Книга Коктейль для Барби - Штеффи фон Вольф

Я киваю. С тех пор как мы открыли с Питбулем наш клуб, я думала, что меня уже ничто не сможет удивить, но истории, которые рассказала мне Тамара, ни в какие ворота не лезут. Во всяком случае, для меня это уже чересчур.

— Ну да хватит об этом. Наверняка ты хочешь знать, увенчались ли успехом мои звонки, — трещит Тамара. — Да садись же, садись!

Так как она уже сидит на кушетке, то мне хочешь не хочешь надо как-то разместиться на врачебном кресле. Оно такое высокое, что мои ноги с трудом дотягиваются до подножек.

— Может быть, нам повезет в «Чудесных фантазиях». Дело в том, что этот бордель дал объявление в газету, что им требуется зрелая дама, и вполне возможно, что ваша Анжела как раз туда и звонила. В любом случае, сегодня вечером какая-то женщина придет в «Чудесные фантазии» на собеседование где-то в восемь часов. Владельцев борделя зовут Йохен и Пиа, и они уже предупреждены. Я на всякий случай дала им твой номер телефона, но они сказали, что лучше бы ты сама подъехала. Вот их адрес. — Она протягивает мне записочку.

Собственно говоря, у меня нет ни малейшего желания тащиться еще в один бордель, но я ведь дала Сильвестру обещание сделать все, что в моих силах.

— Большое спасибо за помощь! — говорю я. — У вас очень вкусное шампанское.

Тамара смотрит на свои золотые часы.

— Ах, ты можешь побыть еще немного. В нашем распоряжении есть несколько часов. Потом вместе поедем в «Чудесные фантазии». Может, еще по бокалу шампанского?

А почему бы и нет? Слава богу, съемки уже закончились. Вернувшись в гостиную, я замечаю, что Фридерики и след простыл. Она отправилась наверх вместе с Инго и Райнером, говорит мне одна из девушек. Я не была глубоко потрясена. Поэтому я просто пожимаю плечами. Каждый кузнец своего счастья. Я выпиваю еще немного, болтаю с Тамарой, и потом мы едем в следующий бордель.

В «Чудесных фантазиях» нас уже ждут. Я не верю своим глазам, когда вижу непокорную Анжелу собственной персоной. Очевидно, ей сообщили, что мы придем. Увидев меня, она начинает горько плакать. Но не подумайте, что она раскаялась!

— Ах, Каролин, все это так ужасно. Пойдем, я тебе расскажу. — Она отводит меня в сторону. — Мне сказали, что я слишком СТАРА! Под «зрелой женщиной» они подразумевали женщину ТВОЕГО ВОЗРАСТА то есть после двадцати лет. Но ведь мне всего лишь пятьдесят три, и я прекрасно сохранилась. Только посмотри, я специально для этого случая купила красивое нижнее белье. — Она всхлипывает. — Теперь я вообще не смогу проучить Сильвестра!

— Может, так оно и лучше, — успокаиваю я ее. — Он страшно переживал за тебя. А теперь давай поедем домой.

Анжела возмущена:

— Домой! Ты что, и вправду думаешь, что я когда-нибудь переступлю порог этого дома и буду жить с человеком, который ходит в бордели?!

— Во-первых, он был там по работе, во-вторых, ты сама хотела сделать то же самое. Только с той разницей, что он не платил за секс деньги, а ты хотела заработать на этом.

Анжела размышляет.

— Ну, хорошо, — говорит она, наконец, — но как я могу показаться ему на глаза?

— Это я беру на себя, — обещаю я ей. — А теперь надень свои обычные вещи, и поедем домой.

У меня такое чувство, что Анжела очень рада моему приходу. В любом случае, она уже не ропщет и идет наверх, чтобы переодеться.

Между тем владельцы «Чудесных фантазий» предлагают мне бокал шампанского.

— Вы молодцы, — говорит им Тамара с ухмылкой.

Я не совсем понимаю, о чем это она.

Пиа говорит:

— Конечно, она не такая уж и старая, но мы ей отказали якобы по этой причине.

