Книга Русский садизм - Владимир Лидский

Все более и более изумляясь, Борзых листал книгу дальше. Целую главу уважаемый депутат посвятил биологическим причинам неприятия евреев в России. Господин Шульгин убеждал читателей, что отторжение происходит инстинктивно, вследствие разного состава крови. Борзых был, конечно, по большому счету щелкопером, но все же при написании своих статей проверял те факты, в которых сомневался. Поэтому он начал было сгоряча копаться в медицинских справочниках, пытаясь найти опровержение этому идиотскому утверждению Шульгина, но быстро спохватился и бросил…

Господин депутат, между тем, развивая тему, утверждал, что евреи — исключительно вредный народ, что во главе недавней революции 1905 года стояли именно они и, если не принимать к ним никаких упредительных мер, они, пожалуй, подготовят новую, более успешную революцию, которая приведет Россию к гибели и краху…

Более трехсот страниц убористого текста повествовали о евреях-кровопийцах, об их опасности для русского народа, приводились сомнительные примеры, анекдоты, байки, случаи из жизни с одной, как показалось Борзых, неблаговидною целью — автор пытался выплеснуть в православный мир свою патологическую ненависть к евреям…

Борзых захлопнул книгу, и ему захотелось умыть руки…

На другой день он разыскал представителей господина Шульгина и сказал, что по причине занятости, не сможет к сожалению, написать заказанную рецензию. Красноречивым жестом он протянул посредникам конверт с деньгами.

Далее, по свидетельству участников событий, произошел следующий диалог.

— Книга противоречит вашим убеждениям? — спросили представители господина Шульгина.

— Да, — просто и без претензий ответил он.

— Вы не антисемит?

— Нет.

— Значит, вы любите евреев?

— С какой стати мне их любить?

— Вот видите, — быстро и с торжеством сказали ему, — отвечая на этот простой вопрос рефлекторно, вы доказываете не только окружающим, но и самому себе, что вы, тем не менее, — антисемит и, следовательно, написание рецензии на предложенную книгу только укрепит вас на этой тщательно скрываемой от собственной совести позиции. Поймите, у русского человека не может не быть неприязни к евреям, ведь они Христа распяли…

Борзых с недоумением посмотрел на собеседников, но их лица были предельно серьезны и непроницаемы.

— К тому же мы хотели удвоить ваш гонорар, — поспешно сказал один из них.

Борзых растерянно заморгал. И пока он пытался стряхнуть с себя предательское оцепенение, один из посредников ловко поймал его руки и вертким движением всунул в ладони уже знакомый соблазнительный пакет…

Через неделю в редакциях демократических газет с Борзых уже не здоровались…

В октябрьские дни семнадцатого года следы его затерялись, а вновь на горизонте истории он появился уже в разгар Гражданской войны. Одна из революционных газет командировала его в самое пекло за репортажами с передовой. По оперативным данным Борзых трусоват, и, тем не менее, документально доказано, что он был в гуще событий и добросовестно выполнял редакционные задания. Однако до сих пор не совсем выяснена его роль на Южном фронте, так как разные источники свидетельствуют о его пребывании как в красных штабах, так и в добровольческих гарнизонах. Есть неподтвержденные сведения о его разведывательской работе, причем он собирал информацию по обеим сторонам линии фронта. Как бы то ни было, абсолютно доказанным является его пребывание в конце 1918 года в занятом белыми Екатеринославе, а также длительное и тесное общение с атаманом Григорьевым. Имеются, кроме того, свидетельства очевидцев, не подтвержденные, правда, архивными бумагами, о том, что Борзых сносился в тот период с доверенными людьми гетмана Скоропадского и авантюриста Нестора Махно, а также лично с главой Директории УНР Винниченко.

Далее, товарищ генерал, разысканные нашими агентами свидетельства утверждают: находясь под сильным впечатлением от личности Борзых и его литературных способностей, выразившихся в написании дерзких листовок и воззваний, атаман Григорьев предложил ему стать его личным биографом с зачислением на довольствие, получением обмундирования и правом неотлучно при нем находиться.

Так Борзых, товарищ генерал, стал одним из самых приближенных к Григорьеву людей. Он до самого конца прошел с атаманом весь его чудовищный путь и явился, можно сказать, одной из причин кровавой гибели этого несостоявшегося диктатора Украйны.

Глава 10

Что написал литератор Клим Борзых в своем историческом повествовании «Выбранные фрагменты из биографии достославного воителя батько Григорьева»

Согласно приватной информации, донесенной до меня лично Никифором Александровичем Григорьевым, родился он в 1885 году в одной из деревенек Подольской губернии. Происхождения украинского, а русскую фамилию приобрел от херсонского села Григорьевка, куда переехал подростком вместе с родителями. Настоящая его фамилия — Серветник, а причины обретения псевдонима батько не изволил донести.

Опять же с его слов известно, что образование сумел он получить самое начальное — всего-навсего два класса, зато, не достигнув еще и двадцати лет, начал изучать военную науку на русско-японской войне. О своих подвигах на передовой Никифор Александрович обещал поведать мне при каком-нибудь значительном досуге, поскольку эта повесть длинна и требует скрупулезных разысканий памяти.

Также ничего не сообщил батько о послевоенном периоде своей жизни, хотя и намекнул, что при всем внешнем спокойствии и благополучии судьба его была довольно причудливой и исполненной страстей.

Во время мировой войны Никифор Александрович стал прапорщиком и воевал на Юго-Западном фронте. Военный его кураж и дерзкие выходки на полях сражений принесли ему Георгиевский крест и чин штабс-капитана.

В 1917 году будущий атаман, по его собственном выражению, двинулся в революцию. Его увлекли лозунги Центральной Рады, он загорелся идеей отделения Украины и сблизился с Петлюрой. Из рук своего покровителя Григорьев получил звание подполковника и направление в Елизаветградский уезд, где стал фактически военным наместником Петлюры. После подписания Брестского мира Правобережную Украину, Причерноморье, Одессу и Киев заняли австро-гер-манские войска, а Григорьев, находясь с группой преданных офицеров в самой гуще событий, подготовил и успешно осуществил военный переворот в Киеве. Результатом этих доблестных деяний стало провозглашение Украинской державы и воцарение на вершине власти Павла Скоропадского. Гетман умел быть благодарным, и за участие в перевороте Григорьев получил чин полковника. Но не чины и не награды заставляли молодого военного снова и снова рисковать своей жизнью. «Я всем сердцем болел за интересы украинского народа, за интересы простого крестьянина-землепашца, — говорил мне Никифор Александрович. — С детства видел я угнетенного селянина, омывающего своим горючим потом честно заработанный окраец, и журба переполняла мою скорбную душу. Вот почему вскоре после киевского переворота я сумел понять предательскую сущность гетманского режима, осознать, как бессовестно грабят украинского мужика алчные и наглые оккупанты. Ради чего сражались мои доблестные бойцы? Ради чего складал я убитых хлопцев в ридну землю, вспаханную не плугом, а смертоносными оружьями? Нет, не ради проклятой немчуры и не ради Скоропадского, который еще совсем недавно спивал таки гарны писни за нашу Украиньску державу…»