Книга Книга оборотней - Сабин Баринг-Гоулд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот как! Я обращаюсь к его светлости герцогу Бретонскому и прошу отложить рассмотрение дела, дабы я мог посоветоваться по поводу выдвинутых против меня обвинений, которые я отрицал и продолжаю отрицать.
— Хорошо, я откладываю слушания до двадцать пятого числа сего месяца, чтобы вы могли подготовиться и ответить на обвинения.
На обратном пути в тюрьму маршал встретил Анрие и Пуату, когда тех вели в зал суда. Анрие сделал вид, что не заметил маршала, а Пуату разрыдался. Маршал протянул ему руку, и Пуату преданно припал к ней.
— Помните, что я сделал для вас, и служите мне, как подобает верным слугам, — сказал де Рец.
Анрие с содроганием отшатнулся от него, и маршал прошел мимо.
— Я все скажу, — прошептал Анрие, — ибо у нас есть иной господин, кроме жалкого сира де Реца, к тому же скоро мы все предстанем перед Всевышним.
Президент приказал писарю вновь зачитать обвинительный акт, чтобы оба предполагаемых сообщников Жиля де Реца услышали, в каких преступлениях обвиняется их господин. Анрие зарыдал, затрясся и завопил, что расскажет обо всем. Встревоженный Пуату попытался помешать своему товарищу, заявив, что Анрие повредился в уме и все, что бы он ни сказал, окажется бредом сумасшедшего.
Ему велели замолчать.
— Я все скажу, — продолжал Анрие, — хотя страшусь поведать перед ликом Божьим обо всех ужасах, о которых мне известно. — И он указал дрожащей рукой на большое распятие над креслом судьи.
— Анрие, — простонал Пуату, хватая его за руку, — ты повредишь себе не меньше, чем господину.
Пьер де Лопиталь поднялся и торжественно окутал покрывалом образ Спасителя.
Анрие, с трудом поборов волнение, приступил к разоблачениям.
Вот их суть вкратце.
Окончив университет в Анжере, он получил должность чтеца в доме Жиля де Реца. Маршал проникся к нему симпатией и сделал его своим наперсником.
Когда сир де Ла Суз, брат сира де Реца, вступал во владение крепостью Шантосе, Шарль де Соен, побывавший в Шантосе, поведал Анрие, что обнаружил в потайном подземелье одной из башен трупы детей, обезглавленные или страшно изуродованные. Тогда Анрие подумал, что все это клеветнические домыслы сира де Ла Суза.
Некоторое время спустя сир де Рец вернул себе крепость Шантосе и уступил ее герцогу Бретонскому. Однажды вечером он вызвал Анрие и Пуату, а также некоего Робэна Малыша к себе в комнату; двое последних к тому времени давно уже были посвящены во многие тайны господина. Прежде чем довериться Анрие, де Рец взял с него торжественную клятву никогда не разглашать то, о чем он узнает. По принятии клятвы сир де Рец, обращаясь ко всем троим, сказал, что на рассвете представитель герцога вступит во владение крепостью от имени своего господина, но перед его появлением необходимо очистить некий колодец от детских трупов, а сами трупы надлежит сложить в ящики и переправить в Машкуль.
Анрие, Пуату и Робэн Малыш, прихватив с собой крюки и веревки, отправились втроем в башню, где находились трупы. Там они трудились всю ночь, вытаскивая полуразложившиеся трупы и укладывая их в три больших ящика, которые затем поместили на судно и отправили по Луаре в Машкуль, где впоследствии сожгли.
