Книга Рубин - Кристина Скай

– Ну как? Он хорошо выполнил свою работу? – Ее голос прозвучал тихо и неуверенно.

– Кто бы это ни был, он заслуживает, чтобы его посадили на кол и оставили в джунглях, – мрачно сказал Пэйджен. Его пальцы осторожно коснулись внешнего края раны, где кожа начала срастаться. – Все еще чертовски больно?

Она напряглась при его прикосновениях, хотя они и были очень осторожными.

– Н-не так сильно.

Но пальцы, стиснутые на ее коленях, побелели в суставах. Пэйджен выругался.

– Нагни голову вперед. – Он проложил чистую полоску полотна поверх раны. – Может быть очень больно. Я постараюсь закончить как можно быстрее.

Держа повязку в руке, Пэйджен старался сосредоточиться па своей задаче. И потерпел неудачу. Пот капал с его бровей. Возможно, он и в самом деле был проклят, как говорил старый шаман, потому что эта женщина тревожила его, как никакая другая. Она была радостью и бесконечным мучением, и он никак не мог сосредоточиться. Его пальцы принялись за перевязку. Но не было никакой возможности избежать прикосновения к теплому шелку ее кожи. И легкого аромата ее прекрасного тела.

Ее плечи напряглись, как только он стянул концы повязки. Ни разу она не вздрогнула и не закричала. Очень храбрая женщина, думал Пэйджен, завязывая последний узел.

Он слышал гром своего собственного сердца и чувствовал, как дрожат пальцы. На какой-то момент снова возникло грубое неистовое желание. Воздух, казалось, застыл, сгустился и давил на него плотной завесой.

Пэйджен молча натянул платье на спину, опасаясь даже слегка коснуться нежной матовой кожи пышной груди. Толстая золотая коса, свисавшая через плечо, обжигала его голую грудь.

Пэйджен испытывал сожаление более острое, чем когда-либо. После окончания перевязки его руки дрожали.

Глава 17

Пэйджен ушел, не сказав ни слова. Она еще долго оставалась тихой и спокойной. Но сердце все еще учащенно билось и вовсе не боль заставляла ее вздрагивать, как какое-то пугливое, капризное существо.

Она закрыла глаза, пытаясь подавить безмолвный крик сердца, пытаясь побороть слабость. На коже будто горели отпечатки его пальцев, хотя он только едва коснулся ее. Она, вероятно, сходит с ума, если его малейшее прикосновение так на нее подействовало? И почему он оказал ей такую заботу после вчерашней резкости?

Она осторожно повернулась. Боль в спине стала теперь не такой острой, а слегка приглушенной, ноющей. Кое-как она сумела стянуть корсет и застегнуть длинный ряд крючков на груди. Она одевалась так не из скромности или злости, а по привычке, потому что отчаянно нуждалась хоть в чем-то постоянном в этой суматохе, в которую превратилась ее жизнь. Корсет немного усиливал боль в ее ране, но отказ от привычного образа жизни причинил бы ей еще большие страдания. Это было все, что у нее осталось.

В странном оцепенении она слушала стук ботинок Пэйджена по коридору и деревянным ступеням крыльца. Он вышел из бунгало и прокричал какие-то распоряжения на незнакомом языке. Она не поняла ни слова и ощутила острую боль отчаяния. Чужое, все здесь чужое. Что привело ее сюда?

Но она не собиралась сдаваться. Ведь она была просвещенной женщиной, живущей в цивилизованное время. Тысяча восемьсот шестьдесят пять. Год появился в ее мыслях, как яркое пятно на чистом холсте. И этот маленький успех вывел ее из глубокого отчаяния. Да, сказала она себе твердо, она все вспомнит. А до тех пор она будет бороться.

Лицо Пэйджена выражало напряженное страдание, когда он появился в тени сушильного навеса. Быстрый осмотр показал, что еще один участок саженцев чая пострадал от засухи. Листья сотен молодых кустов сморщились и стали коричневыми и ломкими, как бумага! Убийственная жара!

Нигал мгновенно прекратил распекать бригаду туземцев и замолчал, почтительно ожидая распоряжений mahattaya. Пэйджен жестом отпустил туземных рабочих и с шумом вдохнул густой воздух. Высыхающий чай наполнял воздух изумительным ароматом. По крайней мере, эту часть урожая они спасли, решил Пэйджен, тщательно осматривая и обнюхивая каждый из десяти сушильных противней с зеленой массой. Внезапно Пэйджен повернулся к надсмотрщику:

– Нигал, ты закончил все приготовления, как я говорил? Стройный надсмотрщик поклонился и разразился возбужденной тирадой:

– Бригада проводников готова, Тигр-сагиб. Они будут нести двадцать мешков с рисом, высушенной рыбой, бананами и солью, как вы приказали. – На смуглом лице слуги мелькнула тень колебания. – Мы все-таки выходим завтра?

– Конечно. Почему ты решил... – Пэйджен проглотил остальную часть вопроса.

Конечно. Из-за женщины. Новости о ее появлении должны были распространиться среди местного населения со скоростью лесного пожара. Сейчас уже каждый из них был в курсе всех последних сплетен об Angrezi-мэм-сагиб, найденной на берегу.

Глаза Пэйджена потемнели. Теперь он понял, почему один из детей рабочих болтал что-то о Якини – красивом, но смертельно опасном духе с волосами из лучей солнца. Пэйджен нахмурился, трогая пальцами черную повязку на глазу.

– Господин?

– Да, Нигал. Продолжай.

– Все припасы упакованы. Проводники собрались на другой стороне холма. Все готово.

– Превосходно. Присмотри, чтобы люди хорошо поели и отдохнули сегодня вечером. Пройдет не меньше двух недель, пока они смогут снова расслабиться.

Нигал вопросительно взглянул на хозяина. Он очень не любил задавать вопросы или как-то проявлять хотя бы намек на любопытство, но не мог оставить невыясненным такой важный вопрос.

– Mahattaya знает, что отсюда шесть дней пути до Виндхэ-вена?

– На этот раз мы не пойдем прямо в страну холмов, Нигал. Было слишком много «несчастных случаев» в последнее время на главной тропе. Нет, – мрачно продолжал Пэйджен, глядя на ослепительно голубую гладь моря между белыми берегами его бухты. – Я надеюсь, что безопаснее будет пройти через джунгли.

Надсмотрщик поклонился, не изменив выражения непроницаемого лица.

– Хорошо. Я прослежу, чтобы все было выполнено.

Наблюдая за удаляющимся слугой, Пэйджен в сотый раз задавал себе вопрос, о чем думает этот человек.

«Сколько ты видишь и слышишь? Ты работаешь со мной бок о бок каждый день, разделяя мои успехи и поражения. Ты неизменно учтив и почтителен, даже когда я разражаюсь проклятиями. И у тебя есть глаза и уши повсюду, где живут и работают тамильские и сингалезские рабочие. И все же твое гладкое лицо не выражает ничего. Знаешь ли ты что-то такое, чего не знаю я? Может, какое-то новое восстание уже готовится в высокогорье?»

Но Пэйджен знал, что лучше не спрашивать. Старый надсмотрщик не сообщил бы ему ничего, пока они все не окажутся перед неизбежным фактом. Даже тогда, напомнил себе горько Пэйджен, вспомнив вспышку жажды крови и ненависти в Канпуре.

Как же он мог доверять таким людям? Но кто может знать, кому можно доверять, пока не наступит кризис? А к тому времени, конечно, будет уже слишком поздно.