Книга Таун Даун - Владимир Лорченков

В своем новом платье Лаврил выглядит отпад. Даже Малыш Даун, суровый Малыш Даун!.. слегка смягчается и позволяет сучке поцеловать ему руку. Та от радости едва ли не плачет. Влюблена в Малыша Дауна страстно. Трется у ног, как кошка! Думаю, это первый в истории музыкальной индустрии Северной Америки случай, когда «звезда» полюбила парня с ограниченными физическими возможностями. Проще говоря, беспомощного урода. Малыш Даун никаких иллюзий по своему поводу не испытывает и не обижается, когда я ему выкладываю свои соображения. Прямо на стол. Бах! Приятного аппетита… Но мы с Малышом Дауном, Сэмом и прочей моей честной гоп-компанией взяли себе за правило проявлять интеллектуальную честность. Называть вещи именами вещей хотя бы. Да, это все морок, обман. Все, даже форма вещей! Но, по крайней мере, мы честно пытаемся описать наши фантазии и иллюзии, какими мы видим так называемый реальный мир, а не подсовываем одни иллюзии вместо других с клятвенным заверением в их правдивости. Знаем, что Сократ знал! Так что мы совершенно спокойно – возлежа вокруг мраморного ложа в доме Лаврил, словно кучка древних римлян в ожидании приглашения Цезаря перерезать себе вены… пируем, где-то и кони ржут – обсуждаем очевидные для нас вещи. Физическую неполноценность Малыша Дауна. Черный цвет кожи Сэма. Мои алкоголизм и внутреннюю пустоту. Задницу Лаврил. Девчонка еще смущается, не привыкла. Наши франкоканадские друзья тоже шокированы. Приходится им объяснять, что это такие русские традиции. Говори, что в голову лезет. А что Малыш Даун и негр Сэм не русские, так это дело десятое. Я их научил. Заразил! Вирусом правды, как мокрощелка какая-то Сэма – СПИДом. Кстати, как его самочувствие? В последнее время, удрученно признается Сэм, все хуже. Одолевают печальные мысли, иногда кашель мучает. Раньше, к примеру, он мог сожрать за вечер 10 килограммов сырого мяса, выпить литр самогонки из тростника и трахнуть пятерых баб. Сейчас показатели сократились. Два килограмма мяса! Половина литра самогонки! Всего три бабы! Лаврил опасливо косится на Сэма, переводит взгляд на Малыша Дауна. Лицо ее словно светом озаряет. Все мы завидуем засранцу. Дело не в статусе Лаврил, не в ее молодости и красоте. Просто перед нами – очевидный случай любви. Неприкрытого желания отдать себя кому-то. Многие из нас совсем уже забыли, как это. Богдан, к примеру, ненавидит всех женщин, хоть и хранит в мобильном телефоне порнографические ролики, которые снимал любовник его жены. С его женой, разумеется! Поэтому Богдана от женщин тошнит… Послушать его, так в районе каждая – проститутка. Все трудятся в салоне его женушки! Та – добрая мамаша Кураж – никому не отказывает в работе. Да и работа ли это? Два часа трения между ног, и пятьсот долларов – твои. Чистыми! Нет налогов, поборов, такс. Просто послюнявь палец, сунь поглубже и принимай. Выгодная сделка! Кроме того, клиенты оставляют чаевые. Поэтому, как уверяет Богдан, всякая женщина, прибывшая в Квебек по иммиграционному великому Бумажному пути, непременно хоть раз да хаживала в салон. Работала ртом! Мы уверены, что Богдан перегибает палку. Он просто сдался! На женщин не смотрит, не обсуждает их задницы, сиськи, щели… Только и треплется, что об их подлости и коварстве. С ним согласен Саша. У того жена ушла к дальнобойщику из Торонто, тоже из иммигрантов. Я не согласен с парнями, которые отзываются о дальнобойщике плохо. В конце концов, от того тоже ушла жена! Так что у него не было выбора, требовалось найти бабу хоть где-то… откуда-то. Мысль, что можно вообще без нее, бабы, жить, в