Книга Другая жизнь - Лайонел Шрайвер

– Мой путь позволяет сохранить гордость, – прохрипела Глинис. – И я не собираюсь благодарить тебя за то, что ты

проделала этот долгий путь до Нью-Йорка, чтобы спасти мою душу. Я не хочу в рай. Я хочу домой.

– Никогда не рано начать готовиться к встрече с Богом и впустить Иисуса в сердце.

– Сейчас в каждой семье есть такой проповедник, – прошептал Шеп. – Обычно это какая-нибудь старая карга.

– В нашем случае не очень старая, – пробормотал в ответ Джексон.

– Наверняка она сидит на диете Аткинса. Такие люди неудачники по жизни. Ничего не смогли добиться, не получилось сделать карьеру. Домохозяйка, пятеро детей. Все эти христианские штучки привносят в ее жизнь смысл.

– Обманчивое ощущение, – констатировал Джексон.

– Не важно, главное – это работает:. Если у тебя есть две сестры, с которыми ты не можешь бороться по их правилам, надо поменять правила. Бинго! У нее есть преимущество больного человека, поэтому она может унизить тех людей, которые унижали ее всю жизнь.

– Вы, стервятники, носитесь по всей стране и набрасываетесь на людей, которые слишком слабы, чтобы оказать вам сопротивление, – говорила тем временем Глинис. – Вы охотники за головами. Даже у Нэнси хватило ума не приходить сюда, чтобы продать мне «Амвэй».

– Не упоминай имя Господа всуе, – сказала Деб. – Многие люди, которые не верят в Бога, как и ты, все же постоянно вспоминают о Нем, говоря: «Господи, Боже мой, Господи всемогущий» и «Всемилостивый Боже». Наш священник посвятил этому целую проповедь. Он сказал, что мы, сами того не ведая, просим Господа защитить нас. Мы все знаем, что милосердный Боже рядом с нами.

– Деб, будь я проклята, если его «милосердие» было со мной последние три месяца.

– Видишь, опять: «Будь я проклята». Ты и будешь, если не впустишь Бога в свое сердце. Кто знает, может, эта болезнь послана тебе свыше, чтобы ты пришла к Нему, прозрела.

– Иными словами, это наказание за то, что я жила как язычница? Уверена, ты не станешь утверждать, что ни у кого из твоих верующих друзей не было рака.

– …По крайней мере, ты постройнела, – неожиданно задумчиво произнесла Деб.

– Да, это точно. Раковая диета. В книгах этого не пишут, но, если хочешь пойти по моим стопам, начинай жевать изоляцию.

– Шеп говорил, что это как-то связано с асбестом.

– Скорее всего, эта гадость попала в организм в художественном училище. Будь моя воля, я бы «наградила» каждого поставщика такой премией, как мезотелиома. Из них стоит вытрясти немного денег.

– Ты должна гнать от себя такие жестокие мысли.

– А других у меня нет.

– Я подозревала нечто подобное, – осторожно сказала Деб. – Это душевная болезнь.

– Какие слова! А ты когда-нибудь слышала о «бездушной болезни»? – Смех перешел в надрывный кашель. – Подумай над тем, что болезнь всегда бездушна.

– Я считала, что в таком положении люди становятся добрее, милосерднее и терпимее. – В голосе Деб слышалось раздражение.

– Во мне «такое положение» вызывает лишь горечь и ярость. Когда у тебя будет рак, веди себя как считаешь нужным.

– Но сейчас у тебя есть возможность увидеть, как твоя семья и друзья беспокоятся о тебе. Шеп рассказывал, как непросто ему составить график посещений, поскольку очень много людей хотят тебя навестить. Ты должна чувствовать себя обласканной милостью.

– Я чувствую себя проклятой. Потому что вынуждена выслушивать эти проповеди от таких, как ты, кто совершенно не понимает, что говорит.

– Можешь язвить сколько угодно! – Голос Деб неожиданно стал звучать хрипло.

– Не сомневайся, так и поступлю, – парировала Глинис.

– Однако хочу, чтобы ты знала, что я всегда восхищалась.. . – сипение, – и равнялась на тебя. Ты красивая, талантливая и… – глухой сип, – ты любима, вырастила… двоих… двоих прекрасных детей. Никогда не забывай… – Сипение и вновь сипение и хрипы. – Я всегда гордилась, что ты была моей сестрой!

Глинис вздрогнула и подалась вперед:

– Черт тебя побери, ты в каком времени употребляешь глагол! – Казалось, она готова запустить в сестру первым попавшимся под руку предметом.

Деб в слезах вылетела из палаты, держа возле рта ингалятор.

– Похоже на петушиные бои, – сказала Руби, наблюдая, как Хетти обнимает и успокаивает младшую дочь. – Победила курица-бентамка из палаты 833 и теперь принимает всех жаждущих ее видеть. Пожелайте мне удачи.

– Не задерживайся надолго, – предупредил Шеп.

– Об этом можешь не беспокоиться, приятель, – пообещала Руби. – Я попытаюсь смыться до того, как она выдерет мне все перья из хвоста.

Возможно, Руби решила скрасить ожидавшим в коридоре время и оставила дверь широко открытой. Шеп заранее предупредил всех, чтобы они не целовали Глинис, поэтому Руби лишь коснулась левого колена сестры, придвинула стул и села, положив длинные тощие ноги на железный обод под кроватью.

– Тебе обязательно было доводить Деб? Она ведь такая чувствительная.

– У меня хватило сил лишь для легкой разминки. Кроме того, она сама виновата, просто возмутительно воспользоваться ситуацией для проповеди.

– Она хочет, чтобы тебе было комфортно. Вера – это единственное, что у нее есть.

– Ей совершенно запудрили мозги. Такое впечатление, что ко мне наведался один из этих кретинов-зомби, чтобы превратить меня в живого мертвеца.

Руби покосилась на дверь:

– Она может тебя услышать.

– Плевать.

– Но она правда верит во все то, о чем говорит. То, что мы другие, не значит, что она лицемерит.

– Ненавижу искренность.

– Отлично. Тогда постараюсь быть максимально фальшивой.

– Превосходно.

– Итак, как дела? – спросила Руби. Беспокойство, подчеркнутое сострадание обычно звучит в вопросах посетителей пациентов в больнице и, как правило, вызывает определенную ответную реакцию.

Глинис вздохнула:

– Что я могу сказать? У меня болит все тело. Ночами не могу заснуть. Пять минут лежания в темноте длятся как вся палеозойская эра. Потом целый день я как в тумане. А еще приходится поддерживать разговор с такими, как ты, хотя о чем нам говорить? О том, что произошло? Телевизор здесь крошечный, да и показывает только несколько каналов, по которым постоянно идут разные шоу. Днем из-за солнечного света картинка на экране вообще расплывается, и я не могу посмотреть даже шоу «Цена удачи». Постоянные капельницы сводят меня с ума. Я беспрерывно нервничаю, что пластырь отвалится и игла выскочит из вены. Приучаю себя не смотреть на руку.

Джексон отлично ее понимал, поскольку сам был в таком же положении, когда стараешься не смотреть, но каждые пять минут тщательно все проверяешь.