Книга Сага о реконе - Валерий Большаков

За суетой да за туманом никто не заметил медленно подходившего корабля. Он был сходен по размерам с «Черным лебедем», только совершенно новый, буквально вчера спущенный на воду. Неокрашенный, без мачты и носового украшения, драккар шел, толкаемый всего шестеркой гребцов.

С берега, противоположного тому, на котором раскинулся поселок, донесся долгий звон кузнечного молота, и все стало ясно – новенький драккар переправляли через фьорд для оснастки.

Когда «Черный лебедь» поравнялся с новоделом, нескладные гребцы из мастеров-корабелов только глаза вытаращили.

– Что буркала-то пучите? – довольно добродушно обратился к ним сэконунг. – Плывите и работайте – четвертый корабль мне не помешает!

Давясь смехом, викинги налегли на весла, и тут произошло неожиданное: незакрепленные доски палубы «четвертого корабля» заходили ходуном, разошлись резко, открывая все подпалубное пространство, и оттуда с ревом повалили воины – ражие, дюжие, они скалились в ярости и злобном торжестве.

Даже шестерка худощавых гребцов выхватила луки, и команда сэконунга тут же изведала их меткость.

Одд давно уж покинул свое рабочее место, прыгая на носовой палубе.

Меч он держал в левой, но орудовал им умело, видать, мог воберучь сражаться.

– Роскви! – крикнул Костя, подхватывая секирку. – К мачте!

Валера как раз отшатнулся от наконечника копья, насквозь прободавшего одного из гребцов сэконунга и вылезшего у того со спины.

Поднырнув, прижав голову – две капли чужой крови упали ему на кожаный шлем, Бородин метнулся к мачте.

В руке он сжимал давешний скимитар.

– Чё делать будем? – крикнул Валерий.

– Биться будем, что же нам еще остается!

– «Мы – спина к спине – у мачты, против тысячи вдвоем»?

– Да хоть тыл прикроем!

– Жопу, ты имеешь в виду?

А нападающие все прибывали, словно ниоткуда.

Их крепкие руки сжимали мечи и секиры, за кромками щитов, из-под низко напяленных шлемов, сверкали глаза, бестрепетные и страшные.

Засвистели копья, пробивая тела насквозь.

Ловкие дренги притянули крючьями борт «Черного лебедя», и вся орава повалила на палубу корабля Гунульфа.

– Где Гунульф?! – взревел косматый мужик в золоченом панцире. – Где эта подлая собака?!

– Эйвинд, сволочь! И ты тут? – зарычал в ответ сэконунг, выхватывая меч. – А вот и вертел для твоей мудроречивой тушки! Х-ха!

– Бей их, ребята! – взревел Хёгни. – Руби!

Тяжелые секиры опадали перышками, раскалывая щиты, врубаясь в живую плоть, отсекая головы, руки, ноги…

Копья били с ужасающей силой, подчас древки трещали на излом, но доставали-таки врага. Мечи мелькали с быстротой крылышек воробья, поражая живое, заливая палубу кровью.

Туман расходился, словно испуганный диким ревом людей, впавших в неистовство.

– Стой! – взвился вопль. – Кончай!

Из утреннего тумана выплыл драккар, по размерам мало уступавший «Черному лебедю». Народу на нем тоже было немало, и все оружные.

– Да это ж Семен! – охнул Костя.

– Где?

– Да вон на носу!

На носу подплывавшего драккара, укрытые за «шеей» чудовища, чья страхолюдная башка венчала форштевень, стояли двое.

Один был упакован богато, и панцирь на нем сверкал золотыми бляхами, и шлем с насечкой зоревые лучи преломлял, а другой выглядел победней – и казался чужаком. Ни бороды, ни усов, ни волос длинных.

Семен Семенович Щепотнев, собственной персоной.

– Кончай, говорю! – гаркнул Шимон снова. – Не глупи, Эйвинд! Гунульф, кончай рубать дураков!

Битва, так и не успев разгореться, попригасла.

Семен, набрав воздуху побольше, грянул:

– Что, изничтожить друг друга хотите? Валяйте, потешьте местную рыбу! То-то ей прикорма будет! Твою дружину, Эйвинд, тут и положат, да и от твоей, Гунульф, едва ли половина останется. А смысл?! Ради чего вы пропадете? И ради кого? Али заняться боле нечем? А чего б нам всем не стать под руку сэконунга, да и не устроить ха-ароший набег на Сокнхейд?! А?! Порознь-то вам ни в жизнь не одолеть Хьельда конунга, а вместе-то мы сила!

– Да ты кто такой, чтобы нас срамить? – проорал Одд Бирюк.

– Люди называют меня Шимон-херсир. Хочу вернуть себе и почет, и славу. А ты чего ищешь? Смерти? Сдохнуть жаждешь ни за что, ни про что?

– Ну, Сокнхейд – это дело, – проворчал Одд.

– Плевать мне на все богатства Сокнхейда! – прорычал Эйвинд ярл. – Мне нужна голова Гунульфа – и отдельно от его гнилого тулова!

– Эй, ярл! – насмешливо крикнул Щепотнев. – А хирдманов своих ты спросил? По-твоему, они тоже спешат на погребальный костер? А по-моему, они очень даже не против нагрянуть в Сокнхейд, чтоб взять тамошнего конунга за яйца да за мошну!

Хирд Мудроречивого жадно ловил речи, с надеждой глядя на ярла, ибо идея, подкинутая херсиром, манила викингов несказанно. Перед их глазами мерцало маслянисто-тусклое золото, что хоронилось в сундуках Хьельда.

– Я пришел за головой Гунульфа! – непримиримо зарявкал Эйвинд.

– Да зачем тебе моя голова? – насмешливо поинтересовался сэконунг. – Своей не хватает?

Мудроречивый рванулся, но был удержан парой крепких ребятишек.

Ярл побледнел, чуя предательство, но тут подал голос Торгрим Ворон, молчавший дотоле.

– Успокойся, Эйвинд, – холодно сказал он, – и взгляни на берег. Он совсем близко от нас, а на крышах домов – видишь? – мои лучники. Хочешь стрелу схлопотать? Стоит мне поднять меч, и тетивы будут спущены.

– И ты продался Гунульфу? – уже без злобы, с горечью спросил Мудроречивый, опуская меч.

Торгрим ярл поднял голову.

– Нет, Эйвинд, – по-прежнему холодно проговорил он. – Этим утром я собирался обговорить с сэконунгом наш поход на Сокнхейд. Хотели мы привлечь и тебя… Кто ж знал, что ты сам заявишься в гости? И что сразу возгоришься местью, едва я заикнусь о сэконунге? Считай меня кем угодно, на хольмганг[54]я тебя все равно не вызову, пока не окончится поход! А вот с тобой ли двинем мы к Сокнхейду или без тебя – думай сам!

Ропот викингов стих совершенно.

Три корабля покачивались на мелкой волне, дрейфуя к берегу, а их экипажи, обнажив мечи и топоры, только что изведавшие крови, молчали.

Эйвинд Мудроречивый тяжко вздохнул и сказал:

– Я – с вами.

Хирдманы его радостно взревели, истово колотя мечами по щитам.

Их восторг тут же поддержали дружины Торгрима и Гунульфа. Веселый шум разнесся по фьорду, накатил на берег – и стрелки заплясали на зеленых крышах, потрясая луками.