Книга Моя судьба - Саша Канес

У меня есть прекрасный уютный дом с теплым паркетным полом. Когда-то я останавливалась на ночлег в хороших отелях, мои каблуки цокали по полированному пятизвездному мрамору, а ступни обволакивал горячий песок побережья тропических морей. Но свои последние шаги мне предстоит сделать по стертому, потрескавшемуся линолеуму, пахнущему хлоркой и мышиным калом. На него мне предстоит рухнуть — то ли лицом, то ли затылком — это уже все равно…

В старом двухэтажном здании темно и тихо. Электричества нет, и мне самой не разобраться с разбитым электрическим щитом и вырванными из него проводами. Телефоны не работают — ни обычный, на директорском столе, ни мобильный, вытащенный мной из кармана куртки покойника. Я зажгла фитиль жестяной керосиновой лампы, надела на нее стеклянный колпак и пошла на свой последний, возможно, обход. Правая рука свободна. Держать оружие в ладони нельзя — пальцы устанут и будут дрожать. «Макаров» заткнут за пояс. Вынуть его оттуда — ничтожная доля секунды. Тот, кому суждено возникнуть предо мной первым, пистолета уже не увидит. Я — девушка ученая! Спустившись по скрипучей деревянной лестнице, я прошла мимо попахивающей химией комнаты — видимо, лаборатории. Парадная дверь закрыта на засов. Отлично! Пожарный выход, разумеется, завален никому не нужным дерьмом. Тут и ржавые запчасти, и штук двадцать старых огнетушителей, и грязные пластмассовые бочки с засохшей внутри краской. Здесь же не меньше двадцати железных кроватей с ржавыми панцирными сетками. Видимо, хозяйственное начальство не позволило выбросить всю эту пакость, спасенную из то ли сгоревшего, то ли развалившегося много лет назад совхозного общежития. Пройти здесь невозможно. Окна, выходящие на территорию, забиты ржавыми железными листами. Не очень красиво, зато мне удобно! В общем, пойдут они только через центральный вход. Двери, конечно, без особых трудов выломают. Те несколько столов и бочек, что я подкатила к входу, не станут серьезным препятствием, но вызовут у них несколько секунд замешательства, достаточных для того, чтобы отправить на суд Всевышнего еще несколько никчемных, неудавшихся душ.

Я вернулась на второй этаж, в директорский кабинет, поставила на стол непотушенную керосиновую лампу. Пусть горит — на мою жизнь керосина хватит! И снова — двое в комнате: я и Ленин! Я подошла к окну. Во все стороны простирается темнота, во дворах лишь пара костров. Я знаю, как все должно начаться: с вереницы автомобильных фар за железнодорожным переездом. Ну вот, это оно и есть! Из кромешной тьмы вынырнули пять пар белых огней и одна одинокая фара. Может быть, вторая лампа перегорела? Но нет — это мотоцикл. Характерный звук. Вот так! И все они — по мою душу! Я еще раз проверила свой небогатый арсенал и привела его в боевую готовность. Что ж, Господи! Я иду к тебе! Прости за то, что прибуду в дрянной компании!

Китайская церемония

и не только

Кажется, совсем немного времени прошло с тех пор, как я, охваченная тоской и отчаянием, валялась на больничной койке. Я умею терпеть боль, но не переношу ощущения бессилия — оно буквально выворачивает мой мозг наизнанку. Я решила обратиться за помощью к Большому Тао. Когда-то я сочла, что рассказы о главе местной мафии — всего лишь сказка, рассказанная немцем, влюбленным в юную актрису. Я была уверена, что это просто треп, рассчитанный на то, чтобы произвести впечатление на неприступную девушку Женю. А мы с Алексеем, прозванным Космонавтом, играли роли статистов в забавном спектакле. Но после того как военные, едва я назвала имя старика, предоставили мне возможность путешествовать по закрытой части острова, я поверила в реальные силы этого человека.

В день, а точнее, вечер нашего знакомства он сказал мне, беременной одним ребенком, что у меня появится сразу двое детей. Он просто констатировал, что мальчика я назову в его честь — Тао, а девочка будет носить имя Линя, как его покойная жена. Я так и не поняла, почему он был так уверен, что я назову в честь него сына и что на моих руках окажется еще один ребенок, девочка. Или Большой Тао не только мафиози, но и провидец?! Да нет, чушь это все! Почему же я все-таки назвала детей Тао и Линя?! Я все же надеялась на его помощь! Пусть мой сын будет Маленьким Тао и пусть чужая темненькая девочка, увлеченно сосущая мою грудь, носит имя покойной жены старика! Пусть! Лишь бы он оценил это и реально смог мне помочь найти и спасти своего маленького тезку!

Доктор Харикумар давал мне успокоительное, чтобы я могла спать, и я действительно много спала. Я не помню, снилось ли мне что-нибудь. Я ощущала невероятную слабость, а перед глазами постоянно плыл разноцветный туман. Я уже вставала и даже сидела с девочкой на той самой веранде, где ее ублюдочная мать рассказывала мне про негритенка, который, судя по всему, и оказался отцом Лини.

Доктор подтвердил мне, что сам лично ездил к Большому Тао, чтобы рассказать о случившемся. По словам Харикумара, старик очень взволновался и пообещал помочь, но прошло уже двое суток, а вестей все не было. Молчала и Москва, хотя я успела обратиться за помощью к своим коллегам. Правда, дозвониться мне удалось лишь до Ирины, но я помнила, что она поставит в курс дела всех, кого необходимо. Мама, разумеется, ни о чем не должна была знать, и я решила, что несколько дней буду имитировать плохую телефонную связь, а дальше — само что-нибудь придумается.

Рано утром я проснулась не от плача девочки, а от осторожного прикосновения. Чья-то легкая, сухая, пахнущая сандаловым маслом ладонь коснулась моих волос. Я открыла глаза и увидела, что мы с Линей не одни в этой просторной затемненной палате — на пластмассовом стульчике возле моего изголовья сидел старый Тао. Это он погладил меня по голове. Прищурив и без того узкие глаза, старик улыбался. Теперь он смотрел на спавшее дитя. Рядом с ним стоял доктор Харикумар. На лице индуса застыло озабоченное выражение. Жестами я поздоровалась с гостями и, убедившись, что в комнате больше никого нет, обратилась к Харикумару.

— Доктор, — я говорила шепотом, чтобы не разбудить девочку, — вы сможете немного попереводить? Большой господин Тао почему-то без переводчика. Он не владеет английским, а я — тайским.

Доктор развел руками:

— Я же индус, вы знаете. Я могу произнести на тайском только несколько фраз. Мой рабочий язык — английский, а родной — малеялем. На малеялеме говорят в Керале, откуда я родом. Но нам это не поможет.

— Так что же нам делать?

Тао оторвал свой взгляд от Маленькой Лини и пристально посмотрел мне в глаза.

— Раз все так сложно, придется нам говорить по-русски! — произнес он это с сильным акцентом, но, в общем, почти правильно…

— Так что же вы раньше не сказали, что говорите по-русски?! — воскликнула я.

— А ты меня разве спрашивала?

— Где вы его выучили?

— Там же, где все, — в Советском Союзе. Я учился в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, — он усмехнулся, — специализировался по маку и конопле.

Я вспомнила несколько замечаний относительно состояния головы старого Тао, высказанные мной во время нашего ночного визита к нему. Помнится, я поделилась тогда с Космонавтом и с Женей мыслью, что зря мы потревожили старого и, видимо, уже слабого на голову человека. Я даже не переходила на шепот, так как была уверена, что никто другой меня не поймет.