Книга Город Солнца. Стопа бога - Евгений Рудашевский

– Навечно…

– Да. Навечно. – Дима сразу догадался, что именно вызвало у Максима такой ужас. – А это тысячи людей. Только что были свободными, а тут раз – и крепостные.

– Вы о чём? – поинтересовалась Аня.

Максим пересказал ей уже прочитанные сведения и зачитал выписанную Димой цитату из истории Ярославской мануфактуры:

«И кого среди них не было: и шведы, и поляки, и чухонцы, и саксонцы, и „черкасской породы“, и поповы души, и „ректорские дети“, и дети „церковников“ всевозможных наименований, были даже один или двое „дворянских сыновей“, видимо, поступивших на мануфактуру ради куска хлеба».

– Самое интересное, – добавил Дима, – что потомки этих крепостных продолжали работать на мануфактуре вплоть до революции, то есть почти два века.

– Жуть какая-то, – Аня поёжилась. – Что там дальше?

Максим теперь изредка зачитывал вслух наиболее важные фрагменты.

Далее из Диминых конспектов следовало, что на тридцатые годы восемнадцатого века пришёлся расцвет Затрапезных. Мануфактура Ивана Максимовича насчитывала более двухсот станов, почти шесть тысяч рабочих и мастеров. Кроме производства полотен, от грубых до самых тонких и дорогих, Затрапезные занимались выпуском шёлковых и шерстяных тканей, скатертей, салфеток. У них были своя красильня, бумажная фабрика, маслодельня, были свои лесопильный и кирпичный заводы. Иван Максимович занял бóльшую часть внутреннего полотняного рынка в России, даже начал поставлять свою продукцию за рубеж, что для отечественного «манифактора» было делом исключительным.

В тридцать втором году у Ивана Максимовича после четырёх дочерей наконец родился сын – Алексей.

– Это уже наш Затрапезный? – спросила Аня.

– Да. – Максим ненадолго отвлёкся от телефона. – Тебе эта история ничего не напоминает?

– О чём ты?

– Ну, все эти мануфактуры, девиз Затрапезных «Слава трудом рожденна», то, как Иван Максимович стремительно поднялся…

– Ты про Скоробогатова? Напоминает, – призналась Аня.

– Это ещё что! – усмехнулся Дима. – Читай дальше. Там самое весёлое в конце.

Максим вернулся к телефону. Прочитал, что Иван Максимович умер в сорок первом году, когда его сыну едва исполнилось девять лет. Алексей Иванович оказался единственным наследником всего состояния Затрапезных. Из-за его малолетства производственные дела временно перешли к матери, а затем – к мужу одной из старших сестёр, некоему майору Лакостову.

Лакостов добился опекунства над Алексеем Ивановичем, а в дальнейшем сделал всё, чтобы избавиться от него, единолично завладеть мануфактурой и прочим имуществом Затрапезных. К борьбе за власть подключились мужья трёх других сестёр Алексея Ивановича. Далее следовала путаная история, из которой Дима выписал главное: Лакостову и другим зятьям удалось отослать юного наследника сперва в Нарву, а затем в Ригу и попутно споить его маму до полнейшего безумства.

– «Вдова Затрапезного мечется как бешеная, потому что всегда пьяна: кусает, дерёт, кидается ножами, вилками и всем, что попадётся под руку, и таким образом мешает проходить на фабрику, – прочитал вслух Максим. – Мастера, заискивая ея милости, пьют постоянно с нею вместе».

– Чудесно, – без улыбки отозвалась Аня.

Однако Лакостов и остальные просчитались, потому что за границей Алексей Иванович умудрился не только получить хорошее образование, но и свести неплохие знакомства с мануфактурщиками других стран. Под конец он так окреп, что по собственной воле вернулся в Россию и сумел как-то враз избавиться от всех сторонних претендентов на богатство Затрапезных.

Дальше последовал резкий и вполне традиционный для этой семьи подъём. Алексей Иванович отладил работу мануфактуры, вернул ей былую прибыльность, а в шестьдесят втором году переехал из Ярославля в Москву, где и выкупил у Шаховских особняк на Пречистенке – тот самый, что тридцать лет спустя изобразил Александр Берг на своём загадочном полотне. В особняке Затрапезный отпраздновал назначение в статские советники. Тогда же Пётр III назначил Алексея Ивановича одним из директоров московского отделения Государственного банка.

– Пока всё хорошо, правда? – с задором спросил Дима и этим напомнил себя прежнего, каким он был ещё месяц назад.

– Я бы сказал, идеально, – согласился Максим.

– Читай дальше.

В шестьдесят третьем году Алексей Иванович принял в своём ярославском доме новоиспечённую императрицу Екатерину II, лично показал ей владения своей мануфактуры, рассказал о промышленных процессах и полностью заручился её поддержкой. Всё в самом деле шло идеально. А потом наступил шестьдесят четвёртый год, и жизнь Затрапезного изменилась.

Алексей Иванович провёл несколько месяцев в заграничных разъездах. Тут Диме не удалось отыскать ничего конкретного. Известно только, что, вернувшись в Москву, Алексей Иванович резко отошёл от дел, а на следующий год и вовсе принялся распродавать имущество. В первую очередь избавился от Ярославской мануфактуры – гордости всего рода. Причём уступил её за шестьдесят тысяч рублей, то есть почти в четыре раза ниже реальной стоимости.

На этом Затрапезный не остановился. К началу семидесятых он продал все мало-мальски ценные владения, в том числе ярославский дом, где ещё не так давно гостила императрица. Наконец почти за бесценок отпустил особняк на Пречистенке – тот перешёл к московскому магистрату, а затем на аукционе был выкуплен Архаровым, о котором Максим уже слышал от мамы.

Для чего вдруг Затрапезному потребовалось столько денег, Дима не выяснил. Только узнал, что в семьдесят втором году Алексей Иванович окончательно уехал из Москвы и больше в Россию не возвращался, а последние распоряжения по его имуществу приходили письменные: поначалу из Испании, затем из Перу. Более того, на следующий год Затрапезного признали погибшим. Своих детей у него не было, так что тут постарались непрямые наследники – в надежде сберечь последние крупицы некогда внушительного состояния. Алексей Иванович ещё шесть лет, оставаясь в Перу, пытался оспорить это решение. Наследники, судя по всему, сумели всё обставить так, что ещё живого Затрапезного приняли за самозванца и никаких прав ему не вернули. Ну а после семьдесят девятого года намёков на дальнейшую историю Алексея Ивановича не сохранилось.

Последнее упоминание о нём зафиксировано в «Окладной недоимочной книге подушного сбора Ярославского казначейства»: «Оного Затрапезного и написанных за ним людей никого в Ярославле не сыскано, и где находятся – неизвестно». Там же указано, что за Алексеем Ивановичем числилась недоимка в сорок два рубля.

– Не сыскано, и где находятся – неизвестно… – Максим в задумчивости передал телефон Диме.

Они уже вернулись в гостевой дом и теперь ждали, когда хозяйка приготовит им ужин. Сидели за деревянным столом во внутреннем дворике и слушали неловкие попытки хозяйской дочери осилить «Лунную сонату».

– Теперь это точно напоминает Скоробогатова, – вздохнул Максим. – И все ниточки уводят в Перу. Безумие. И Затрапезный, и Скоробогатов вдруг ни с того ни с сего распродают свои заводы, под корень срезают многолетнюю карьеру и несутся к берегам Южной Америки. Добавь сюда ленивцев и всяких филодендронов Берга…