Книга Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Джон Рональд Руэл Толкин

Ибо не только Ниэнор обезумела и убежала в глушь, но и Морвен также пропала. Ни тогда, ни после не узнали наверное о ее судьбе ни в Дориате, ни в Дор-ломине. Однако Маблунг все не мог успокоиться, и с небольшим отрядом отправился в леса и три года скитался в глуши, от Эред-Ветрина до самых Устьев Сириона, ища следов пропавших или вестей о них.

Ниэнор в Бретиле

Что до Ниэнор, она мчалась через лес, слыша позади крики погони; и на бегу сорвала она с себя одежды и бежала нагая; она бежала весь день, как зверь, которого вот-вот загонят насмерть, и он мчит, не смея остановиться и перевести дыхание. Но к вечеру безумие вдруг оставило ее. Она постояла минутку, словно в изумлении, а потом, сраженная смертельной усталостью, рухнула, как подкошенная, в заросли папоротника. И там, в гуще старого папоротника и упругих весенних завитков, она лежала и спала, ничего вокруг не замечая.

Утром она проснулась и обрадовалась солнцу, словно впервые увидела его; и все вокруг казалось ей новым и незнакомым, и она не знала имен вещей. Ибо позади нее была лишь темная пустота, не пропускавшая ни единого воспоминания, ни единого слова. Лишь тень страха помнила она, и оттого была пуглива и все время искала, куда бы спрятаться: стоило какому-нибудь шороху или тени потревожить ее, она тут же взлетала на дерево или ныряла в кусты, проворно, словно белка или лиса, и долго выглядывала из-за листьев, прежде чем выйти из убежища.

Она пошла дальше в ту же сторону, куда бежала, и вышла к реке Тейглин, и утолила жажду; но еды она не могла найти, ибо не знала, как это делается, и ей было голодно и холодно. Деревья за рекой казались гуще и темнее (так оно и было, ибо там начинался Бретильский лес), и потому она наконец перебралась на тот берег, набрела на зеленый курган и бросилась наземь: у нее не осталось сил, и казалось ей, что тьма, лежащая позади, вновь настигает ее, и солнце затмевается.

Но на самом деле то была большая гроза, что пришла с юга и принесла с собой молнии и ливень; и девушка вжалась в землю, напуганная ударами грома, и черный дождь хлестал ее нагое тело.

И случилось так, что несколько жителей Бретиля проходили мимо в тот час, возвращаясь с охоты на орков, торопясь к убежищу, что было неподалеку, за Переправой Тейглина; и вот полыхнула молния, и Хауд-эн-Эллет озарился белым пламенем. И Турамбар, который вел людей, отшатнулся и зажмурился, содрогнувшись; ибо показалось ему, что он видит на могиле Финдуилас призрак убиенной девы.

Но один из его людей бросился к кургану и окликнул предводителя:

– Сюда, господин! Тут молодая женщина, она жива!

И Турамбар подошел и поднял ее, и с ее мокрых волос заструилась вода; девушка же прикрыла глаза, дрожала и не сопротивлялась. Турамбар, дивясь, что она лежит здесь совсем нагая, укрыл ее своим плащом и отнес в охотничью избушку в лесу. Там они разожгли огонь и закутали ее в одеяла, и девушка открыла глаза и посмотрела на них; и как только ее взгляд упал на Турамбара, лицо ее просияло, и она потянулась к нему, ибо ей показалось, что она наконец обрела нечто, что искала во тьме, и она успокоилась. А Турамбар взял ее за руку, улыбнулся и сказал:

– Ну что, госпожа моя, не скажешь ли ты нам, как твое имя и какого ты рода, и какая беда приключилась с тобой?

Она ничего не ответила, только покачала головой и заплакала; и они больше не тревожили ее, пока она не поела, – она с жадностью съела все, что ей дали. Наевшись, она вздохнула и снова вложила свою руку в руку Турамбара; и он сказал:

– У нас ты в безопасности. Переночуй здесь, а утром мы отведем тебя к себе домой, на гору в лесу. Но мы хотели бы знать твое имя и твоих родичей – быть может, мы могли бы отыскать их и сообщить им о тебе. Назови же их.

Но она снова ничего не ответила и расплакалась.

– Не тревожься! – сказал Турамбар. – Наверно, повесть твоя слишком печальна, чтобы рассказывать ее теперь. Но я дам тебе имя и буду звать тебя Ниниэль, «слезная дева».

Услышав это, она подняла глаза и покачала головой, но повторила:

– Ниниэль…

Это было первое слово, что произнесла она после забытья; с тех пор лесные жители так ее и звали.

Утром они понесли Ниниэль в Эффель-Брандир; а наверх, к Амон-Обелю, вела крутая дорога, вплоть до места, где она пересекала бурный поток Келеброс. Через него был переброшен деревянный мост, а под мостом поток срывался с источенного каменного порога и ниспадал многоступенчатым каскадом в каменную чашу далеко внизу; и в воздухе дождем висели брызги. Над водопадом была зеленая лужайка, и вокруг росли березы; а с моста были хорошо видны теснины Тейглина, милях в двух к западу. Там всегда бывало прохладно, и в летнюю жару путники отдыхали там и пили холодную воду. Димрост, Дождевая Лестница, звался тот водопад, но с того дня прозвали его Нен-Гирит, Вода Дрожи; ибо Турамбар со своими людьми остановился там передохнуть, и Ниниэль сразу же продрогла и ее охватила дрожь, так что они никак не могли согреть и успокоить ее[59]. Поэтому они поспешили дальше; но не успели они достичь Эффель-Брандира, как Ниниэль уже металась в жару.

Она долго пролежала больная, и Брандиру понадобилось все его искусство, чтобы выходить ее, и женщины лесных жителей сидели над нею день и ночь. Но лишь когда Турамбар был рядом, она лежала спокойно и спала тихо; и вот что замечали все, кто ходил за ней: в самом глубоком бреду, как бы ни мучил ее жар, ни разу не произнесла она ни слова ни на каком языке, эльфийском или человеческом. И когда силы мало-помалу стали возвращаться к ней, и она снова начала есть и ходить, бретильским женщинам пришлось заново учить ее говорить, словно ребенка. Но она легко училась и радовалась, словно человек, вновь обретающий затерявшиеся сокровища, великие и малые; и когда она наконец выучила достаточно слов, чтобы говорить с друзьями, она стала спрашивать:

– Как называется эта вещь? Я потеряла ее имя во тьме.

И когда она снова смогла ходить, она часто посещала дом Брандира: ей больше всего хотелось узнать имена всего живого, а Брандир хорошо разбирался в таких вещах; и они часто бродили вместе по садам и полянам.

И Брандир полюбил ее; когда Ниниэль набралась сил, она часто подавала хромому руку, чтобы он мог опереться на нее, и называла его братом; но сердце ее было отдано Турамбару, и лишь ему улыбалась она, и смеялась лишь его шуткам.

Однажды вечером, в пору золотой осени, сидели они рядом, а склон холма и дома Эффель-Брандира светились, залитые лучами заката, и было тихо-тихо. И спросила у него Ниниэль:

– Теперь я знаю, как называются все вещи, только твоего имени я не знаю. Как тебя зовут?

– Турамбар, – ответил он.

Она замерла, словно прислушиваясь к какому-то отзвуку; потом спросила: