Книга Лук Будды - Сергей Таск

– Пошла! А ну, пошла отсюда!

Та не пошевелилась, и Эми стало еще больше не по себе. Она бросила дневник, повернулась и быстро пошла обратно, чувствуя спиной этот холодный взгляд. Эмили курила в машине, отбивая музыкальные такты ладонью.

– Ну что? – спросила она.

– Выгружаемся, – только и сказала Эми.

С сумками в обеих руках Эмили первая поднялась по ступенькам, и тут ей навстречу метнулось какое-то существо и вцепилось в нее мертвой хваткой.

– Душенька моя приехала! Моя самая-самая!

– Пусти, Эльжбета, ты меня задушишь.

– Не пущу, не пущу, не пущу…

– Вот бешеная, – засмеялась Эмили и с трудом разжала пухлые руки.

Они вошли в дом. На Эми девочка даже не взглянула.

– А где отец? – спросила Эми.

Девочка махнула рукой в сторону чулана. Трудно сказать, чего в этом жесте было больше, брезгливости или безразличия. Эльжбета сразу потащила свою гостью в детскую. Эми сунулась в чулан. Когда ее глаза привыкли к темноте, она разглядела большой сундук с наваленной на него грудой тряпья. На полу стояла миска с объедками, рядом валялся кусок хлеба. Пахло псиной. Эми показалось, что тряпье зашевелилось.

В столовой она подняла решетки на окнах, и все стало еще непригляднее: давно не крашеный пол, вылинявшие занавески. Эми хотела выложить подарки, но стол, как и все вокруг, покрывал слой пыли. Она разыскала таз, переоделась в легкий халатик. Мыть полы она начала с коридора, где было лучше слышно, что происходит в детской.

– Надевай, – торопила старшую Эльжбета. – Я его сразу спрятала, когда ты уехала. Видишь? Как новенькое!

Немного смущаясь, Эмили сняла парижское платье и надела свое девичье, трехлетней давности. Оно было ей слишком свободно, но восторженная Эльжбета этого не замечала.

– А можно я твое примерю? – попросила она.

– Конечно, можно.

Толстая Эльжбета втянула живот, задержала дыхание и кое-как влезла в платье.

– Гляди, гляди! – торжествовала она. – Как раз! Оно мне идет, правда?

– Правда. Ты его поноси, если хочешь.

– Можно, да? – застигнув Эмили врасплох, она повисла у нее на шее, как бульдожка.

Потом она принесла свою шкатулку с драгоценностями. Здесь были две перламутровые пуговички и непарная сережка с фианитом, заколки для волос и даже камея с едва узнаваемым женским профилем. Они сидели на кровати, раскладывая это богатство, когда Эльжбета вдруг спросила:

– А она надолго приехала?

Эмили пожала плечами.

– И чего притащилась, никто ее не звал. Начнет тут командовать. А давай… – с горящими глазами девочка быстро зашептала ей на ухо.

– Фу, – Эмили легонько оттолкнула ее от себя и как-то гадко засмеялась.

– А у тебя в Париже дом? – спросила Эльжбета.

– Ага, дворец.

– Хоть одним глазком поглядеть. А делаешь ты что?

– Танцую.

– Голая?

Эмили внимательно на нее посмотрела, но не увидела в глазах девочки ничего кроме жгучего интереса.

– А ты как думаешь?

– Голая! – выпалила та в порыве восторга.

– Ты бы хотела так танцевать?

Девочка разгладила лоскутное одеяло и в свою очередь спросила:

– Ас кем ты будешь спать? Со мной или с ней?

– Хм. Об этом я как-то не подумала.

– Значит, со мной, – сказала Эльжбета, как отрезала. – Чай будешь? – И, не дожидаясь ответа, потащила за собой подружку.

На кухне Эми оттирала песком закопченные кастрюли. Стол, покрытый чистой скатертью, был сервирован для легкого ужина. Заварной чайник томился под ватным клобучком.

– Что я тебе говорила! – возмутилась девочка, обращаясь к Эмили. Потом, как взрослая уперев руки в бока, встала у Эми за спиной и с вызовом бросила: – Сами как-нибудь отскребем. Тоже мне, чистюля!

– Все готово, – миролюбиво сказала Эми, ставя кастрюлю в раковину. – Садимся?

– Я жутко голодная, – призналась Эмили, на ходу отправляя в рот ломтик сыра.

– Ты садись здесь, я здесь, а она сядет там, – командовала девочка, говоря об Эми в третьем лице.

– А отец?

– Потом, – отмахнулась она.

Подождав, когда все расселись по своим местам, она сложила перед собой ладони, вполголоса прочла молитву по-польски и сразу набросилась на пирожные.

За ужином Эмили избегала встречаться глазами с Эми. Молчание, тягостное для взрослых, девочку ничуть не смущало. В одиночку прикончив коробку птифуров, она достала из холодильника открытую банку, разогрела на сковородке три сосиски с какой-то затирухой и вывалила все в миску.

– Вот, – она упорно не называла Эми по имени, – можешь ему отнести.

Эми взяла миску и вышла из кухни. В коридоре она принюхалась к сосискам. Удивившись странному запаху, она откусила кусочек и сразу выплюнула. Это были кошачьи палочки.

– Отец? – сказала она в темноту чулана.

Из-под тряпья высунулась лохматая, еще не седая голова на бычьей шее. Затем послышалась возня, и вдруг зажегся неяркий свет. Старик втянул носом воздух, словно не доверяя собственным глазам.

– А, это ты.

Он свесил ноги в толстых шерстяных носках, из-под задравшейся штанины выглядывали кальсоны с начесом. Кофта домашней вязки была застегнута на все пуговицы. Старик поежился и спросил:

– Где одеяло?

– Принести? – на всякий случай уточнила Эми. Старик шумно завозился, переживая, вероятно, глубоко въевшуюся обиду.

– Принести! – заворчал он себе под нос. – Каждый день прошу. Одеяло ей жалко!

Эми решила покончить с недоразумением.

– Отец, вы меня не узнаете? Это я, Эми.

– Назовись хоть римским папой, лучше от этого не станешь. Ты мне зубы-то не заговаривай, поесть принесла?

Эми неуверенно протянула ему миску. Старик съел пару ложек затирухи, взял пальцами сосиску и целиком запихал в рот. Эми отвернулась.

– Хлебушка не дашь? – попросил он.

Она подняла с пола кусок хлеба и, стараясь не смотреть, положила ему на колени. Старик шумно ел, старательно выскребая все из миски. Про Эми он, казалось, забыл. Но вот, глянув на нее исподлобья и убедившись, что она смотрит в другую сторону, он с неожиданной проворностью достал из-за сундука фляжку и приложился к ней, а затем так же быстро сунул ее обратно. Вытерев рот рукавом, он вздохнул:

– Нос от меня воротишь. Небось, когда мать была жива, не видно тебя было и не слышно. Расхрабрилась.

– Я пойду, отец?