалась щекой к его шерстяному пальто и глубоко вздохнула. Мне хотелось запомнить этот запах – запомнить самого Яна. Было очень жаль оставлять его.

– Когда-нибудь мы вернемся, – пообещала я.

– Я буду ждать этого, моя милая.

Глаза у Олив заблестели от слез. Ян заметил это, опустился на пол перед ней, обхватил ее лицо руками и произнес:

– Скоро ты вернешься к родным, малышка, и, зная, как ты будешь счастлива их видеть, я и сам стану радоваться. Мы с Генри будем по тебе скучать и часто вспоминать тебя. – Он утер слезы, которые текли по щекам моей сестренки, а потом коснулся макушки ее куклы. – И по Тетеньке Тете тоже будем скучать.

Мы махали ему в окно, пока его силуэт не растаял вдали. Потом я откинулась на спинку сиденья, глядя на проносившиеся мимо поля и деревни. Мы прибыли в Уэльс весной сорок второго года – и вот весной уже сорок четвертого пустились в обратный путь. Тони уже исполнилось тринадцать лет, а Фредди давно не младенец. Столько всего случилось с тех пор, как мы уехали из Бермондси! Нам довелось встретиться как с чудесными, так и с ужасными людьми. Мы с Олив нашли замечательных друзей, которые навсегда останутся в нашем сердце. Тетя Бет и дядя Дилан, Лотти и Эгги, Джимми и Ян.

Ехавший с нами солдат перевел взгляд на меня и улыбнулся.

– Едете домой?

– Да, – ответила я. – Так и есть. – Я улыбнулась в ответ и закрыла глаза.

Мы едем домой.

Когда поезд въехал в пригород Лондона, мое сердце готово было выскочить из груди. Меня переполняли нетерпение, страх, беспокойство и еще множество других эмоций. Я мечтала поскорее обнять маму, положить голову ей на плечо и услышать, что она меня любит. Мне хотелось снова стать чьим-то ребенком. Последние два года я выполняла для Олив роль матери. Может, поэтому я и не торопилась покидать дом Яна: он сумел как-то незаметно снять с моих плеч ответственность за сестру. Пока мы жили у него, я могла снова побыть юной девочкой. Приближаясь к Лондону и нашему дому, я задумалась о том, что ждет меня теперь. Может, я пойду работать на сахарный завод. Может, Анджела уже там работает. Или на кондитерскую фабрику. Мне было все равно, где работать, лишь бы дома.

Лондон выглядел еще хуже, чем я помнила. Проезжая целые кварталы, уничтоженные бомбежками, я почувствовала, как меня охватывает страх. Получила ли мама мои письма? И если да, почему не ответила? Все ли с ней хорошо? Конечно, да, иначе и быть не может. Просто идет война, ведь так? Ян считал, что именно поэтому мы не получили ответа. Я молилась о том, чтобы он оказался прав.

– Мы приехали? – спросила Олив, забравшись на сиденье с ногами.

– Почти, – ответила я.

– Мама встретит нас на вокзале?

– Она не знает, что мы приехали, Олив.

– Это сюрприз?

– Вроде того.

– А она знает, сколько мне лет?

– Конечно.

– Это потому, что она сама меня родила, Нелл?

Я кивнула.

– Ты расскажешь ей, что проломила Альберту голову?

Я покосилась на солдата. Тот сидел с закрытыми глазами, и я понадеялась, что он спит.

– Тише, – одернула я сестру.

– Ты скажешь маме, что проломила Альберту голову? – шепотом повторила она.

– Не знаю, – ответила я.

– Я бы на твоем месте не стала, Нелл. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Подобные заявления Олив всегда заставали меня врасплох, и я понятия не имела, откуда у нее берутся такие мысли.

– Посмотрим, – сказала я. – А теперь помолчи.

– Я действую тебе на нервы, Нелл?

Я улыбнулась:

– Немного.

– Я так и подумала.

Мы въехали в здание вокзала Паддингтон, и я перевела взгляд на солдата, который все еще спал. Я наклонилась к нему и тронула его за плечо.

– Мы приехали, – тихо произнесла я.

Солдат вздрогнул и выбросил вперед руку, так что я едва увернулась.

– О Боже, прости, – воскликнул он, выпрямляясь. – Я тебя ударил?

– Нет, – улыбнулась я, – промахнулись.