голову нам не приходит. Богдан и Саша… Саша был преподавателем французского языка, приехал в Квебек. С таким же успехом мог податься на Крайний Север продавцом снега. Тут же Квебек, тут все говорят по-французски, им учителя не нужны! Идиот! Как и все мы… В Квебеке быстро сориентировался, не работал ни дня и сел на пособие по безработице. Шесть лет сидел! Время от времени, когда совсем уж жрать нечего, со скрипом и нехотя выходит на работу грузчиком. Ну как – работу. Больше отдыхает. Не любит стараться, трудиться. Правильно делает! Но он уже битый, не новичок. Глаза горят первые два-три месяца, и только у дебилов. А мы, даже Малыш Даун, вовсе к ним не относимся. Малыш Даун – дебил честный. Он такой от природы. Иммигранты же дебилами становятся и делают это добровольно. Сами себя зомбируют! Саша – другой, все они тут Коли, Пети и Саши, – повис на мне в метро и слезно спрашивал, когда же станет успешным. Станет как все. Купит в ипотеку дом, будет ходить на завод. Мечты его сбылись! Ходит на завод. Второй этап осуществления желаний, видимо, запланирован на позднее время. А пока завод! Саша ходит туда с 8 утра до 7 вечера или с 7 вечера до 8 утра. Выбор есть! На заводе он надевает спецовку… ботинки для стройки… и подносит деревянные ящики к специальному станку. Тот забивает в ящики гвозди. Один ящик – один доллар. Норма – сто ящиков. Двадцать ящиков ты даришь правительству, потому что это налог. Саша похудел, помолодел. Так покойники выглядят худее, чем они есть. Наверное, его ждет успех. Не знаю. У меня нет ни малейшего желания знать, что с ним будет дальше, так что я со спокойной совестью говорю – иди на хер, Саша. Далее в моем зверинце следуют такие экспонаты, как чучело совы, кишащее блохами, – его уронили, и компании выписали штраф на триста долларов, так как сова оказалась антиквариатом, – и двухсоткилограммовая квачка, которая жрала все то время, что мы носили в грузовик ее вещи и выносили их обратно. Туда-сюда. За ней пристроился унылый ливанец, его мать завещала ему три кресла. Само собой, те обвязали клейкой лентой так, что с кресел слетела краска. Он пытался выяснить, как меня зовут, видимо, намеревался иск отправить. Я представился чужим именем, как обычно. На этот раз не повезло миллионеру Брюблю. Я всякий раз представляюсь по-новому, чужой личиной прикрыт. Что, впрочем, не так уж и не соответствует истине. Личность у меня всякий раз разная, имен – как рук у Шивы. Я – само непостоянство. В отличие от Авин! Девчонка пристроилась на ложе Малыша Дауна и заботливо поправляет ему венок. Я оглядываю зал. Вся эта затея с ложами, венками и прочим принадлежала мне. Предстояло что-то вроде массовой оргии, черной мессы и пиршества римской знати. Среди приглашенных значились мои французские друзья. Максим, Каролин, Надеж… Вот и они, салют вам! В глазах их я вижу восторг и обожание. Пригласить их к Лаврил Авин и продемонстрировать, каких людей вербует наше Движение за Освобождение Квебека, было гениальной идеей. Бедняжки верят, что я всю Канаду сетями заговора опутал! Небось, и Делин Сион сагитировал! Но нет, той не до независимости Квебека, у нее муж умирает. Но после того, как старичка прикопают, – обязательно! Непременно! Прямо от могилы Делин, промокнув глаза рукавом пальто за пять тысяч долларов, вольется в ряды Армии Независимости Квебека. Кстати, о пальто. Моему мальчишке нужна зимняя куртка, а денег у меня нет. Пора признать этот факт как научно доказанное явление. Как диагноз. Как СПИД у Сэма, например. Все теоретические источники доходов, на которые я возлагал свои неоправданные надежды, лопнули