Книга Здесь живу только я - Александр Пелевин

Кот Мюнхгаузен спокойно и терпеливо сидел в противогазной сумке, время от времени высовывая морду, чтобы поводить носом по сторонам. Петр придерживал сумку рукой.

Герман ждал его у входа в зал ожидания.

Он был в такой же форме, как и Петр, и за его спиной висела винтовка.

— Здравствуй, — сказал Смородин.

— Здравствуй, — ответил Герман.

Они обнялись и замолчали.

Затем оба закурили и стали рассказывать друг другу обо всем, что с ними произошло.

Они стояли у входа в зал ожидания — одни на всем вокзале, двое в одинаковых фуражках и красноармейских шинелях, с винтовками за плечами, оба небриты и бледны, с сигаретами в зубах и с одинаково нервными движениями.

— Скажи, ты действительно существуешь? — спросил Петр после минутного молчания.

Герман улыбнулся.

— В чем я точно никогда не сомневался — так это в собственном существовании. Хотя, если честно, я не могу ничего утверждать наверняка. Я уже ни во что не верю.

— Что мы теперь будем делать?

— Мы уедем.

— Куда?

— Куда-нибудь. Смотри, через час отправится поезд в Волгоград. Мы можем успеть взять на него билеты. Не успеем на него — успеем на любой другой. Надо уехать куда-нибудь подальше отсюда.

— Да, — согласился Смородин. — Я хотел в Донбасс, но туда можно добраться и из Волгограда.

Они отправились к кассам.

Во всем зале работало только одно окошко, за которым сидела уставшая женщина с добрым и круглым лицом. Она заулыбалась, взглянув на Петра и Германа.

— Добрый вечер, — заговорил с ней Герман. — Скажите, у вас еще остались билеты на поезд до Волгограда? Любые, хоть сидячие.

Кассирша заглянула в компьютер, затем с той же улыбкой ответила:

— Да. Как раз два плацкартных билета. Шестой вагон. Стоимость билета — 2560 рублей.

Оба принялись лихорадочно рыться в кошельках.

— Да… Вот… — Петр извлек нужную сумму и протянул кассирше вместе с паспортами.

Она забрала деньги и спустя минуту выложила на стол два бело-золотых билета.

— А вы артисты? — спросила она, не переставая улыбаться.

— Нет, — ответил Герман. — Мы реконструкторы. Едем на реконструкцию Сталинградской битвы.

— Это хорошо, — сказала кассирша. — Удачи вам. Кстати, поезд уже подан.

Они вышли из зала и направились к перрону.

Проводник у шестого вагона стоял с явно скучающим видом. На нем была приталенная черная шинель, совсем непохожая на то, во что обычно были одеты проводники, и черная фуражка.

Увидев Петра и Германа, он улыбнулся.

— Добрый вечер. Хоть кто-то сегодня пришел. Вы артисты?

— Нет, — ответил Петр. — Мы реконструкторы. Едем на реконструкцию…

— Сталинградской битвы, — с улыбкой закончил за него проводник.

— Да.

— Будьте добры, ваши билеты и паспорта.

Они показали билеты и паспорта.

— Все в порядке, — сказал проводник. — Места номер 37 и 38.

В вагоне им стало не по себе.

Кроме них, здесь больше никого не было.

Герман хотел было повернуться назад, но Петр одернул его.

— Перестань удивляться, — сказал он ему. — Все будет в порядке.

Они сели на свои места.

Через пару минут к ним подошел проводник.

— Вы не хотите чаю?

— Спасибо, но мы захотим его чуть позже, — Герман пытался улыбнуться.

И вдруг из глубины вагона раздался громкий старческий голос:

— Я хочу!

Смородин услышал в этом голосе что-то до боли знакомое.

Проводник обернулся на крик и снова улыбнулся.

На этот раз его улыбка была такой неестественной, что Петр содрогнулся.

— Да, конечно, — сказал проводник и удалился.

Петр почувствовал, как снова заколотилось сердце, но на этот раз он не мог понять, почему это происходит.

И они увидели старика.

С жидкой седой бородкой, с аккуратными очками, в пальто и шляпе.

Он опирался на трость.

В левой руке он держал небольшой саквояж.

— Добрый вечер, — сказал он Петру и Герману.

— Добрый вечер, — медленно, почти по слогам выдавил из себя Петр.

Это был старик со станции «Союзная».

По спине Петра проползли капли горячего пота.

— Здравствуйте, — сказал Герман. Его лицо медленно бледнело.

Старик закинул саквояж на верхнюю полку, снял пальто, повесил шляпу на крючок и сел на сиденье напротив них.

— Вы бы сняли шинели, солдатики, — сказал он. — Жарко будет.

— Да, — согласился Петр.

Неуклюже и поспешно они начали расстегивать шинели.

— Не нервничайте, — продолжил старик. — Все будет хорошо. Скоро мы поедем.

Петр и Герман молчали.

— Вы хорошо выглядите, — продолжал старик. — Ничуть не изменились. Это я сейчас похож на старика. Впрочем, именно таким я был бы, наверное, если бы дожил до своих лет.

— Я ничего не понимаю, — Смородин нервно улыбнулся и посмотрел старику в глаза.

— Я тоже, — ответил тот. — Это нормально. Не пугайтесь. Лучше расскажите мне, что с вами случилось.

В вагоне становилось душно. Петр расстегнул ворот гимнастерки.

— Со мной… с нами, — заговорил Смородин, — в последнее время происходили очень странные вещи.

— Это нормально. Очень многое может показаться странным.

— Я постоянно сомневаюсь в реальности происходящего. Я уже не могу понять, где сон, а где явь. Я убил человека. А может быть, мне показалось. Может быть, я и сейчас сплю? Как вы думаете?

— Может быть, — старик устало зевнул, прикрыв рот рукой, откинулся на спинку сиденья и посмотрел в окно. — Всякое может быть. Знаете, со мной в свое время случилось столько странных вещей, что я уже даже не переживаю по этому поводу. Сейчас нам принесут чай, и я расскажу, если хотите. Давно не пил чай. Кажется, целую вечность.

— Раньше все это пугало меня, — продолжал Смородин, — а теперь нет. И я не знаю, почему. Когда я сел в поезд, мне стало абсолютно плевать на все.

— И правильно. Попробуйте относиться ко всему этому, как. — старик задумался. — Как к шутке.

— Шутке?

— Да. Почему нет? Мне кажется, что если Бог существует, у него отменное чувство юмора. В миллионы раз лучше, чем у нас. И он шутит. Всегда. Он прекрасный шутник. Просто посмейтесь над этой шуткой вместе с ним. И все будет хорошо.