Умный ход. Я только боюсь, не надумает ли Анжела устроиться в какой-нибудь другой бордель. Через несколько минут она приходит и говорит, что можно ехать. Так мы и делаем. Я звоню Сильвестру, который встречает нас у своего дома. Не говоря ни слова, он берет Анжелу за руку, а мне протягивает какую-то шкатулку. Я не верю своим глазам. В шкатулке на бархатной подушечке лежит очень красивая цепочка с маленькими сапфирами.

— Я не могу это принять, — отказываюсь я, но Сильвестр настаивает.

Они с Анжелой идут отмечать свое примирение, а я остаюсь одна в этом огромном дворце и думаю, что лучше: поиграть в футбол, коль здесь такие здоровенные комнаты, или намотать несколько кругов в бассейне. Но мне ничего не хочется. Настроение на нуле.

15

Понедельник. Мы снимаем еще три ток-шоу, все проходит очень удачно. Даже операторы меня хвалят, а Хубси говорит, что я настоящий профессионал. В газетах тоже много положительных откликов. Я сбросила три килограмма. Это все из-за моих любовных переживаний. Хотя обычно, если у меня что-то не ладится, я набрасываюсь на еду с двойным энтузиазмом. Мариус все не звонит и не звонит. Как же так? Он же, как психотерапевт должен знать, что, прежде чем выносить приговор, нужно выслушать обвиняемого. Или только судьи следуют этому правилу?

В четверг я еду домой. Съемки закончились, и я не хочу торчать весь уикенд в Берлине, где я никого не знаю, кроме чудаковатого студенческого приятеля Мариуса.

Я еду на скором поезде во Франкфурт, и на вокзале меня встречает Маузи. Она прямо захлебывается:

— Каро, прикинь, мы хотели побазарить с Мариусом, ну, насчет всей этой темы. Питбуль так тот прямо поселился под окнами вашего дома, но твой бойфренд, похоже, на все забил. Геро было не в лом писать ему имейлы и оставлять сообщения на автоответчике. А Арабраб — вот прикол — даже голос изменила и сказала, что у нее диверсия и что она хочет попасть к нему на прием, но Мариус ее тут же вычислил, так что полный облом, но все равно она круто сыграла его пациентку.

Вообще-то Арабраб по-настоящему зовут Барбарой, это подруга Маузи. Они обе все время путают буквы в иностранных словах.

— Да какая, к черту, диверсия, когда это называется депрессия! — сержусь я на Маузи.

Маузи с безумной скоростью мчится на своем «фиате панда».

— А ты теперь новую квартиру станешь искать? — спрашивает она.

— Не знаю, сначала я должна найти Мариуса, — говорю я устало. — Отвези меня домой.

— Каро, до тебя что, еще не дошло? Какой там дом, все твои вещи теперь у Геро. Я тут взяла у тебя поносить две юбки и куртку. Можно, да? Я подумала, ты ведь теперь одеваешься у супер-пупер-модных дизайнеров.

— Да бери, бери.

Делайте с моими вещами все, что хотите. Я теперь покинутая женщина тридцати пяти лет, которой уже никогда никого не подцепить. Никогда, никогда. Скоро все заметят мою депрессию, съемки ток-шоу будут приостановлены, на радио «Лайт» я тоже никому не буду нужна. Тогда я устроюсь кассиршей в магазин парфюмерии и бытовой химии, совсем перестану следить за собой и заработаю профессиональную болезнь левой руки, потому что изо дня в день буду подносить к сканеру тяжелую упаковку стирального порошка. А вечером начальник (ему под пятьдесят, и он злится на то, что не сложилась карьера, и он несчастлив в браке) отчитает меня за недостачу. К моему вечно замызганному халатику будет прикреплен бейджик «К. Шатц — мы работаем для вас!» И мне придется выслушивать жалобы покупателей, что, мол, какое безобразие, цены на тампоны опять подняли. И я впаду в панику, когда закончится бумага для чеков, а я не буду знать, где взять другой рулон. Я уже живо представляю себе, как я, всеми забытая, сижу по вечерам в своей квартире во Франкфурте, и единственное мое развлечение — это определять по цвету дыма из труб завода по производству красителей, какое ядовитое вещество в данный момент портит нам экологию.