Книга Лук Будды - Сергей Таск

– Миску возьми. И вторую. Эх, Эльжбета, Эльжбета…

Эми вышла в коридор и прислонилась к стене. Голова кружилась.

– Дрянь, ах, какая же ты дрянь, – повторила она несколько раз.

Из кухни долетали взрывы смеха. Она поставила на пол грязные миски и повернула в сторону прихожей.

Услышав, как во дворе хлопнула дверца машины, Эльжбета бросилась к окну.

– Уезжает! – она захлопала в ладоши. – Уезжает, уезжает… – пела она на разные лады.

Эмили тоже подошла к окну. «Ситроен» скрылся из виду. Девочка словно с цепи сорвалась. Она с гиканьем промчалась по дому и с разбега повалилась на родительскую кровать, где были разложены разные свертки в красивой упаковке.

Она разорвала один и повертела в руках мужскую кофту; та была ей до пят. В другом свертке обнаружила шоколадные конфеты и тут же засунула в рот целую пригоршню. Потом заметила замшевую сумочку и все из нее вытряхнула. Вот то, о чем она мечтала! Косметичка! Она схватила черный карандаш, румяна, тени для век и, повернувшись к зеркалу, принялась энергичными мазками превращать себя в роковую женщину.

– Давай я тебя научу, – предложила Эмили и потянулась к карандашу.

– Я сама! – завопила девочка.

На ее крики выполз из чулана старик, прошаркал в спальню и близоруко уставился на размалеванную Эльжбету. Та не только не смутилась, но, наоборот, страшно обрадовалась. Игра принимала новый оборот.

– Маркиз? – воскликнула она с притворным изумлением. – Вы ли это? Как вы посмели явиться к даме в таком виде?

Виляя бедрами, Эльжбета приблизилась к отцу. Она рассчитывала двумя пальцами, с этакой светской небрежностью стащить с него засаленную верхнюю кофту. Старик перехватил руку и оттолкнул Эльжбету с такой силой, что она отлетела в угол. Дама озверела. Она юлой завертелась вокруг отца, норовя ущипнуть побольнее. Его неповоротливость развеселила Эмили. Подкравшись незаметно, она дернула за конец ремешка, которым отец был опоясан. Старик охнул и едва успел подхватить штаны. Это их еще сильнее раззадорило. Нападая с разных сторон, они сдергивали с него то одну вещь, то другую, словно перья ощипывали, и не успокоились, пока не открыли его наготы. И тогда он позорно бежал в свой чулан, на ходу подтягивая кальсоны, а торжествующая Эльжбета помчалась следом и заперла его на ключ.

Теперь им никто не мешал. Они влезли на стол в большой комнате и стали на нем отплясывать. Вдруг Эльжбета что-то вспомнила, осторожно сползла на пол и с криком «Я сейчас!» кинулась в детскую. Оттуда она примчалась с шарманкой. Она начала крутить ручку – заиграл польский гимн в ритме паваны. Тотчас включившись в игру, Эмили медленно поплыла из конца в конец длинного стола. Девочка быстрее закрутила ручку, и павана сменилась веселой полькой. А завершилось бешеным канканом.

Потом они в изнеможении лежали в спальне, дымя в свое удовольствие. Вообще-то удовольствие получала одна Эмили, а Эльжбета давилась табачным дымом и выкатывала глаза.

– Эх, винца бы еще… – вздохнула Эмили.

– Так я принесу! – тут же откликнулась Эльжбета, не известно чему больше обрадовавшись – возможности услужить или избавиться от этой ужасной сигареты.

Бутыль домашнего вина была у нее припрятана в надежном месте, чтобы старик не разнюхал. В кухне ей пришла в голову мысль достать из буфета старинные бокалы, считавшиеся неприкосновенными. В следующую секунду Эмили услыхала взрыв и звон стекла.

– У маман был бы обморок, – с сигаретным дымом выдохнула она.

В дверях появилась Эльжбета, в одной руке держа бокалы, а другой прижимая к сердцу двухлитровую бутыль.

– Теперь тут все мое. Что хочу, то и делаю.

– Мое, верно, – согласилась Эмили. – За это и выпьем!

Они выпили за это и за многое другое, так что девочка совсем захмелела. Печенье было разбросано по всей постели, на подушке появилось ярко-красное пятно. Эльжбета лежала и думала, что, вероятно, так или примерно так проводят время падшие женщины. От этой мысли голова у нее совсем пошла кругом.

– Что он там бормочет? – спросила Эмили.

– Кто? – не поняла девочка.

– Да этот, – Эмили неопределенно махнула рукой.

– Хо-о-о-лодно ему! – протянула девочка с издевкой. – А мне было не холодно, когда он запирал меня в чулан босую!

– Вот именно.

– Я там трясусь как цуцик, а ему хоть бы хны.

– Пусть поплачет, авось поумнеет, – вставила Эмили, еще не забывшая отцовской присказки, которой он пресекал любую попытку матери вступиться за дочь.

– Ага. – Эльжбета перевернулась на живот. – Может, сам поумнеет на старости лет. Гляди, какой блокнотик!

Эмили взяла у нее из рук маленькую книжечку в сафьяновом переплете, выпавшую из сумочки. Имена, номера.

– Телефоны ее хахалей, – она подмигнула девочке с таким видом, будто ни к ней самой, ни к Эльжбете все это не имело отношения.

– Позвоним? – та мгновенно оживилась и побежала в прихожую за аппаратом. Шнур был достаточно длинный, чтобы протянуть его до спальни.

Роли они поделили; девочка наугад набирала номер, Эмили вела разговор.

– Рикардо? Что значит «кто»? Когда я делала от тебя аборт, ты помнил мое имя лучше собственного. А ты напрягись. Нет. Тоже мимо. Слушай, ты что, турецкий паша? Ишь, чего захотел! – Она тихо шепнула девочке: – Телефон просит. – И снова в трубку: – Вообще ты свинья. Свалить в такую минуту! Ладно, проехали. Я ж говорю: проехали. Увидеться? Даже не знаю. Нет, не могу. Послезавтра тоже. В субботу? Ну хорошо. В семь. В каком? Да, удобно. Ну всё. Чао.

Эльжбета слушала, затаив дыхание.

– Что такое аборт? – спросила она.

– Когда избавляются от детей.

– Это как мать тогда от меня избавилась, сплавив на месяц к сестре?

– Вроде того.

К абортам у Эльжбеты сразу пропал интерес. Гораздо больше ее волновало другое.

– Ты пойдешь, да?

– Куда?

– На свидание? В субботу?

Эмили захохотала:

– Ох, какая же ты дурочка! До той субботы еще жить и жить. Может, три года. Может, десять. Ладно. Набирай следующий.

Однажды ее голос узнали. «Эми? – сказал мужчина на том конце провода. – Эми, ты?» Растерявшись, Эмили быстро повесила трубку.

Когда эта игра им надоела, они придумали новую, под названием «Эми». Например: «Эми чистит кастрюлю». Девочка зажимала в руке железную мочалку и осторожненько, чтобы, не дай бог, не повредить воображаемый маникюр, поглаживала почерневший бок алюминиевой кастрюли. Или: «Эми моет полы». Комом намотав на швабру мокрую тряпку, девочка расписывала пол замысловатыми узорами.

Когда Эми вернулась домой, ее встретила загадочная тишина. По всему коридору были раскиданы жилеты и кофты. Из кухни несло паленым, в спальне были плотно задернуты шторы, и в темноте она не разглядела двух спящих – сон свалил их вдруг, посреди великого разгрома. Когда она остановилась на пороге столовой, где с люстры свисала половая тряпка, ей померещились странные звуки. Она приблизилась к чулану – звуки доносились оттуда.