Книга Агент полковника Артамонова - Борис Яроцкий

— Ты хоть и турок, а душа у тебя болгарина.

Крикнул на лошадей, и телега коваными колесами застучала по вытертому до блеска булыжнику, вкатилась в распахнутые ворота крепости Никополь.

Константин кинул за спину ящик с мелкорозничным товаром, направился по знакомому адресу к своему связнику Тодору Кырджиеву.

Вожатым у Кырджиева был другой офицер — полковник Перенсов. Он готовил Тодора к выполнению особого задания. В чем заключалось это задание, было в шифровке, которую нес с собой Константин Фаврикодоров.

Петр Дмитриевич Перенсов был на три года моложе Николая Дмитриевича и выпускался из Академии Генштаба на три года позже, но учился так же прилежно, как и Артамонов. Окончил курс академии по первому разряду.

Еще во время учебы на него обратил особое внимание профессор Обручев. «У него скрыт большой талант разведчика», — так о нем отозвался профессор, когда император спросил его, кого из выпускников надо готовить в Турцию. Этот разговор был в мае 1869 года.

Но первое испытание в тайной войне довелось выдержать на Урале. В «Прохождении службы» оно было обозначено одной строкой: «принял участие в усмирении беспорядков в киргизской степи». А в декабре 1876 года, имея задание «организовать сбор сведений о турках» и получив на эти цели всего лишь три тысячи рублей, он под именем Пауля Паульсона уехал на поезде в Бухарест и появился там как родственник российского консула барона Стюарта.

Вскоре он уже был своим человеком в секте скопцов, и скопцы — староста Матюшев и воевода Вельк — оказали ему содействие в организации наблюдения за проходом судов по Дунаю. Добровольные агенты из числа местных жителей вели строгий учет всех судов, как военных, так и гражданских. Они же добывали сведения от турецких агентов, создававших в придунайской зоне запасы продовольствия на случай войны.

Одним из первых агентов полковника Перенсова был Тодор Кырджиев, надежный, не однажды проверенный в деле разведчик. Работал он, как и Фаврикодоров, не за деньги, а по убеждению: освободителя Болгарии он видел в лице России.

Кырджиеву предстояло под видом волонтера внедриться в армию и оказаться в крепости Плевна. Туда уже стягивались турецкие войска, которым было приказано отбросить русскую армию за Дунай, когда ее части попытаются форсировать эту самую крупную в Европе водную преграду.

При встрече агенты обменялись паролями:

— Это вы утопили мою собаку?

— Она что, не умела плавать?

— Умела. Но я хочу с вас получить компенсацию.

— Тогда отойдемте в сторонку.

Такой замысловатый и одновременно простой для запоминания пароль придумали два полковника: Артамонов и Перенсов. Оба ученика и фактически подчиненные профессора Обручева как бы состязались в искусстве подготовки агентов, они дополняли друг друга. Сведения, которые добывали их люди в турецких гарнизонах, сначала попадали непосредственно к начальнику штаба Дунайской армии генералу Непокойчицкому, потом их, уже расшифрованными, посыльные доставляли в штаб вожатых. Такой порядок установил начальник штаба.

Полковник Артамонов как начальник штаба офицеров вожатых вынужден был в письменной форме изложить протест на имя главнокомандующего генерал-лейтенанта великого князя Николая Николаевича (старшего). Тот вызвал полковника и при начальнике штаба армии отчитал:

— Вы, полковник, видите шпионов, где их нет.

Полковник Артамонов стоял на своем:

— Ваше высокопревосходительство, я несу полную ответственность перед Богом и перед императором, а также перед вами за безопасность своих агентов. Если в штабе окажется турецкий агент, он по расшифрованным депешам установит источник добычи сведений. И наш агент погибнет. Я уверен, вы не желаете, чтобы нашим агентам турецкие палачи рубили головы.

Главнокомандующий, помахивая стеком, прошелся по шерстяному ковру. На разомлевшего от полуденного зноя начальника штаба он не глядел, а тот отсутствующим взглядом смотрел на потолок, где бился случайно залетевший в открытое окно желтый шмель.

Старческое лицо начальника штаба выражало полное равнодушие к тому, о чем сейчас шла речь. Он вздрагивал, прогоняя дрему, и опять смотрел на шмеля, бившегося под высоким потолком купеческого дома. Начальника штаба уже никто не замечал. Разговор вели двое: великий князь и полковник.

Да, главнокомандующий не желал, чтобы русским агентам турецкие палачи рубили головы. Начальник разведки был абсолютно прав.

Услышав в свой адрес приятные слова, главнокомандующий сменил гнев на милость. Стеком ударил себя по лакированному голенищу сапога. Сказал:

— Турецкие агенты — это же турки! Они могут и в штаб пробраться.

Полковник решил рискнуть уточнением:

— Турки могут нанять француза или купить русского.

— Да-да! — согласился главнокомандующий. — Не раньше как вчера мне докладывал полевой священник… как его? Смолин, обер-офицер, помощник генерала Кучевского, отказался от причастия. В своей армии богохульников я не потерплю! Богохульник — это потенциальный шпион.

Генерал Непокойчицкий словно очнулся. Генерала Кучевского он отобрал себе в помощники.

— А что вы скажете Артамонову?

Начальник штаба желал, чтобы полковник Артамонов был наказан. Это уже не первый случай, когда он высказывает свое неудовольствие.

Вот теперь главнокомандующий увидел серое старческое лицо своего начальника штаба и, видимо, пожалел, что настоял на своем, когда решался вопрос, кому быть во главе полевого штаба: Обручеву или Непокойчицкому?

— Полковнику Артамонову не мешайте. Он свое дело знает.

Николай Дмитриевич ушам своим не поверил. Ему развязали руки! Главнокомандующий освободил его от опеки начальника штаба. Отныне у него один начальник — прикомандированный к штабу полевой армии в качестве советника генерал Обручев.

Рущук. 1877. Июнь

Начало лета — разгар рыболовного сезона в низовьях Дуная. Россия и Турция в состоянии войны. Передний край — полноводная река шириною в километр. На левом берегу — русские, на правом — турки.

Пока не стреляют, и любители рыбной ловли — русские и турки — на рассвете, не опасаясь, что получат пулю, уже с рассвета сидели на берегу, наблюдая за поплавками, не забывая, конечно, поглядывать на противоположный берег.

С той стороны рыбаки в солдатском обмундировании — и с этой. Офицеров среди рыбаков нет. Офицера могут ненароком и подстрелить. Ведь война-то уже объявлена. По обоим берегам удивительное благодушие!

Но благодушие, как на той стороне, так и на этой, показное. За холмами, в густых тенистых рощах, кипела работа: русские саперы вязали плоты. Ночью лес подвозили на подводах.

Жителям придунайских сел, румынским селянам, были обещаны хорошие деньги. Румыны старались.