Книга Дед - Михаил Боков

Злость – это двигатель.

Злость – его напарник и друг.

Прав был Виктор Сергеевич: мужчины, чтобы не чувствовать себя голыми, покидают теплые дома и ищут войны.

Свою Ганин очень быстро нашел.

Сброд

Он ввалился на поляну, как медведь-шатун. Не смотри, что отощавший и мало сил. Силы удесятерят лихорадка крови, безумие, красное марево в глазах. Беда столкнуться с таким.

Поначалу Ганин даже не узнал поляны. Он-то сам мыслил себя уже в аду. Бесконечный лабиринт стволов, ноги, по колено проваливающиеся в мох, змеи – кто сказал, что ад выглядит не так? Продираясь сквозь чащу, он наступил на гадюку. Змея зашипела под тяжестью рифленой подошвы. Изогнулась. Укусила в ногу. Укус пришелся на дубленую кожу берцев. В забытьи Ганин прошагал мимо – оставил змею умирать. Наступил еще на одну. Вновь спасли берцы. А вскоре он уже потерял змеям счет.

Когда лес расступился и солнце ударило прямо в глаза, он подумал: вот оно! И непроизвольно сжал в кулаке крест, подаренный сокамерником-старообрядцем. Сейчас сквозь сияние выйдут ангелы или черти – в его случае скорее черти – и спросят за все, что когда-то совершил.

И они не заставили себя ждать. «Ганин! Ганин!» – налетели на него со всех сторон, как вороны: сшибли с ног, заскользили по телу черными крылами.

Он почувствовал, что в зубы ему сунули что железное, сомкнул челюсти, уперся, но затем из железного жерла потекла в рот влага. Вода! Он схватил флягу руками, впился в нее.

– Ты чего, Андрюха? Не признал? – спросили сверху.

Ганин открыл глаза и увидел своих: озабоченные, с облупленными на солнце носами лица. Вокруг была поляна. Он дошел.

– Думал, черти. Думал, поволокут в ад, – признался он.

Подельники расхохотались, Солодовников-младший толкнул брата в бок:

– Видал? В ад, говорит, поволокут!

Ганина приподняли на ноги, обняли многими руками сразу. Он вырывался вяло: «Тише, тише. Ребра поломаете». В ответ опять тискали его. Со стороны посмотреть: футбольная команда собралась кружком перед важной игрой – топчется, заряжается братским духом.

Потом, когда наконец расцепились, настал момент решать насущные дела.

– Фока где?

– Убег Фока, – сказал нахмурившийся Степан. – Когда тебя уволокли, мы малость погоревали: водки выпили, думали, что делать. Хотели ехать в райцентр, да Виктор Сергеевич отговорил: подождем, сказал, дело нечистое тут. Как в воду глядел. А наутро встали, а Фоки уже нет. Ни вещей, ничего. Днем пошли тайком глянуть, как там схрон. А схрон разрыт. И «MG» наш утек вместе с Фокой. И все, что было ценного, тоже.

– Ноги бы выдрать, – резюмировал Серега.

– Выдерешь еще, – сказал Ганин. – Земля круглая.

– Что с тобой-то случилось, расскажи?

– Расскажу. Дайте закурить.

Ганину протянули сигарету, и он уселся с видом бывалого бойца на завалинке.

– Случилось со мной вот что…

Он рассказал про подброшенную Фокой дурь и про тюрьму. Про то, что в соседях у него был неистовый поп. Про избиение в камере и предложение скользкого человека из органов, которое могло озолотить всех и от которого он отказался.

Когда Ганин закончил рассказ, восхитились все.

– Фокусник, – озвучил общее мнение Серега. – Про таких, как ты, у нас в деревне говорили: куда ни ступит, во что-нибудь да наступит.

Ганин стукнул его кулаком в плечо.

– Что у вас-то было? – спросил он.

– О-о-о, – протянул Солодовников-младший. – Было тут у нас многое. Во-первых, бабу я завалил…

– Какую бабу?

– Как какую? Она одна здесь. Галю Веденееву, журналистку, помнишь?

– Не бреши, – пихнул брата локтем Степан. – Бабу он завалил. Баба как увидела, что Сереня к ней намостырился, бегом к толстомордым и больше к нам ни ногой.

– Толстомордые, я гляжу, все еще здесь.

– Здесь, здесь, куда им деться. Охраняют танк.

Танк за время отсутствия Ганина выкопали из земли полностью и как будто подчистили от ржавчины. По крайней мере он уже не выглядел черным древним чудовищем, кое-где на нем даже проявились остатки зеленой краски. Вид у танка стал более приятный глазу. Вокруг него рассыпался палаточный лагерь. Между палаток, увидел Ганин, сновали люди, много людей. В безоблачное небо поднимался дымок костра.

– Они нас теперь и близко не подпускают, – сказал Степан. – И уйти не дают. Сидите, говорят, и ждите. А мы им: чего ждать? Вон товарищ наш уже дождался – увезли.

– Мы хотели ночью сняться, – продолжил Серега. – Уже вещички подсобрали. А потом Виктор Сергеевич сходил к ним, побалакал – уж не знаю, чего он там им наговорил, а только сказали ему, мол, ходит слушок, что выпустят тебя скоро. И что приедет сюда сам губернатор. А может, даже и президент.

– Горазд ты, Сереня, заливать, – вступил в разговор Виктор Сергеевич. – Нужен ты президенту как собаке пятая нога. А про губернатора действительно была речь. Но они сами ничего толком не знают, пешки. Сидят в лесу и ждут. То ли будет губернатор, то ли нет, то ли нас вязать надо, то ли подождать. Так что пока на поляне шатко-валко нейтралитет.

– Стремно им, короче, – пояснил Серега. – Сейчас нас свяжешь, а завтра какой еще стороной повернется. Так и живем: подбоченимся поутру, лица кирпичом сделаем, так целыми днями и ходим – глазами бьем друг друга без промаха. А тут давеча им вертолет продуктов привез, так они теперь целыми днями жрут. Не делятся.

– Кузьмич был? – спросил Ганин.

– Заехал один раз. Устроил подчиненным нагоняй, лысиной поблестел – засветился, одним словом. Мы к нему было сунулись спросить про тебя, да разве от него допросишься? Сядет, сказал. А вы, сказал, продолжайте в том же духе и сядете тоже, – Серега сплюнул. – Кругом, короче, одни враги.

– Ладно, – сказал Ганин. – Пожрать-то хоть есть чего?

– Макароны.

– С тушенкой? – в глазах Ганина засветилась надежда.

– Наивный человек! Ты же сам до тюрьмы последнюю банку тушенки и выпотрошил!

Этого Ганин не помнил.

– Правда?

– Кривда!

Надежда еще теплилась немного, но когда в тарелку навалили слипшихся макарон и тушенки там действительно не нашлось – издохла.

Позже оказалось, что и водку выпили всю.

– Понимаешь, Андрюх, мы же расстроились, когда тебя увезли. Ну и приложились чуток, – оправдывался Степан Солодовников.

– Чуток! – ухмыльнулся непьющий Виктор Сергеевич. – Я, Андрей, трезвыми их только два раза и видел – вчера, когда они с ночи все допили, да сегодня. Стресс у них был. Такой стресс, что Сереня, когда последнее кончилось, пошел портки закладывать. Этим-то, – Виктор Сергеевич кивнул в сторону танка, – вертолетом все сбросили. Вот наш орел и двинул к ним нетвердым шагом в ночи.