Книга Переход - Михаил Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну так что, может, обойдем котловину? – заговорил Ваня. – А я скалы осмотрю, вдруг проход найдется…
– Я не пойду… – вздохнул Петрович. – Спать буду. Если смогу, конечно, под этими взглядами. – И он зябко передернул плечами.
Похоже, путешественники привыкали к странной обстановке. Ощущение неловкости от чужого присутствия проявлялось теперь отдельными вспышками, но было по-прежнему неприятным и пронизывающим.
– А я пойду, – встал с земли Юрка.
– Одна под их взглядами не хочу оставаться… – заметила Анна Иосифовна, прислушиваясь к чему-то внутри себя.
– Ну, как знаете, а я спать! – отрезал Петрович и полез в палатку, к которой они подошли за разговором.
Переход
Споры и жертвоприношение
Ночь понемногу приближалась. Через расстегнутый полог палатки виднелись первые звезды.
На душе у Мишки было почему-то спокойно – наверное, от принятого втайне решения.
«Будет, как будет, – решил парень. – Но на обряд я не пойду – пускай без меня шаманят!»
Звезды теперь не просто стучались в сереющий небосвод – они приказывали, торопили, издевались, насмешливо моргая издалека, – начинайте, мол, в преисподнюю пора…
– Когда колдовать-то пойдешь, дядь Вань? – хрипло спросил Мишка.
– Сейчас на лежку с Николаем уйдете – и тогда начну.
– Нерадостный вечер, – заметил парень. – Возьми меня с собой.
– Не дави, без тебя тошно. Если бы не Юрка, никуда бы и сам не пошел.
– А эти как же? Ну, конкуренты.
– А я им что, МЧС, или тянул туда кого? Мне они кто? Даже имен не знаем.
– Интересно, а как там Юрке в плену?
– Поубиваю, если что сделали с ним! – с надрывом выговорил дядька и достал из кармана пистолет. Осмотрел, сунул обратно и еще раз грозно добавил: – Поубиваю!
– Да ладно тебе, нормально все будет!
– Мишка, уходим, – неожиданно заговорил Николай. – Колдуй, Иван…
Николай и Мишка подхватили вещички и пошли в сторону упирающегося в далекий горизонт звездного купола.
Препятствий для обзора с плато не было, и Мишка неожиданно увидел себя и Николая глазами дядьки – две человеческие фигурки неторопливым шагом уходили к горизонту на фоне яркого звездного неба. Сказочно!
Иван пошарил в сидоре, вытащил початую фляжку и пошел к черной туше камня.
Птахин с егерем наконец добрались до места, и парень попытался разглядеть в бинокль, что там делает дядька. Николай готовил повязки.
– Завязывай глаза, – швырнул он Мишке кусок тряпки. – Хватит длины?
Рытый засыпал…
Ни мальчишки, ни взрослые не знали, что сейчас около рыбацкой избы Адыга молится за них у большого костра на перевернутом черном котле.
Успокоившийся Трифоныч мирно сопел в каюте после праведных трудов.
А вне долины конкуренты перетаскивали палатку, рассудив, что команда преследователей на переходе может свалиться им прямо на голову. Как закончили, принялись обдумывать, чем совершить обряд на жертвеннике в долине, хотя не особо надеялись на успех. Судьба Антонио Загиреса и прочих ясно указывала на возможный финал.
Сумерки в долине тоже сгустились. Наступала ночь.
Дядька Иван ждал, присев по-турецки на пороге палатки. Время текло тягучим киселем – не спешило.
Николай проследил за Мишкой, завязал глаза себе и обратился в слух, ожидая светопреставления.
Минут через сорок после дядькиных камланий Птахин ощутил вдруг странное изменение пространства. Сначала появилось жжение шаманкиных самородков на груди, потом в ушах раздался звон.
– Слышишь? – шепотом спросил Николай.
Не успел парень ответить, как раздался грохот. Наступало время действовать «под шумок», и он потянул с лица повязку.
Картина завораживала. Жертвенник плавно переливался лимонно-желтым светом. Потом цвета стали меняться чаще, и картина уже походила на азбуку Морзе, превратившись вскоре в сплошное дрожание-мерцание.
Ужас пронзил парня острой иглой, парализовал волю и заставил неотрывно смотреть на жуткие танцы света.
Белая стрела молнии с шипением и треском вылетела со стороны гор и скользнула к жертвеннику. На подлете к камню она образовала трезубец. Два луча воткнулись в лысое пространство около камня, а один ударил прямо в него.
Пронзительный грохот догнал полет молнии, ударил в уши, и бело-сиреневая вспышка почти ослепила Птахина. Понимая, что после очередного «залпа» он совсем лишится зрения, парень вскочил на ноги и понесся к дядькиной палатке.
– Куда, сучонок?! – Николай услышал топот ног и рванулся за ним.
В отчаянии он скинул повязку с глаз, но следующая вспышка заставила егеря прикрыть глаза рукой.
А Мишка летел стрелой, не чуя собственных ног. Когда до палатки оставались считаные метры, очередной всполох заставил его зажмуриться, и он не заметил камень, притаившийся в березовых кустиках.
– А-а-а-а-а! – падая, в отчаянии закричал Птахин. Он понял, что проиграл.
Но тут кто-то вцепился в него и куда-то поволок. Это оказался дядя Ваня. Он выскочил на крик и потащил обессиленного парня в палатку. Лицо Мишки онемело, изо рта текла струйка слюны.
Снаружи непрестанно грохотало и пыхало.
Светопреставление
Черный котел и внезапная слепота
Адыга перестала молиться и направилась к рыбацкому дому, оставив котел на месте обряда. Но дойти не успела.
Первая вспышка километрах в десяти от Рытого застала ее на половине пути.
Началось!
Вторая световая атака последовала за первой почти сразу.
Секунд через тридцать – сорок послышались раскаты грома, словно артподготовка перед наступлением войск.
Обостренные чувства шаманки говорили: шансов на возвращение у парней очень мало, разве только Мишка что-нибудь придумает. Что там ему известно, да и вспомнит ли? Одна надежда была на него.
А на мысе Шарталай проснувшиеся от крика матроса капитан и Трифоныч наблюдали возмущения атмосферы.
– Ничего себе! – вопил старик во время особо ярких вспышек. – Ничего себе! Ну дают!