Книга Тим и Дан, или Тайна "Разбитой коленки" - Ирина Краева

— Мороженое? Крем-брюле? Наше любимое. Лучше бы мы его съели! Такой продукт зазря перевели!

— Кто? Кто? Кто подложил его нам в вазы? — Завопил Аспид. — Уж не вы ли это, господин Дан? Ведь именно вы были в зале заседаний, когда мы пришли сюда? Не вы ли тот самый предатель? ААААААААААА?

— Да как ты смеешь, карьерист паршивый? — Дан задохнулся от злости, но тут перед его глазами отчётливо встала недавняя картина, как дверь открылась и на пороге возникли три коробки крем-брюле, а сверху — огромная банка вишнёвого варенья. Дан поднял стеклянные черепки, в изобилии валяющиеся на полу.

— Фу-фу-фу, — сморщился он. — От одного запаха можно опьянеть. Здесь было забродившее варенье! Нам принесли испорченное варенье! Вот банка, оказавшись в теплой комнате, и взорвалась! Значит, не было никакой автоматной очереди! Это так стрельнули по стенам вишни с косточками! — Он помолчал, задумчиво обдирая пух со своих щёк. — Наше заседание сорвал тот, кто принёс мороженое и варенье. И я догадываюсь, кто он.

— Кто? Кто? Кто? — Аспид, Морена и Позвизд начали драться друг с другом от нетерпения.

— Тот, кто раньше был маленьким бесёнком. — Сузив ещё больше помутневшие глаза, зловеще прошептал Дан. — Это мог сделать только он, и никто больше. К сожалению, когда-то я очень любил делать химические опыты. Похоже, и он любил проказничать с их помощью. После пересадки сознания желание похимичить у него явно не пропало…

— Догнать того, кто раньше был маленьким бесёнком! Поймать! Захимичить! Отхимичить! Перефизичить! — Завопили Аспид, Морена и Позвизд, выбегая из зала заседаний.

Но, мой читатель, автор будет с вами совершенно откровенен. Они не поймают того, кто раньше был маленьким бесёнком. Они очень бояться поймать его и снова испробовать на себе действие его опытов — ведь никто не знает, что он ещё выдумает… Глупые, как правило, очень трусливы.

К тому же, шепну по секрету, того, кто был маленьким бесёнком, уже нет в крепости. Во-о-он бежит он вперёд спиной по причудливому лесу Видении, путая следы, грозит пальцем любопытной рябине, которая не отстаёт от него и то и дело вырастает прямо на пути, прикидываясь то дубом, то осиной. И сколько бы раз легоёжики не сваливались ему на кудрявую голову, на которой ещё растут молочные рожки, он не испугается, зашвырнёт их в кусты малины, рычащие по-медвежьи, — и дальше бегом. Не страшны ему и оранжевые глаза-блюдца, испускающие лёгкие салатные дымки. Некогда бояться. Махнёт им рукой, дескать, привет, потом потолкуем — и вперёд спиной. Он знает, куда ему бежать!

Глава третья, в которой друзья встречаются с крылатой женщиной

— Брры, — первым очнулся Родион и уставился на Обби и Тима, которые едва зашевелились на соломе, брошенной на каменный пол подземелья. — Какой чудесный запах мне снился! Аромат сосны, очень дружелюбный аромат!

— Да уж, — протирая глаза, хмыкнул Тим, — только дружелюбия нам и приходится ждать в стенах этих казематах. Я ничего не помню. Как мы здесь оказались?

— Да, много непонятного, — задумчиво проговорила Обби, с удивлением глядя на маленький зелёный листочек, который до этого, ей показалось, она уже у кого-то видела. Но спросонья лебедь никак не могла сообразить, где именно, при каких обстоятельствах. Она осторожно потеребила листочек клювом, помахала им, отчего листочек весело затрепетал, как флажок.

— Ну что ж, много чудесного видели эти стены. Не будем терять драгоценного времени! — Сказал Родион.

И друзья, пустившись со всех ног по лабиринту, сбежали по хлипкой лесенке, облепленной по краям жирными кудрявыми поганками, и очутились на самом последнем этаже подземелья.

Бесконечные лабиринты заводили их то в огромные залы, то в маленькие комнатёнки. Иногда Родион оборачивался к Тиму, в красноватом огне свечи его глаза вопросительно блестели: «Всё в порядке?» Тим утвердительно кивал, и они следовали дальше.

— Подайте-е-е, кто сколько может, — послышалось невдалеке. — Подайте, кто сколько може-е-е-т, — вялый голос невыразительно тянул слова, которые, похоже, давным-давно надоели ему самому.

— Кто здесь? — Родион остановился. Огонёк свечи заметался, стараясь обнаружить обитателя подземелья.

— Я-а-а, — так же бесцветно ответил голос. — Я местный нищий, милостыньку прошу. Дайте копеечку.

В жёлтом пятне света застыл небольшой бурый сталактит. У него дрогнули каменные выпуклости, потекли пыльные струйки, и на друзей уставились бесцветные глазки — их взгляд нельзя было назвать ни добрым, ни злым. Оказалась, что у камня имелось и подобие руки — просительно вытянутая, она давным-давно онемела и торчала нелепым отростком. У говорящего сталактита можно было увидеть и другие человекообразные признаки. Длинные волосы на его голове и бороде превратились в железные нити, беспорядочно рассыпанные по неподвижным плечам и груди. Обби взлетела на пыльную макушку.

— Разве тут кто-нибудь ходит и подаёт тебе? — Спросила она. — Зачем ты здесь стоишь?

— А где же ещё мне стоять? — Едва слышным голосом спросил нищий.

Обби нервно переступила лапками: — Где обычно стоят нищие? На базарах, вокзалах…

— Но ведь вокзал в подземелье не притащишь, — после минутной паузы отозвался нищий.

— Так зачем здесь стоять? — Трагически воскликнул Родион.

— А где же ещё мне стоять? — Вновь отозвался нищий.

— На базарах, вокзалах! — Предложил Родион.

— Но ведь вокзал в подземелье не притащишь, — пролепетал нищий.

— Правильно! — Похвалил нищего Тим, доброжелательно улыбаясь. — Если уж тебе так хочется быть нищим, шёл бы на ба-за-ррр или на вок-за-лллл!

— Так ведь базар-вокзал в подземелье не притащишь, — виновато прошамкал нищий.

От убийственной логики просителя вся троица онемела. Родион нос свесил, Обби клювом в ухо Тима полезла, а он сам скучно зевнул.

— Тебе здесь очень нравится? — спросил Тим.

— Здесь никто не ходит, и поэтому мне не стыдно просить милостыню, и не обидно, когда её не подают, — ведь всё равно никого нет кроме меня.

— А ты не пробовал жить там, — Тим мотнул головой, — наверху?

— Не помню, — сказал нищий. — Я ничего не умею делать и боюсь людей. Я могу только просить милостыню. Подайте, что у вас есть. Я не ел сто лет.

— Обби, достань, пожалуйста, из рюкзака хлеб, который положил мне в дорогу Лиходеич.

Обби потупилась: Лучшая Доля давно была истреблена в минуту отчаянного голода. Вздохнув, она выпалила:

— Тим, я её съела.

— Очень жаль. — Было заметно, Тим огорчён не чистосердечным признанием подружки, а невозможностью накормить голодного. И от этого Обби стало ещё хуже.

— Видите сами, всё плохо, но может быть ещё хуже, — сказал нищий. — С этими людьми не приходится ждать ничего хорошего.