пузырями. Мои литературные агенты оказались слишком заняты на книжной ярмарке во Франкфурте, чтобы снизойти до моих униженных – чересчур, слишком уж явно униженных, я, кажется, переигрывал, – просьб прислать немного денег. Мой работодатель Игорь перестал приглашать меня на погрузки, потому что ему, видите ли, невыгодно оказалось давать мне наличные. Предложил чек. С наивной улыбкой, все как у молдаван положено. Еще бы! Чек – это на двадцать процентов меньше, это налоги. Зачем Игорю потребовалось обкрадывать меня? Все просто! По слухам, его тоже бросила жена, яркобровая молдаванка Марина. Игорь подобрал ее где-то в деревне, вывез в большой мир. В нем, после прохождения всех необходимых процедур по интеграции в канадское общество, Марина стала феминисткой, сдала на права и нашла себе какого-то квака. По крайней мере, так утверждает грузчик Денис. По его версии, Марина, занятая в бизнесе недвижимости, только и делала, что путешествовала по пустующим домам и квартирам, и понятно, с какой целью. Разбогатеть и выгнать мужа! Все эти выводы Денис делает, увидав Марину всего раз в жизни, в окне проезжающего мимо автомобиля. По мне, так у парня паранойя. А деньги Игорь зажимает потому, что он просто жадный и хитрый ублюдок. Что касается его жены… Все непросто! Полагаю, свои брови она сначала выщипывает, а потом дорисовывает угольком. Так или иначе, но жадный Игорь спешил слегка сократить уровень моих доходов, из-за чего я отказался от работы. Результат – полное отсутствие доходов. Абсолютное! Мой баланс стал круглым, как божество Платона. Ноль. Ноль целых ноль десятых ноль тысячных. Я с наслаждением раскатывал этот ноль, объясняя Лаврилке – так мы стали звать девчонку Малыша Дауна с любезного ее разрешения – свою непростую финансовую ситуацию. Словно еще одно жалобное письмо агентам написал. Так, мол, и так… Но увы. Разжалобить у меня никого не получается. То ли дело писательница Новобинец! В Интернете – я читал!.. – под мужа, заболевшего раком, она собрала уже под сотню тысяч евро. Ее даже просили остановиться, все, мол, уже оплачено!.. но она продолжала и продолжала… Постепенно от нужды в лечении перешла к необходимости снимать квартиру, Берлин – город дорогой, аренда авто, цветы в номер, нет, что ни говори, а деньги ей все еще нужны, так что шлите… Правильно делала! На ее месте я бы тоже не останавливался! Это невозможно – прекратить финансовые поступления в то время, как они сами идут, движутся, как ледник. Это все равно что прекратить трахаться за пару минут до того, как кончить. Как кобеля с сучки согнать! Так что я понимаю, очень хорошо понимаю… Жалко только, что я не из породы людей, которым жертвуют. Думаю, мне и земли на гроб не бросят! Но это уже чересчур, смеется Малыш Даун. Обещает, что закопают они меня по высшему разряду. Сэм, мрачнея, клянется, что обязательно позаботится о моих детях. Нет ни малейшего сомнения в том, что он так и поступит. Он настоящий, как, в принципе, все, кого я выдумал. А вот у настоящих людей… – подобранных мной на свалке Господа Бога – планете Земля – с искренностью не очень. Приходится заставлять! Лаврилка, смущаясь и краснея, сует мне в руку какой-то комок. Что там, мокрые трусики? Нет! Это мой эгоцентризм и сексизм, шипит издалека Джудит. Ее тоже на встречу с Лаврил взяли! Лежит поодаль, завернутая в простыню, и локон золотых волос то и дело с лица сдувает. Хороша, чертовка! Но злость портит ее, губит… уродует. Больше секса, больше рабской зависимости от мужчины, который тебя трахает, и ты расцветешь, Джуди, хочется сказать ей. Просто отдай себя. Положись на волны. На волю чью-то. Просто представь себе, что ты потерпела крушение над Атлантикой… твой самолет его потерпел. И вот все погибли, на поверхности воды разбросаны догорающие остатки воздушного, так его, судна. Где-то оранжевеют спасательные жилеты. Но свистков нет. Тишина. Все погибли. Только ты еще жива. И вот ты ложишься на спину и смотришь в небо. Как ты думаешь, Джудит, что от тебя зависит сейчас? Rien de rien[82], маленькая шлюха. Но ведь жизнь – она почище любого крушения и пострашнее любого Океана. Так почему ты суетишься, нервничаешь, пытаешься доказать что-то себе и другим? Просто расслабься, просто получи удовольствие. Я знаю, Джудит в глубине осталась женщиной. Мне нравится унижать ее, когда мы трахаемся… бить по щекам… плевать в лицо… Она и рада! Потом, правда, сворачивается, как улитка. Говорит, что, мол, ничего такого не помнит, а если даже что-то и было, то я просто насильник, который пользуется тем, что она поплыла и кончает. И что она непременно подаст на меня жалобу в полицию, но строго после того, как эта полиция станет полицией Независимого Квебека. Пока я полезен, нужен, несмотря на свой ужасный характер и полное, пещерное отсутствие моральных принципов. Как меня пропустили на интервью сотрудники иммиграционной службы, а? Хотела бы она знать. Я улыбаюсь и молчу. Все это – до следующего раза, когда я схвачу потаскушку за лобок и велю заткнуться. Надавлю на плечи. Заткну, наконец, своим куском мяса ее извергающий слова рот. Иногда мне кажется, что он живет отдельно от Джудит, ее шикарного ухоженного тела. Отворачиваюсь от нее, тайком пересчитываю то, что мне Авин дала. Две тысячи! От денег карман мой так теплеет, будто там уже детская куртка свернута. Благодарю Лаврил, та машет рукой – к чему формальности? – все свои люди, сочтемся… Спрашивает на ухо: каковы, на мой взгляд, предпочтения Малыша Дауна в кулинарии? Она, видите ли, хочет покорить сердце своего несчастного идиота, приготовив ему индейку в шоколадном соусе. Недурно, недурно, говорю. Малыш Даун на Лаврил не смотрит, беседует о чем-то с Каролин. Та, тощая, в татуировках, слушает Малыша внимательно, веком подергивает. Это у нее от отца. Тот – католик и реакционер, а Каролин – за права сексуальных меньшинств и за свободу. Так она полагает. Поэтому, в знак протеста против авторитарного папаши, Каролин носит шорты, строительные ботинки и рыбацкий свитер. При весе в полсотни кило! В любом случае никто сейчас не одет лучше Лаврил. Ту нарядили, как я и попросил Малыша Дауна – а уж ему Лаврил отказать никак не могла, – в нечто среднее между платьем вавилонской блудницы и монахини. Закрытый перед, голый зад. В буквальном смысле! Ягодицы чертовки открыты, хотя спереди – монашеский воротник. И дело не в моей страсти к порнографии, как попрекнула меня жена, когда я показывал ей фото с вечеринки. Просто мы собрались для некоего действия… скажем так, почти религиозного характера… и это требовало некоторой изобретательности. Мишуры! Так что мы нарядили Лаврил в вавилонскую проститутку сзади и в монахиню спереди. Интересно, думаю, а если Малыш Даун ей велит, она мне?.. Спрашиваю у Малыша Дауна. Тот, разумеется, не против. Но все еще впереди. Я приподнимаюсь на ложе, оглядываю собравшихся. Мои франкоканадцы, парочка особенно доверенных лиц среди грузчиков – пользуясь незнанием парнями языка, я пригласил их на обычную свинг-вечеринку – и, конечно, Сэм и Даун… Малыш Даун! Стучу вилкой по стакану. Прошу внимания! Обращаюсь с приветственной речью к собравшимся. От имени старых партийцев нашего движения с каждый раз новым названием благодарю Лаврил