Книга Книга оборотней - Сабин Баринг-Гоулд

— Ты хочешь еще что-нибудь заявить?

— Ничего. Я только прошу моего товарища Пуату подтвердить мои показания.

Это свидетельство, обстоятельное и подробное, привело судей в состояние шока. В те времена человеческое воображение не могло постичь столь изощренной жестокости. По мере того как Анрие давал показания, изумленный и негодующий президент несколько раз осенял себя крестом. Порой он краснел и опускал глаза, трепеща от ужаса и потирая лоб, словно пытался удостовериться, не снится ли ему кошмарный сон.

Пуату до сих пор не принимал участия в откровениях Анрие, но после прямого обращения к нему последнего поднял голову, печально оглядел судей и вздохнул.

— Этьен Корнийан, прозываемый Пуату, во имя Господа и правосудия, я требую, чтобы ты рассказал обо всем, что тебе известно.

Однако Пуату не подчинился приказу Пьера де Лопиталя и выглядел преисполненным решимости не свидетельствовать против своего господина.

Анрие обнял своего сообщника, заклиная его ради спасения души не упорствовать против воли Божьей и пролить свет на преступления, совершенные ими вместе с сиром де Рецем.

Помощник прокурора, который изо всех сил старался опровергнуть или смягчить обвинения, выдвинутые против Жиля де Реца, предпринял последнюю попытку противостоять убийственным показаниям Анрие, удерживая Пуату от дачи показаний.

— Монсеньор, — обратился он к президенту, — вы выслушали показания обо всех зверствах, в которых сознался Анрие, и, конечно же, вы, как и я, считаете их злейшим наветом со стороны вышеупомянутого, порожденным ненавистью и завистью, с целью очернения своего господина. А посему я требую, чтобы Анрие был подвергнут пытке и на дыбе уличил самого себя во лжи.

— Вы забываете, — ответил де Лопиталь, — что пытка назначается для тех, кто не сознается, а не для тех, кто охотно кается в своих преступлениях. А потому я требую, чтобы пытке подвергли другого обвиняемого, Этьена Корнийана, прозываемого Пуату, если он и дальше намерен молчать. Пуату, будешь ты говорить или нет?

— Монсеньор, он будет говорить! — воскликнул Анрие. — Пуату, друг мой, не противься воле Божьей!

— Ну что же, ваша милость, — с чувством произнес Пуату, — я подчинюсь вам. Я не могу защитить моего господина от обвинений Анрие, который сознаётся во всем, убоявшись осуждения на вечные муки.

И он полностью подтвердил сказанное Анрие, добавив несколько подробностей, известных только ему.

Данные под клятвой показания Пуату и Анрие не ускорили отложенного суда. Поймать других сообщников злодея было бы нетрудно, но герцог, осведомленный о ходе расследования, не хотел раздувать скандал и увеличивать число обвиняемых. Он запретил производить обыски в замках и особняках сира де Реца, опасаясь, что на свет могут всплыть доказательства иных, еще более ужасных и необъяснимых злодеяний, чем те, о которых стало известно.

Все пришли в смятение, порожденное ужасными разоблачениями, и требовали, чтобы столь возмутительно попранные религиозные и нравственные ценности были безотлагательно отомщены. Народ удивлялся проволочкам в вынесении приговора, и наконец в Нанте начали во всеуслышание говорить, что сир де Рец богат настолько, что может откупиться. Действительно, мадам де Рец взывала к королю и герцогу с просьбой помиловать ее мужа, но герцог по совету епископа отказался влиять своим авторитетом на ход правосудия. Король прислал в Нант одного из своих советников для ознакомления с обстоятельствами дела и, получив его отчет, решил ни во что не вмешиваться.

Глава тринадцатая

МАРШАЛ ДЕ РЕЦ
III. Приговор и казнь

Суд отложен. — Маршал признает вину. — Дело передается в церковный суд. — Епископ принимает меры. — Приговор. — Светский суд утверждает приговор. — Казнь

24 октября возобновился судебный процесс по делу маршала де Реца. Перед началом допроса узник явился в одежде ордена кармелитов, преклонил колени и молча помолился. Затем он обвел взглядом помещение суда и при виде дыбы, ворота и веревок слегка вздрогнул.

— Мессир Жиль де Лаваль, — приступил к делу президент, — вы предстаете перед нами во второй раз, чтобы ответить на некоторые обвинения, оглашенные господином помощником прокурора Нанта.

— Я готов отвечать со всей искренностью, монсеньор, — спокойно ответил упомянутый узник. — Однако я оставляю за собой право обратиться к всемилостивейшему вмешательству его величества короля Франции, у которого я нес и несу службу маршала и советника, что явствует из патента, выданного на мое имя и засвидетельствованного Парламентом Парижа…

— Король Франции не имеет отношения к настоящему делу, — прервал его Пьер де Лопиталь. — Хотя вы являетесь маршалом и советником его величества, вы также являетесь вассалом его светлости герцога Бретонского.

— Этого я не отрицаю. Более того, я обращаюсь к его светлости герцогу с просьбой разрешить мне удалиться в кармелитский монастырь, чтобы замолить там свои грехи.

— Это уж как получится. Так сознаётесь ли вы — или мне придется применить к вам пытки?

— Не надо пыток! — воскликнул Жиль де Рец. — Я во всем признаюсь. Но вначале скажите мне, что показали на допросе Анрие и Пуату?

— Они во всем сознались. Господин помощник прокурора зачитает вам их свидетельские показания.

— Не бывать тому. — Помощник прокурора все еще продолжал благоволить к обвиняемому. — Я считаю их клеветой до тех пор, пока мессир де Рец не подтвердит их под присягой, что запрещено в светском суде!

Пьер де Лопиталь гневным жестом отмахнулся от этого неслыханного выступления в защиту подсудимого и кивком велел секретарю зачитать показания.

Слушая недвусмысленные показания своих слуг о преступных деяниях, сир де Рец стоял будто громом пораженный. Он понял, что увиливать от ответа бесполезно и надо сознаваться во всем.

— Что вы на это скажете? — спросил президент, когда показания Анрие и Пуату были оглашены.

— Скажите, монсеньор, — вмешался помощник прокурора, словно подсказывая обвиняемому направление, в котором тот должен действовать, — разве вся эта богомерзкая ложь и клевета не вымышлена с целью уничтожить вас?

— Увы, нет! — отвечал сир де Рец, смертельно побледнев. — Все, что рассказали Анрие и Пуату, — истинная правда. Сам Господь отворил им уста.

— Монсеньор, снимите грех с души, немедленно покаявшись в преступлениях, — проникновенно сказал господин де Лопиталь.

— Господа! — после непродолжительного молчания сказал узник. — Истинная правда, что я похищал деток у их матерей, что я убивал этих малюток или приказывал их убивать, либо перерезая им горло ножом или кинжалом, либо отсекая им головы топором. Иногда по моему приказу им разбивали головы молотком или палкой, а иногда отрубали конечности, одну за другой. Бывало и так, что я вспарывал им животы, чтобы рассмотреть сердца и другие внутренности. Изредка их вешали или постепенно удушали, и они умирали медленной и мучительной смертью. Потом я приказывал сжигать трупы и развеивать пепел.