Анрие насчитал тридцать три детские головки, но тел было больше, чем голов. Эта ночь, сказал Анрие, произвела на него неизгладимое впечатление, и с тех пор его постоянно преследовало видение детских головок, которые катятся, словно кегли, и, сталкиваясь, издают скорбный вопль. Вскоре Анрие начал поставлять детей для хозяина и присутствовал при их умерщвлении. Всех детей неизменно убивали в одном и том же помещении в Машкуле. Иногда маршал принимал ванну из детской крови. Он также охотно поручал Жилю де Силле, Пуату или Анрие мучить детей, испытывая невыразимое наслаждение при виде страданий несчастных. Но самой большой его страстью было купаться в детской крови. Слуги перерезали ребенку яремную вену и направляли струю крови на барона. Иной раз кровью оказывалась залита вся комната. Когда совершалось ужасное деяние и несчастное дитя умирало, маршал исполнялся скорби при виде того, что совершил, и либо в слезах бросался на постель, либо падал на колени и принимался лихорадочно произносить молитвы и литании, пока слуги мыли пол и сжигали в огромном очаге останки убитых детей. Вся одежда и вещи, принадлежавшие маленьким жертвам, также сжигались.
Нестерпимое зловоние распространялось по комнате, но маршал де Рец вдыхал его с упоением.
Анрие признался, что лично присутствовал при умерщвлении таким образом сорока детей и может описать часть из них, если нужно опознать тех, которые считаются похищенными.
— Невозможно… — заявил помощник прокурора, старавшийся сделать все, чтобы спасти маршала, — невозможно сжечь тело в домашнем очаге.
— Но так оно и происходило на самом деле, мессир, — ответил Анрие. — Очаг просто громадный, что в «Отеле де Ла-Суз», что в Машкуле. Мы помещали туда тело и обкладывали его большими охапками хвороста и поленьев. За несколько часов труп сгорал без остатка, и мы выбрасывали пепел через окно прямо в ров.
Анрие припомнил случай с двумя сыновьями Амлена и рассказал, что, пока одного ребенка мучили, другой стоял на коленях, плакал и молился, пока не пришел его черед.
— Ты рассказываешь о сире де Реце такое, — воскликнул помощник прокурора, — что больше похоже на вымысел и лишено всякого правдоподобия. Величайшие изверги не совершали таких преступлений, разве что какие-нибудь цезари в Древнем Риме.
— Ваша милость, именно деяниям этих самых цезарей и стремился подражать господин де Рец. Я читал ему хроники Светония и Тацита, где описаны жестокие поступки цезарей. Он с наслаждением это слушал и говорил, что отрезать ребенку голову — удовольствие гораздо более сильное, чем участие в торжественном обеде. Иногда он садился на ребенка и отсекал ему голову одним ударом ножа, а иногда только надрезал горло, чтобы ребенок подольше мучился, и обмазывал свои руки и бороду его кровью. Иногда он сразу отрубал детям руки и ноги, порой приказывал нам подвесить ребенка, а когда тот уже задыхался, — снять и перерезать горло. Помню, я как-то привел к нему трех малышек, просивших подаяния у ворот замка. Он велел перерезать им горло, а сам смотрел, как они умирали. Андре Брике наткнулся на девочку, потерявшую мать и плакавшую на ступеньках дома в Ванне. Он принес малышку на руках — это был грудной младенец — к моему господину, и тот приказал убить ее. Нам с Пуату было велено избавиться от трупа, и мы сбросили его в отводное отверстие одной из башен, но тело зацепилось за гвоздь и повисло на наружной стене, так что его было видно прохожим. Пришлось Пуату спускаться по веревке, и он с большим трудом отцепил тело.
— Как ты считаешь, сколько всего детей убил сир де Рец со своими слугами?
— Сложно подсчитать. Лично я сознаюсь в убийстве двенадцати детей собственноручно по приказу моего господина, а всего я привел к нему около шестидесяти детей. Мне известно, что подобные убийства происходили и до того, как я был посвящен в эти тайные действа. Какое-то время замок Машкуль занимал сир де Ла Саж. Мой господин поспешил вернуть себе замок, так как знал, что там на сеновале спрятано много детских трупов. Там оказалось сорок тел, сухих и обугленных, как головешки. Одна из камеристок мадам де Рец случайно зашла на сеновал и увидела трупы. Роже де Бриквиль хотел ее убить, но маршал не позволил.