Авин. Непременно, когда мы выйдем из подполья, люди поверят нам, коль скоро такие известные люди, как Лаврил, встали в ряды движения. Более того! Аврил нам дорога еще и тем, что сумела подняться над узкими разногласиями, подняться выше своих собственных интересов англоговорящей жительницы Канады. Сучка-англофонка снова краснеет. Ну что же, дорогие друзья. Коль так… Выпьем за любовь! Ведь не секрет, что именно она привела наше украшение, нашу звездную Лаврил Авин в Армию Освобождения Квебека. Ура! Малыш Даун нехотя целуется с Лаврил. Позже объясняет мне причины своего наплевательского к ней отношения. Во-первых, она ему этим ртом сосет, а мы хотели, чтобы он Лаврилку в губы целовал! Во-вторых, она ему уже изрядно надоела этой своей собачьей преданностью. Он девку только из-за партии терпит! В-третьих, он не собирается жениться в таком юном возрасте. Малыш еще молод, погулять хочет! Вот что рассказал мне позже Малыш Даун, и я нашел его мнение заслуживающим самого глубокого уважения. Парень и правда слишком молод! Кроме того, Аврил рассказала нам, что уже два раза сходила замуж. Что ни говори, филе третьей свежести… Но об этом мы поговорили позже. А пока в шикарном доме на пять тысяч квадратных метров, с бассейном и дорогой мебелью, мы произносим тосты в честь грядущего освобождения Квебека. Активные действия намечены на осень 2015 года! Дело в том, что революция состоится в октябре. Причин тому я нашел множество, и все они, конечно, были ложными. Я говорил о необходимости выступить с оружием в руках как раз после парламентских выборов в Канаде. К ним готовилась вся страна. Все столбы заклеили! Деревенщина Хапрер с лицом дебила, намолотившего три тонны зерна и надоившего шесть тонн молока, за что ему вручили вымпел лучшего трудяги капиталистического колхоза. Неврастеник Тюрдо, который тщательно изображал из себя независимого франкоканадского интеллектуала, но оборачивался всегда одним и тем же – самим собой. Человеком, озабоченным гольфом, домом за городом и тем, чтобы его все в покое оставили… Отсосались чтобы от него! Он выглядел в телевизоре дерганым, нервным и плохо воспитанным, как настоящий состоятельный «квак». Видно, что человек нервничал из-за необходимости кого-то в чем-то убеждать. Красовалась еще парочка уродцев, но эти двое оказались главными. И вот, пока они собирались сойтись на арене политической битвы – что бы это дебильное словосочетание ни значило – я собирался устроить им сюрприз. На словах, конечно! 19 октября, в день, когда вся Канада выйдет на избирательные участки, мы… Нет, просто помоемся и оденемся во все чистое! Так у нас принято, у русских. А вот 20-го, в утро, когда вся страна, уставшая после долгой избирательной кампании, и счастливая из-за того, что кошмар окончен, будет спать до обеда… Мы и выступим! Захватим почту, телеграф, но, самое главное, все «Макдоналдсы». Вот этого-то как раз система и не выдержит! Рухнет… Я нарисовал планы выступления, схемы даже начертил какие-то. Кваки были в восторге! Они не ожидали, что все случится так быстро! Это, черт побери, не в традициях франкоговорящей Канады. Здесь люди голову чешут сутки. Час – поднять руку, два – поводить ей по голове и еще двадцать – отдыхать после трудов праведных. Но им нравилось, они остались довольны. Я поддерживал их энтузиазм. Еще бы! Я ничем не рисковал, потому что сломался. В первых числах октября намеревался отправить домой жену и детей. Пора было признать, что мы израсходовали все боеприпасы, которыми обладали. Да, возвращаться в Молдавию, которую тем временем уже и беспорядки охватили, не имело никакого смысла. Но и