Книга Эмбрион. Поединок - Юрий Мори

Винни поднял автомат. Даже не спрашивая приказа или совета, ничего не говоря Кату.

– Погоди, – буркнул тот. – По-другому.

Он отложил в сторону щит, поднял с земли валявшийся длинный нож викинга, которым – не исключено! – его и превратили в скотину на бойне. Вложил нож в с трудом сжавшиеся пальцы висевшего мученика. Потом отошел на шаг назад и одним ударом снес Йомму голову мечом. Сталь даже скрипнула о стену за перерубленной шеей.

– По вере ему и смерть. С оружием и в бою. Может, попадет теперь в Вальгаллу…

Винни, проводив взглядом откатившийся кочан головы, промолчал. Только зябко повел плечами, словно только сейчас заметил мороз вокруг.

– Всем нам. По вере… – эхом повторил он после паузы.

16

Дорога к истинной вере

Кто не ходил по поверхности мертвого города – вряд ли знает об истинных ценностях жизни. Оружие. Чистая вода. Немного еды. Ночевка – к черту комфорт! – просто в безопасном месте. Когда утром проснешься живой, а не в желудках стаи мортов. Именно в таком порядке. По выработанному годами ранжиру. Это в убежище можно выпросить, поменяться, украсть, в конце концов, а здесь – нет.

Не у кого.

Из больницы я ушла не сразу. Мертвых бояться поздно, а живых там не осталось. Только я, не узнавшая себя в зеркале. И надежно присыпанные снегом трупы во дворе – немного придя в себя, я отнесла туда же и тело Петровича, пусть заметает.

Прах к праху, убийцу к жертвам.

Заразиться снова я не боялась – раз уж выжила, не судьба мне сейчас умирать. Больше всего было жалко не изуродованного лица, никогда не была красавицей, а волос. Вместо них лысая голова была покрыта странной чешуей, как у тех, в детстве, ящериц. Через несколько дней короста начала отваливаться кусками, кожа мучительно зудела, и я расчесывала ее до крови. Надеялась, что волосы вырастут и все будет… Ну, не хорошо, в это я не верила с детства, но хотя бы как раньше. Как привыкла.

Руки тоже облезали, своя кожа возвращалась, но медленно, пятнами, я действительно стала похожа на ящерицу.

Вода в убежище была, а вот с едой возникли большие сложности. С неделю я шарила по закуткам, собирая больше не нужные покойникам припасы – от неведомо откуда взявшихся армейских сухих пайков до сухарей и грибов. Даже чай нашла, жаль, уже заплесневелый, выкинула. Я разводила огонь и варила из всего этого нечто мерзкое на вкус. Но горячее. Ослабленному болезнью телу того и было надо. И еще – много спать.

Было три автомата и всего два десятка патронов россыпью, найденных в сейфе Нины Васильевны среди остатков лекарств. Ключ пришлось отдирать от трупа – он висел на шее и примерз к кровавому льду наглухо. Но справилась. Люди со всем справляются, пока живы, а умирать я решительно отказывалась.

Автомат Петровича был самый ухоженный, его себе и оставила. Оружие – это охота, хотя зимой с добычей хреново. Но меня останавливали слабость и понимание того, что все равно придется уходить. Передвигаться по городу без оружия зимой – слишком щедрый подарок кому-то. С зубами и когтями или в одежде и разумному – не столь уж важно.

Немного потеплело, я доела остатки припасов и решилась идти. Опознать во мне милую девочку из-под завода «РиФ» сейчас не смог бы никто, можно было смело направляться к убежищу под институтом МВД. Но после долгих размышлений над костром из догоравших шкафов я поняла: это тупик. Дальше только выход из города, Курское шоссе и сомнительные сельские перспективы. Не мое это. К тому же я осознала живость своего характера, а в случае чего спасаться потом бегством от пары сотен бывших полицейских – это лишнее.

По выученной когда-то наизусть карте мысленно проложила маршрут. Как ни крути, придется идти к Мехзаводу. Даже если я соберусь в центр или северные убежища, пройти придется мимо него. А раз мимо – то почему бы не попробовать пожить там? Карта предостерегала от похода правее, через Депутатскую и заброшенный спорткомплекс, а слева от Мехзавода и вовсе было отмечено сталкерами непонятное непроходимое пятно. Не успела в свое время расспросить – вот и гадай, что там за беда.

Пошла напрямую, через развалины пятиэтажек, которыми когда – то щедро застроили немалый микрорайон. С одной стороны, неудобно, многие разрушились со временем, поэтому приходилось обходить завалы из фрагментов стен и поглядывать вверх, чтобы в голову ничего не прилетело, а с другой… Все лучше, чем по бывшей широкой дороге мимо развалин рынка. Не любила я открытую местность. Убежать не успеешь, а прятаться негде. Здесь очень уж мешали густые заросли. Раньше бы это назвали лесом, а теперь… Дорога как дорога, обычная, городская.

Вышла вновь на улицу в незнакомом месте. По ржавым табличкам, сообщавшим, что это «улица Маршака», сориентировалась. Или опять нырнуть в проходы между домами, или попробовать сократить дорогу, идя по прямой. Вторая идея оказалась заманчивее. Миновала разрушенное здание с некогда гордой вывеской «…порткомп… Факе…» и рисунком горящей деревяшки, повернула на бульвар Пионеров. Забавно даже – столько страшилок было в больнице про эти края, а я проскочила как иголка сквозь ткань – довольно быстро и без проблем. До Мехзавода, одного из входов на территорию, рукой подать, а все патроны на месте и времени прошло не так уж и…

– Стой, пацан! Стой… Помоги.

Сглазила я себя. Хриплый, какой-то каркающий голос раздавался из окна первого этажа. Рамы все поломаны, упавшие деревья у стены и чуть ближе, подтаявший жесткий снег скрипит под ногами. Не должно здесь никого быть, не выживут. Но ведь кто-то зовет. Автомат давно в руках, при первых же звуках голоса. Так и стою, смотрю, откуда ждать неприятностей.

– Опусти ружье-то, кхх-гмм… – говорящий зашелся в кашле. Судя по голосу, баба. Даже не так – бабка. Если одна, то бояться нечего, а что-нибудь полезное узнаю.

– Где ты есть? – почти так же хрипло спросила я. Отвыкла с людьми говорить, вот и не слушается язык. Сама откашлялась, сплюнула. – Покажись!

– Не могу. Ноги не держат… – Точно, бабка. Или крепко в годах, или очень уж больная. – Мне бы водички. Здеся я, угловое окно.

Объяснять, что я не пацан, было лень и незачем. Да по мне и не понять, кто я. Через остатки грязных стекол – почему-то в одной половине рамы, во второй дыра – я разглядела прижавшееся лицо, мучнисто-белое, с расплывшимся носом картошкой и кривым ртом.

– Ты не больная там? – уточнила я. Воды подать невелика проблема, сейчас снега накидаю в посуду, растает. Пусть пьет. Но что-то меня напрягало: если она одна и неходячая, как она зиму здесь переждала? Замерзла бы на хер давным-давно.

– Да не, пацанчик! Здоровая. Ноги только…

Я достала прихваченную из больницы миску – кому она там теперь? – и сгребла в нее снег. Отстоится, попьет.

– Давай в окно подам, принимай! – Автомат мешал, и я закинула его за спину. – Руки-то держат?

– А то как же, как же! Руки-то ничего… Справлюся. Да может, зашел бы, а? У меня мясо есть. Слышь, чего? Мя-я-со! Строганинка, ну. Дом обойди, да в подъезд. Заходи.