Книга Усмешка тьмы - Рэмси Кемпбелл

Прежде чем запостить этот текст, я копирую его – и рассылаю по всем пресловутым форумам, группам, клубам по интересам. К тому времени как мои сухожилия начинают ныть от однообразных повторяющихся действий, я отправляю в общей сумме где-то сорок сообщений. Следующее сообщение – отличное от всех других – я набираю уже с закрытыми глазами:

Дорогой Кирк!

Просто хотел послать Вам весточку. Нашел много интересной информации о Табби Теккерее. С ним связано судебное разбирательство касательно дебоша в театре «Арлекин». Я собираюсь навестить внука того, кто режиссировал все фильмы с его участием. Возможно, сведений к дедлайну соберется так много, что я не смогу обработать их все под одну книгу. И да, кажется, я привлек внимание какого-то сумасшедшего интернет-паладина на ИМДБ, претендующего на звание знатока Табби Теккерея. Такие вот забавные дела.

Искренне Ваш до последнего кадра —

Саймон.

Пока я, смежив веки, вспоминаю, нужно ли мне сделать что-то еще, Натали, судя по звукам, выходит из комнаты. Дверь распахивается, и она просовывает в проем сонную голову:

– Привет. Чего ты так поздно? Да еще и в темноте сидишь.

– Просто стараюсь никого не разбудить.

– Портить зрение из-за этого не стоит. Ты хоть вообще ложился?

– Ну да, часа три назад. Я думал, ты заметила.

– Не-а. Кофе принести? Кстати, надо бы одеться, пока Марк не проснулся.

Поскольку на ней халат, адресована эта реплика явно мне. Оно и верно – я не стал одеваться, чтобы ненароком не наделать шуму и не разбудить ее. Пока я забираю свою одежку из спальни, Натали наполняет кофейник.

– Закроешь дверь? – спрашивает она. – Тебе бы сегодня в школе появиться.

– У Марка какие-то проблемы? Я разберусь, если что.

– Не у Марка. Думаю, кое-чьи предки говорили о тебе. Ты разговаривал с какой-то его подружкой?

– Я? Разговаривал? Разве что улыбнулся одной. Но это пока вроде как не запрещено.

– Я имею в виду, что ты, наверное, проявил чуть больше родительской заботы, чем следовало, на глазах у людей, которые тебя совсем не знают.

– И ты сказала этим предкам, что это был я?

– Пришлось. Одна из девочек подумала, что ты отец Марка.

Я не собираюсь спрашивать, как Натали на это отреагировала, и вместо этого говорю:

– Как прошел твой день на работе?

– Хорошо. Работа непростая, но мне нравится.

– Ну, ты же всегда любила трудные задачи. Как Нилокас, не пристает?

– Прости, кто?

– Слишком долго проторчал за клавиатурой, буквы в голове путаются. Я, конечно, о Николасе. Как он там?

– Вообще не показывается. Его работа больше закулисная. Непохоже, что мне придется много общаться с ним, – говорит Натали с двусмысленной улыбкой. – Ты же не ревнуешь?

Я открываю рот, но лицо вдруг застывает глиняной маской – слова никак не идут на ум. Пока я мнусь, Натали ловко переводит тему:

– А как там твои родители?

– Да по-старому. Приглашают нас с тобой на Рождество.

– Явимся. Либо на Рождество, либо на твой день рождения. Что-то придется встретить вместе с моими.

– Выбирай сама, – говорю я, хотя перспектива торчать с Биб и Уорреном, как по мне, далеко не самая радужная.

– Посмотрим, что скажет Марк.

Она наливает две чашки кофе. Ставит мою на столик, свою же, с надписью «Супермама», несет к двери.

– Пойду вместе с этой крошкой в ванную, – поясняет она. – И все-таки – ты доволен поездкой? Все прошло хорошо?

– Надеюсь, в следующий раз будет получше.

– Уверена, так и будет, – одарив меня мимолетным поцелуем, она выходит из комнаты.

Я отпиваю немного из своей кружки, оформленной под катушку неэкспонированной пленки. Ставлю обратно на столик – достаточно неуклюже, так что проливаю кофе. Вытирая пятно салфеткой, я вспоминаю, какое дело так и не довел до конца: нужно было повнимательнее ознакомиться с газетой, купленной на ярмарке.

Беда только в том, что газеты нет ни на столе, ни во внутреннем ящике.

Ее вообще нигде в комнате нет.

23: Мисс Мосс

Мы уже почти у школы, когда я предпринимаю последнюю попытку.

– Я знаю, ты был на сцене, но ты что, и правда не видел, как я покупал газету?

– Я искал тебя, – говорит Марк.

– Я был у киоска, меньше чем в ста ярдах от тебя.

– Искал Табби, – эта ремарка ничего не проясняет, и он поправляется: – Тебя, в смысле.

– Не надо делать такое лицо всякий раз, когда ты его упоминаешь, – я жду, когда его глаза и улыбка уменьшатся до разумных размеров, и говорю: – Но ты наверняка видел, что я купил.

– Какие-то газеты и дивидишку.

– Ладно, я понимаю, комикс волновал тебя больше всего.

Я и сам не знаю, зачем начал вспоминать про наш поход на ярмарку. У меня была газета – даже если Марк и Натали утверждают, что не видели ее. Дома газеты нет, хоть Натали и говорит, что не выбрасывала ее. Мог ли я потерять ее по дороге домой? Эта мысль кажется мне более разумной – ну не Биб же с Уорреном подозревать! В целом я смогу кратко передать суть статьи в моей книге – так о чем волноваться? Главное – диск, плакат с подписью и номер «Кистоунских морячков» надежно заперты в ящике моего стола.

Родители, пуская в воздух облачка белого пара, собираются за пределами школьного двора. Я бросаю по сторонам короткие, ни к чему не обязывающие взгляды – на меня же в основном смотрят подолгу. Там, впереди, за спинами детей, бегающих по школьному двору поодиночке или группками, я примечаю женщину с колокольчиком.

– Я зайду ненадолго с тобой, Марк, – говорю я и сжимаю его плечо, когда мы вместе проходим под коваными воротами. Он бежит к друзьям, я же огибаю детскую толпу по большой дуге.

Женщина невысокая и монохромная, как старое кино: черная юбка, колготки и туфли, белая блузка и серые волосы. Выражение лица сдержанно-настороженное.

– Могу я вам чем-то помочь? – осведомляется она.

– Вы тут главная?

– Я мисс Мосс.

Взгляд дамы словно предупреждает, что ее имя не повод для веселья, но такое напыщенно-строгое обращение вечно провоцирует меня на перепалки, так уж я устроен.

– То есть главная.

Она нетерпеливо приподнимает брови.

– Хочу сказать вам вот что: я с Марком Хэллораном. Да, формально я не его отец, но это только пока. Пока считайте меня за опекуна. Мы с его матерью – вместе, понимаете?

– Хорошо, поняла. Так вы что-то хотели сказать? – а лицо у этой мисс Мосс при этом – непрошибаемое-непрошибаемое.