оставаться – чересчур опасно. Малыш Даун утверждал, что это моя обычная паранойя, но я слишком уж явно чувствовал что-то… нехорошее. Слежка? Не мог позволить себе рисковать. Сильно уж мы заигрались… Денег не осталось, наступала зима, и утром я мог пробежаться по траве под домом, не оставив следов. Она так замерзала, что не проседала под моей тяжестью. Пятая зима в Канаде не обещала мне ничего, кроме мрака кромешного. И я сломался. Но об этом, разумеется, не знал никто, кроме Малыша Дауна и верного Сэма. Остальные верили, что 20 октября мы выступим за независимый Квебек и флаги на баррикадах будут нести наши Марианны, певица Лаврил Авин и потаскушка Джудит. На последней кандидатуре настояла сама Джудит. Я так понимаю, ревниво отслеживала славу Лаврилки… Попросту завидовала более молоденькой сучке! Что ни говори, а кожа у Аврил посвежее. Но я трахал и Джудит! Я вообще категорически против возрастной дискриминации, которая, к моему глубокому огорчению, оказалась весьма живуча и в Канаде. Как раз перед поездкой к Аврил мне звонили из какого-то театра… Я, в паническом ожидании зимы, возобновил рассылку резюме и пытался устроиться билетером. Все их устраивало: и опыт работы, и образование, и сертификаты на знание языков. Не очень устраивал лишь возраст. Мне уже тридцать шесть. Это много! Но я не должен думать, что речь идет о возрастной дискриминации… ни в коем случае! Просто я слишком стар для этого поста. Недостаточно юн! По всей видимости, продажа билетов требовала какого-то особенного состояния организма, какое только в молодости бывает! Жаль, очень жаль… Место билетера и пресс-секретаря Квебекского союза писателей – мои последние ставки в этой игре. Такие же бессмысленные, как те, что сделала Ирина, когда поехала тайком от меня играть в местное казино. Не могла больше видеть, как я мучаюсь. Писала тайком письма работодателям, искала место хотя бы няни… Вот что значит верная жена. Малыш Даун задумчиво кивал. Смотрел на меня узкими монгольскими глазами… Чингисхан-дебил… и спрашивал, как мне удалось, каким образом?.. Никаким. Все случай, Малыш Даун. Я не приложил к созданию крепкого семейного очага ни единого пальца. Тем не менее мой очаг оказался бетонным. И так из него меня выкуривали, и этак. Как засевшего в дзоте фашиста после капитуляции гитлеровской Германии. Но я не сдался! Так и сдох там, окровавленный, с пеной на губах, света белого не видя. Малыш Даун романтически относится к моей жене. Сдается мне, он тайком в нее влюблен. Это нормально. Все влюблены в мою жену. Даже я влюблен в свою жену! Но я решил сбежать. Нет никакого смысла продолжать биться… В конце концов, от тюрьмы до моего дома в Молдавии – всего три остановки троллейбуса. Вот они, преимущества маленьких сообществ, городишек, карликовых стран. Все очень уютно, даже если у тебя неприятности. Но, конечно, я составил План. Я собирался собрать максимально возможную сумму и на нее открыть в Молдавии книжный магазинчик… или кафе… для виду, конечно. Какие книги в Молдавии? Но я уже сидел там, посреди своих пыльных книг. Я собирался скрести из всех сусеков. Я намеревался получить все деньги от индепандистов, потому что вооруженное восстание требует денег. Хотел одолжить максимум у Лаврил Авин. Собрать что-то по подписке… Украсть все, что только можно, на своих последних заказах по перевозкам. В общем, полная концентрация средств! И уже 19-го вечером я улечу в Молдавию, думал я. Мысль об этом примиряла меня с Канадой, тем более что я лежал в шикарном доме, облаченный лишь в простыню, и вокруг меня трясли своими сиськами и задницами прекрасные