Книга Невеста страсти - Джо Гудмэн

— Лежи спокойно. Дай мне хоть как-то поправить то, что ты натворила за ночь.

Клод опустил банку на пол, втирая мазь, которую нанес ей на кожу. Она не шевельнулась.

— Алекс, — сказал он, закончив, — у тебя есть другие отметины, не от плетки.

Он дотронулся до ее спины. Алексис поморщилась, и Клод, хотя не мог видеть ее лица, почувствовал, что ей неприятно. Он убрал руку.

— Я раньше этого не замечал. Они очень бледные. Наверное, в детстве ты была страшно неуклюжей. Так?

Он и сам знал, что дело не в этом.

— Прошу тебя, Клод, дай мне рубашку. Я хочу надеть ее.

Алексис по-прежнему лежала на животе, уткнувшись в подушку. Она протянула руку, пытаясь нащупать одежду.

Клод успел убрать ее в тот момент, когда пальцы Алексис почти ухватили край.

— Зачем? — спросил он неожиданно резко. — Зачем, Алексис?

Вместо ответа она неожиданно перевернулась на спину и бросилась на него, готовая расцарапать ему лицо и грудь. Ну почему он хочет все знать? Почему все замечает, все видит и все понимает? В тот момент, когда он перехватил запястья и бросил ее на кровать, прижав к матрасу, Алексис уже знала, что никогда не смогла бы быть с ним, если бы он не был таким, какой есть, если бы не видел и не понимал все так, как видит и понимает; и даже если сейчас она ненавидит его за это, другим он был бы ей не нужен. Она боролась с ним еще несколько минут, пока окончательно не выбилась из сил.

— Алекс!

Он назвал ее по имени нежно, но достаточно громко, так что звук его голоса перекрыл звук ее хриплого дыхания. Когда она успокоилась, он еще раз назвал ее по имени и только затем продолжил:

— Я уже видел эти шрамы у тебя на спине. Оттого, что ты их прячешь, они не исчезнут. — Таннер молча помог ей сесть и подал рубашку. — Теперь, когда ты знаешь, что от этого ничего не изменится, можешь надеть ее.

Алексис уныло кивнула и, накинув рубашку, начала застегивать пуговицы; но он остановил ее жестом и расстегнул их вновь.

— Не старайся спрятаться от меня. — Клод притянул ее к себе и, просунув руку под рубашку, обнял за талию. Он дал ей почувствовать свою силу так, словно предложил позаимствовать силы у него, как делятся с другом хлебом и вином.

— Так вот. Те метки, — сказал Клод, возвращаясь к теме. — Они похожи на…

— На след от ремня. Ремня моего отца. Не Джорджа, — быстро добавила она, когда почувствовала, как напряглись его мускулы. — И не моего настоящего отца тоже. Чарли и Мег, мои приемные отец и мать, взяли меня к себе, когда я была очень маленькой, и растили вместе со своими детьми. Они никогда не упускали случая напомнить мне о том, что я — лишний рот, который надо кормить, и что они вынуждены отказывать себе во всем, чтобы меня содержать. В Лондоне трудно было найти для меня работу, поэтому денег в дом я принести не могла, но зато я делала для них всю работу по дому. И тем не менее он меня бил.

— Ты говоришь, Лондон? Ты жила в Лондоне? Но как…

Алексис приложила палец к его губам.

— Я была отчаянным сорванцом, — сказала она, подражая языку лондонских окраин. — Я много времени проводила в порту. Матросы рассказывали мне о сказочных землях, о кораблях и об отважных капитанах… — Она рассмеялась, глядя в его округлившиеся глаза, и, уже не коверкая язык, продолжила: — Остальное время, которое я считала свободным от работы, я проводила в парке, подслушивая разговоры дам и стараясь им подражать. Однажды мы с Чарли крепко поссорились, и все это кончилось тем, что он решил меня продать. Ты слышал что-нибудь о таких вещах или мне надо объяснить, что это означает?

— Нет, не надо, — сказал он почти шепотом. — Сколько тебе тогда было лет?

— Тринадцать.

Рука Клода непроизвольно погладила ее.

— Я решила бежать, не дожидаясь, пока это случится, и выбрала местом назначения Соединенные Штаты, а кораблем, который доставит меня туда, Звездный. Для начала я остригла волосы, украла одежду у моего брата и выбрала себе новое имя. Мне удалось наняться на корабль, притворившись парнем. Пауля я дурачила почти до Чарльстона.

— И что случилось потом?

Алексис рассмеялась, вспомнив тот шторм и свой конфуз.

— Моя карьера юнги закончилась тем, что…

— Юнги? — недоверчиво переспросил он, а затем расхохотался.

— Клод, ты дашь мне закончить?

Он кивнул и чмокнул ее в щеку.

— Я прислуживала капитану Уайтхеду, и, надо сказать, юнга из меня получился неплохой, — запальчиво заметила Алексис, но тут же рассмеялась над собой: у Клода не было причин полагать обратное. — Как бы там ни было, все закончилось тогда, когда мое тело, как ты понимаешь, против моего желания, решило превратить меня во взрослую девушку. Пауль увидел кровь на штанах, и этим всему был положен конец.

— Он разозлился?

— Еще как. Вначале он был просто вне себя от ярости, но потом, как я понимаю, даже проникся ко мне уважением за то, что я не желала сдаваться. Однако это не помешало ему списать меня с корабля не доходя до Чарльстона. Он описал мне Джорджа и Франсин и сказал, что я могла бы поселиться у них. Вначале я возражала. Я думала, что смогу переубедить его и остаться на корабле еще пару недель, чтобы все получилось по-моему, но он был тверд и настоял на том, чтобы отвести меня к своим друзьям. Пауль сказал, что они хорошие люди и он не позволил бы мне…

Голос Алексис сорвался. Ей припомнились ее тогдашние страхи и вызов, брошенный Паулем.

— Не позволил бы чего? — попытался приободрить ее Клод.

— Ничего.

Но Клода не остановило ее упрямство:

— Ничего? Ты не можешь рассказать мне все после того, что было между нами? Я думал, ты мне доверяешь.

Клод не мог знать, что его слова в точности повторили слова Пауля, сказанные когда-то в той же ситуации; тем более он был совершенно не готов к встрече с испуганным и несчастным ребенком, пробудившимся в Алексис. Она больше не могла противостоять всему тому страшному и болезненному, что несли с собой воспоминания, как не могла отгородиться от них. Глаза ее заволокли слезы, и Алексис не успела отвернуться, чтобы спрятать их от Клода. Прижавшись лицом к его груди, она судорожно обняла его, словно он мог защитить ее от воспоминаний.

— Иногда мне бывает так больно, — проговорила Алексис сквозь слезы. — Я не могу рисковать снова. Никогда, никогда я не смогу победить. Никогда, Клод.

Клод с трудом разбирал слова, но от ее боли и отчаяния ему самому становилось больно. Одной рукой поддерживая голову Алексис, другой он гладил ее по спине, заставляя расслабиться. Он мог бы просидеть так всю ночь, если бы она позволила ему, и сделал бы все, что в его силах, лишь бы облегчить ее боль. Но из того немногого, что Клод понял из ее сбивчивой речи, он заключил, что ему будет отказано в этом. Его предположения оправдались довольно быстро, когда Алексис, подавшись назад, глубоко и с шумом вдохнула воздух, чтобы унять рыдания, и замолчала.