Книга Близнецы. Невеста Христова - Андрей Анисимов

– Она приезжала с мужем и собачками? – Навострился Вязов.

– Одна приезжала, с водителем. А собачники приезжали третьего дня. Видать, ей не понравилось, своих родителей прислала, а может, знакомых. Я их не спрашивал. Они у меня воды попросили. Тогда еще ночью морозов не было, и кран работал. А сегодня ночью вода замерзла. Вот как теперь делают. Пять градусов, и нет воды.

Дима донес ведро до крыльца и задал последний вопрос:

– Молодая ли приезжала покупательница?

– Да как сказать, для меня молодая, для тебя, может, старая. Волосы-то у нее белые. Но теперь не поймешь. Красятся все… А вот материлась, как мужик.

– Чего же она материлась? – Улыбнулся Вязов.

– Да кто ее знает. Я же с ней не говорил. Только слышал, как она сердилась, когда домик посмотрела. Это она своему водителю неудовольствие высказывала. Я так понял, что домик он своей хозяйке сватал… А ты заходи, чайком напою. Водки нет. Водки на пенсию не купишь.

От чая майор отказался, а на водку и не рассчитывал. Он и так получил от дедушки гораздо больше, чем ожидал. Поблагодарив дачника за рассказ, Вязов поспешил к машине. Теперь он был уверен, что найдет черную «Волгу» любителей мопсов. Ведь номера машины он знал.

* * *

Москва. 10 Ноября 2004 года

В бюро Ерожина на Чистых прудах снова собрались все сотрудники. Но сегодня ни армянский коньяк генерала Грыжина, ни кофейник с чашечками стол директора не украшали. Да и первый снежок на бульваре давно растаял. Поэтому праздничной атмосферы, которая царила тут в конце октября, не получалось. Шло строго производственное совещание. Глеб докладывал результаты своей командировки в Гжель. Подполковнику доклад не нравился:

– Силен юноша… Бабульку расколоть не смог. – Ехидно поддел он помощника: – Может, и в правду стоило тебе к проститутке Вальке заглянуть? Деревенская жрица любви могла оказаться разговорчивее.

– Не издевайтесь, Петр Григорьевич. – Обиженно попросил Михеев: – Я же выяснил фамилию Сергея. Злобин его фамилия.

– Надо было родню раскрутить. Узнать, куда делся Сергей. В деревне тайн не бывает.

– У них там Злобиных человек пятнадцать. И все терпеть друг друга не могут.

– Чего ты, Петя, навалился на Глеба. – Заступилась за свояка Надя: – Что ему было поручено, то он и сделал. Теперь мы знаем, что жених убитой девушки тоже пропал. Попроси Тимофея Николаевича по официальным каналам выяснить, что с ним случилась. Там же есть районное отделение милиции?

– Волков и так занят по горло. Еще наш армянин ему работки подбросил. Двух парней, что встретили немца, искать. Не надо сейчас Тимофея трогать. Пусть он нам выложит приятельницу застреленного поэта и найдет машину, в которой увезли немца. Это может очень продвинуть следствие.

– Глеб, неужели ты не сумел разговорить ни одного из этих пятнадцати Злобиных? Что-то мне не верится. – Подначил парня Грыжин: – Прошелся бы по заводу, глядишь, и нашел бы разговорчивого работника.

– Я и прошелся. Теперь могу вам читать лекции о производстве фарфора.

– Валяй, это интересно. – Неожиданно оживился подполковник.

– Вы серьезно, Петр Григорьевич, или опять с подвохом?

– Вполне серьезно. Просвети нас, необразованных. Ты же видел, а мы нет.

Глеб подозрительно оглядел присутствующих. Но никто не воспринял слова Ерожина, как шутку. Михеев вздохнул и начал лекцию:

– Производство начинается с цеха, где готовят массу. Это огромные жернова, перемалывающее каолин, битый фарфор и еще несколько компонентов.

– В этом цехе художники не работают? – Перебил помощника Ерожин.

– Нет. Там работают мужики, от которых разит самогоном, и две бабы, способные поднять этих мужиков одной левой. Всего человек пять.

– Тогда вали дальше.

– Дальше масса поступает в цех, где ее разливают в формы. Здесь же и вынимают сыроватые изделия, снимают швы и ставят на сушку. После этого идет первый обжиг.

– Как выглядит печь? – Снова перебил Петр рассказчика.

– Длинная шахта. Изделия ставятся на плиты, эти плиты проходят весь туннель. В середине туннеля наивысшая температура.

– Какая, высокая? – Полюбопытствовал Грыжин.

– Где-то около девятисот. Если вас интересует, можно ли там сжечь труп, то жара хватит. Но второй обжиг еще круче. Тысяча триста с лишним. Там и пепла не останется.

Грыжин насупился:

– Напрасно смеешься, Глеб. Я вполне допускаю, что наши покойнички исчезали в такой печи. Как ты думаешь, Петро?

– Теоретически да. Практически трудно. Глеб, сколько народу участвует в загрузке?

– Непосредственно три человека. Но есть еще мастер по обжигу, что следит за температурой, да и других рабочих крутиться не мало.

– А в ночные смены? Они же работают посменно? – Продолжал допытываться Ерожин.

– Да, печь работает круглосуточно. С остановками только на ремонт. Причем после ремонта печи делается ее пробный запуск. Тогда народу может быть меньше.

– Молодец, хорошо прощупал технологию. – Похвалил Михеева отставной генерал.

– Мужики, вы что, того? – Возмутилась Надя: – На заводе, где масса людей, устроить подпольный крематорий?! Зачем так рисковать? Проще мертвецов зарыть в лесочке.

– Я тоже так думаю. – Согласился с женщиной Михеев: – Если бы бабка не выдала мне с угрозой, что в печах горят не только черепки, я бы не уделил этому процессу столько внимания. Но ее слова мне запомнились.

Грыжин желал уточнений:

– Скажи, Глеб, а если все-таки сжигали? Стоит только допустить, что преступники действуют сообща, скажем, выходят в одну смену. Тогда кто им помешает?

– Придется расчленять труп. Плиты, на которых обжигают посуду, не очень большие. Да и сгорят они не сразу. Ведь температура в шахте поднимается постепенно. За несколько часов горелым мясом провоняет весь завод.

– Перестаньте, я вас очень прошу!? – Взмолилась Надя.

– Да, хватит о печах. Скажи, где там работают художники? И на какой стадии они задействованы? – Прекратил дискуссию Ерожин.

– Во-первых, в начальной. Когда готовится изделия.

Художник делает эскиз. По эскизу модельщик создает вещь в объеме. Затем с модели снимают форму. Во-вторых, художник расписывает обоженный дважды фарфор. После первого обжига его глазуруют, то есть окунают в стекловидную сметану. После второго обжига черепок блестит. И они называют его смешным словом «белье». Сергей Злобин именно «белье» и расписывал. Причем расписывал дорогие вазы на заказ, а не обычную посуду. Злобин до сего дня висит на доске почета. Доска наполовину ушла в землю, а фотографии сохранились.

– Это интересно. – Ерожин достал свой блокнот и сделал пометку: – И много их там висит, на этой доске?