женщины. Было и виски! Не говоря уж про пиво, да. И вина мы привезли! Сама Лаврил виновато призналась, что почти не пьет с тех пор, как ее прошлой весной укусил за ляжку клещ. После этого бедняжка свалилась с болезнью Лайма и три месяца под себя ходила. Собственно, поэтому ее муж и бросил. О, Канада. Страна настоящей демократии! Здесь перед клещом энцефалитным все равны, даже «звезды»! Всех может укусить москит, задрать в лесу медведь… Равенство и братство – вот принципы канадского общества, восклицает выпившая уже Каролин. Меня поражает это их стремление к независимости и постоянная болтовня про ценности канадского общества. Если, мать вашу, оно вам так нравится, какого хера вы так рветесь из этого общества в свой мифический независимый Квебек? Но не буду воспринимать все это слишком уж всерьез. Каролин просто пьяна. Как и остальные! Постепенно люди расходятся – глаза горят, щеки пылают, вот у кого-то встал. Даже вечно унылый Богдан приободрился и посматривает почему-то на Максима. О-ла-ла! Вот что значит – провести в Канаде достаточно много времени. Джудит ревниво глядит на Лаврил, в то же время явно желая побарахтаться с той в постели. Грузчики просто ищут взглядом, кого бы трахнуть. В общем, события назревают! Поэтому я прошу всех перейти к следующему этапу нашего собрания. Коль скоро мы утвердили даты выступления, нам нужно выслушать следующего докладчика. Это (аплодисменты) Брат-Бобер. В зале настоящая истерика! Все смеются, радуются… Им кажется, что это приглашенный актер в костюме Бобра выступает или вообще речь о конспирации идет. Трудно поверить, что перед тобой толкает речь настоящий Бобер. А это так и есть! Вы же в Канаде, дурачье… Звери и птицы здесь живые… Они говорят! Братец-Бобер держит перед собравшимися короткую, но весьма энергичную речь. Так, мол, и так, старожил Канады, в отличие от всяких… понаехавших… к которым можно отнести не только иммигрантов, как многим тут, наверное, кажется, но и так называемых «коренных» канадцев вроде квебекских паскудников или англофонов сраных. Но не будет он о грустном, наш индейский господин Бобер. Пора очистить страну от скверны. Сделать Квебек независимым и вернуть землю индейцам! Он жертвует на это дело сто тысяч долларов! Рев в зале. Вот так номер! Замираю от счастья. На сто тысяч, пожалуй, можно будет податься в англоязычную провинцию. Купить грузовик, заняться перевозками. Планы меняются! Но из Квебека нужно в любом случае убираться… Беру у Братца-Бобра наличность, само собой, никаких чеков, транзакций – пластику мы не доверяем! Просто чемодан денег. Так, дальше. Максим и Каролин представляют свой скромный взнос, тысяч пятнадцать. Миллионер Брюбль прислал двадцать долларов и пожелания участникам съезда. Он присутствовать не смог, чуял, что речь пойдет о пожертвованиях! Предпочел ехать на Кубу. Там его подружка в очередной раз забеременела. Она настоящая слониха! Беременность у нее длится вот уже седьмой год! После Максима – черед Джудит. Сучка собрала по подписке среди журналистов Монреаля аж три тысячи пятьсот долларов. Берем! Все в дело… В общей сложности собираем двести пятьдесят тысяч. Это с вкладом Лаврил, которая, раздухарившись, побежала в спальню и едва не заблудилась там – пришлось Малышу Дауну шлепать за ней и, конечно, трахать… – и принесла копилку. Розовый поросенок. Разбили, а внутри – свернутые в трубочки банкноты. Спасибо, Аврил. Ну а после того, как мы описали последний цент, причем я заметно скучал – мартышкин труд все это, все равно я эти деньги собирался украсть, – настало время для нового выступления Братца-Бобра. Тот предложил всем выкурить специальную трубку мира, с травой, которую еще Мейлер вырастил на мысе Кейп Код. Да-да, сам старик Норман! Как оказалось, Братец-Бобер – большой поклонник прозы Мейлера, так что мы с ним быстро поладили. И вот курим траву… Запах луга… морской волны, наступающей на косточки первых поселенцев и сожранных ими индеек… заполняет постепенно комнату… Ай да Мэри Джейн! Настоящая, качественная трава, а не дерьмо это монреальское, которым весь город пропах. Причем пахнет травка в Монреале точно так же, как и скунсы. Такое впечатление, что все местные барыги знакомы со скунсами и просят тех отлить в запасы травы. Иного объяснения не придумаешь! Травка, скунсы и клейкая лента. Запах один и тот же. Значит, и предметы это одинаковые, а все остальное – просто наши иллюзии, говорю я. Скунс и моток клейкой ленты – одно и то же. Ну тебя и вперло, братец, смеется Брат-Бобер и передает мне трубку снова. Да уж, накурился я славно! Как и все остальные, впрочем! Лежим, словно в Аиде… Тени… туман… Я лично алкоголь предпочитаю, но изредка. Отчего бы и Мэри в рот не взять?.. Стараюсь не думать об ассоциациях, чтобы, значит, язык не завел куда не следует. Рот и язык, язык и… Стоп! Трясу головой. Слышу стук. Братец-Бобер залез на стол посреди зала – фрукты… шампанское… красная рыба… – и выстукивает почему-то хвостом. Так-тук. Тик-так. Вызывает, значит, духов. Но чтобы подчеркнуть а-у-тен-тич-но-сть происходящего обряда, не прячется под столом и стучит в открытую. Тук-тик. Сначала на это только я гляжу, затем и остальные – все внимание на Братце-Бобре сконцентрировано, и тут в зале появляются… из ниоткуда словно!.. двое мужчин в камзолах из кожи. В шляпах с перьями. Ба, да это же Жак Картье[83] и господин Де Фронтенак![84] Причем второй, постояв некоторое время словно в нерешительности, исчезает. Фигура тает. Как так? О, ничего особенного, поясняет смущенно господин Картье. Все дело в том, что у Фронти – он так приятеля называет – не совсем в порядке документы. Что-то там с судимостями. Короче, Иммиграционная служба Квебека под руководством министра Александра… – нет, это фамилия, а как зовут Александра, я не знаю, не исключено, что тоже Александр, – постановила отказать Де Фронтенаку во въездной визе. Хам, насильник, вояка, рубака и завзятый мужской шовинист. Господин Де Фронтенак никоим образом не сможет интегрироваться в общество, разделяющее современные канадские ценности. Так было написано в графе «причина отказа»! Бедняге Фронтенаку пришлось выметаться из Канады. Жаку Картье повезло больше. На время спиритического сеанса, организованного Братцем-Бобром, он получил временный вид на жительство в Канаде. Ровно на сутки! По истечении этого срока Жак Картье обязан зарегистрироваться в полиции и покинуть страну, если он, конечно, не сумеет доказать свою необходимость Канаде в качестве гражданина. Но, бога ради, какой от него прок? Во-первых, он француз, и, значит, по-квебекски не понимает. Во-вторых, он моряк, а в Канаде – финансово-экономический кризис, и рыболовная отрасль – тоже в депрессии. Как печень алкоголика. Как моя, значит! Нечего Картье делать в Канаде. Максимум можно пойти на курсы охранников… или медсестер. Бухгалтером, наконец. Идеальный иммигрант – дальнобойщик, который на остановках рассчитывает коэффициент зарплаты, а по ночам подрабатывает в больницах, одновременно их охраняя. Вот кем должен стать Картье! Но он, к сожалению, уже вряд ли приспособится. Как и я! А раз так, к чему все эти бессмысленные мучения? Пора возвращаться! Уж лучше конец ужасный, чем ужас без конца… Вот только с Картье поговорим.