Книга На расстоянии звездопада - Георгий Ланской

– Мы ведь с тобой толком даже и не поговорили, да? Я только сейчас поняла, что как-то закрутилась, забегалась, и даже времени тебе толком не уделила.

– Да все нормально, мам.

– Чего ж тут нормального? Просто… Понимаешь, когда ты возвращаешься, я на следующей день уже считаю это само собой разумеющимся: ты дома, со мной, и значит, все хорошо, и так всегда будет, а потом спохватываюсь: а время ушло. Я ведь даже толком не знаю самого главного, Уля.

– Главного? – переспросила Ульяна, чувствуя, как в живот упал тяжелый ком.

– Главного, доча. Зачем ты вернулась? Что-то случилось?

Взгляд у матери был напуганным, как много лет назад, когда она вылетела на улицу, услышав визг Ули, отбивающейся от гусака.

Гусак со своим выводком обретался в соседнем дворе и каждое утро выходил на прогулку, важно задирая голову на негнущейся шее. Стоило Ульяне показаться поблизости, как он летел к ней, прижимая голову к земле, издавая змеиное шипение. Ульяна пугалась, жалась к забору, а гусак, подбегая, каждый раз останавливался у невидимой черты. В тот злополучный день в руках Ули оказался прутик и она, без всякой задней мысли, стукнула им по клюву птицы.

Гусак напал без предупреждения. Он щипал клювом, больно бил крыльями, издавая торжествующее курлыканье. Ульяна кричала и безрезультатно колотила прутиком по твердой резиновой шее.

Потом из дома выскочила мать с белым лицом, схватила гусака за шею и отшвырнула в сторону. Ульяна долго плакала дома, потом с прогулки пришел брат Вася и, вместо утешений, стал дразнить ее трусихой, которая боится гуся. Вместо ответа Ульяна швырнула в брата маленьким, карманным неваляшкой, удивительно метко угодив ему прямо между глаз.

Именно после нападения гусака Ульяна на всю жизнь запомнила, какой испуганной может быть мама. Вот и сейчас, увидев ее перевернутое лицо, Ульяна затараторила, напуская на себя беспечный вид:

– Ничего не случилось. Просто приехала. Без повода, потому что от отпуска осталось несколько дней. Осенью времени не будет.

Мать молчала, Ульяна добавила в голос энтузиазма и сообщила:

– Я, наверное, на новый проект уйду и, дай бог, только к зиме освобожусь. Меня на шоу пригласили ведущей, в Мексику уеду надолго, а как там со связью, неизвестно. Край света, да и проект секретный, нам вряд ли дадут возможность звонить домой.

Почему она приплела Мексику, Ульяна и сама не знала. Наверное, потому, что на подобный проект ездила Лерка, и это выглядело вполне правдоподобным. Мать, судя по всему, о существовании реалити-шоу в Мексике знала, потому что согласно покивала и неохотно ответила:

– Ну… Поезжай. Хорошо, что приехала, дома побыла. Ты билет уже купила?

– Нет. Надо в интернете посмотреть, на какие поезда есть места. Лучше бы ночным, чтобы как можно меньше народу знало, а то Гера, кажется, прямо на вокзале спит. Порадует вас потом светской хроникой в духе «Я и уезжающая знаменитость. Мой творческий путь. Величайшее». И пятьдесят фото в вокзальном сортире…

Римма рассмеялась, а потом озабоченно спросила:

– Тебе пирожков в дорогу напечь?

– Мам, окстись, какие пирожки? Мне ночь ехать максимум. Я в вагон войду и сразу лягу, а утром буду уже в Челябинске. С вокзала в аэропорт, ну, и поем по пути в нормальном ресторане.

– Так до ресторана еще дожить надо. Чего же ты, голодной будешь мотаться по городу? Я сейчас, живо… С картошечкой напечь? Или с мясом?

Ульяна закатила глаза и встала, отодвинув чашку в сторону.

– С картошечкой, – веско сказала она. – Или с мясом. Мне все равно, я не буду есть. И так жирная, как свинья.

– Ну, не будешь, так не будешь, а моя совесть останется чиста. И не говори потом, что голодной уехала… – Мать выглянула в окно и недовольно покачала головой. – Ветер какой поднялся, того и гляди тучи надует, недаром у меня с утра голова болит… Может, завтра поедешь, вдруг распогодится?

Ульяна уже стояла в прихожей, снимая с вешалки Танькину куртку и на слова матери лишь отмахнулась.

– Не сахарная, не растаю. Я бы по интернету билет заказала, да ведь у вас его распечатать не на чем. Ладно, вокзал рядом, слава богу… Зонтик где у тебя?

– Ты, знаешь что, на вокзал-то сама не ходи, – предложила мать. – Я сейчас Вовке позвоню, он и сбегает.

Оторванный от очередной компьютерной игры Вовка требованию прийти к бабушке явно не обрадовался, буркнул в трубку недовольное: «Щас», но торопиться явно не собирался. Ульяна успела выбрать поезд: ранний, как нападение Гитлера, со стоянкой в две минуты, исключающий долгие прощания и, слава Богу, вероятную встречу на перроне с Герой и другими любопытствующими. Ну, в самом деле, не припрутся же они провожать ее к вагону в четыре утра? Да и в целом горожане особо не рвались за автографами, чего она так опасалась.

«Вся моя слава – пустышка, – подумала Ульяна. – Мыльный пузырь, фикция. Пустая жизнь. Вроде бегаешь, бегаешь, пытаешься популярность за хвост ухватить, и вроде почти ухватил, а на деле это – мираж. Никому до тебя нет дела. Сдохнешь, и назавтра тебя забудут».

И от этого осознания на душе стало горько и пусто. Ульяна затолкала найденный на полочке зонтик обратно, сбросила куртку и пошла на кухню, помогать матери. С остервенением раскатывая тесто, Ульяна шлепала в центр плотных кругляшей фарш, неумело скрепляя края. Пирожки получались кривые, фарш лез наружу, и мать, поглядывающая на нее с иронией, наконец, отодвинула ее от стола.

– Испортишь больше, – усмехнулась она. – Иди дверь открой, Вовка пришел, наверное.

В дверь, действительно нетерпеливо звонили. Ульяна вытерла руки о полотенце, открыла двери и ткнулась лбом в грудь стоящему на лестничной клетке Митрофанову. От неожиданности, Ульяна открыла рот, потом закрыла и неопределенно замахала руками, то ли приглашая, то ли наоборот, не впуская в дом, и одновременно сделала шаг назад. Алексей сделал правильный вывод и вошел.

– Это Вовка? – крикнула мать с кухни.

– Нет, это я, – ответил Митрофанов. – Добрый день, Римма Сергеевна. Вовка у нас в танки рубится.

Мать вышла в прихожую, стрельнула быстрым взглядом в Митрофанова, потом в дочь и, кивнув, сказала:

– Здравствуй, Леша.

Ульяна стояла и глупо улыбалась. Митрофанов посмотрел на нее и серьезно сказал:

– Уль, привет. Уезжаешь?

Она отмерла и махнула ладонью, с которой посыпалась мука. Смутившись, Ульяна с деланным безразличием сказала:

– Да. Пора мне. С работы звонят, сучат ножками в нетерпении.

– Прямо таки жить без тебя не могут, да?

Улыбался он по-доброму, и это одновременно и грело и раздражало. Ульяна чувствовала себя глупо, хотела и спрятаться, чтобы вымыть руки, привести в порядок лицо и волосы, и стоять рядом с блаженной улыбочкой, от которой внизу живота разливалось тепло, оттого она излишне резко спросила: