Книга Другая жизнь - Лайонел Шрайвер

Сейчас он явственно понимал, что излишняя сентиментальность Хетти Пайк с годами только росла. Следует заметить, что, откровенно говоря, она была весьма ординарной особой. Джексон всегда удивлялся тому, как мелкие недостатки или странности вполне обычного, ничем не выдающегося человека могут казаться вопиющими, если их родители не знаменитости, а простые люди. Глинис и ее мать были полными противоположностями. Глинис была замкнутой, придирчивой, мрачной; Хетти же человеком солнечным, эмоциональным, а не обеспокоенной тем, что ваза, сделанная в гончарной мастерской, вышла бесформенной и протекала. Они даже не имели внешнего сходства – Хетти невысокого роста, круглолицая, с пышными пепельными волосами, тогда как Глинис угловатая, вытянутая, похожая на своего отца, сухопарого рослого мужчину. Глинис его боготворила. И если ей нечего было сказать, она упрекала мать, что именно он, а не Хетти повредил свое лошадиное лицо в горах лет двадцать назад.

Даже если не принимать во внимания все эти различия, Глинис сдержанно воспринимала тот факт, что они с матерью совершенно разные люди, но то, что ей никогда не удавалось заслужить материнское одобрение, приводило ее в бешенство. Даже в более зрелом возрасте она все еще что-то требовала от старухи, и он едва сдержался за обедом, чтобы не толкнуть ее и не прошептать на ухо просьбу оставить мать в покое. Хетти была обыкновенной, несколько ограниченной женщиной, вполне возможно считавшей себя, пусть и опрометчиво, хорошей матерью. И что? Уже поздно требовать большего. И то, что требовала Глинис – а порой это были такие абстрактные вещи, как одобрение, понимание и признание, – не каждый родитель способен дать своему ребенку.

В конце концов, мама и папа самого Джексона были очень скромными людьми, которые много лет держали в гараже магазинчик по продаже подержанной мебели. В понимании Джексона ответственность являлась проявлением мужественности и силы, и именно ее он взял на себя десять дней назад. Не стоит ждать, что кто-то придет и даст тебе то, что ты хочешь, – надо самому идти и брать. Это и есть демонстрация внутренней силы человека, и именно это рождает в нем самоуважение.

– Джексон Бурдина! – Хетти помахала ему, поставила на пол кастрюлю, которую держала в руках, и сжала в ладонях руку Джексона. Хорошая память на имена присуща всем учителям. – Как приятно тебя видеть, но мне жаль, что мы встретились по такому поводу. У тебя тоже есть дети, думаю, ты понимаешь… – На глазах ее выступили слезы. – Для матери нет ничего страшнее.

– Да, печально, – произнес он, мечтая, чтобы она отпустила его руку.

Вместо этого она потянула его к женщинам, стоявшим в сторонке. По-видимому, таким образом в их учительском кругу было принято знакомиться с новыми людьми.

– Ты, наверное, не встречался с другими моими дочерями. Руби? Деб? Поздоровайтесь с Джексоном. Он и его жена – очень близкие друзья вашей сестры.

Он пожал им руки, заметив про себя, как поразительно Руби, средняя сестра, похожа на Глинис и при этом выглядит фантастически несимпатичной. Глинис была стройной, а Руби костлявой, какой-то неуклюжей. Черты лица не казались такими утонченными, как у младшей сестры, можно сказать, природа не была к ней столь щедра – у Глинис, по крайней мере, была грудь. Глинис всегда одевалась просто, но элегантно; на Руби были линялые черные джинсы и серая толстовка, что тоже было просто, но пошло. Однако больше всего их отличали манеры. Глинис была присуща некоторая застенчивость и отрешенность, что придавало образу царственную загадочность. Руби тоже старалась дистанцироваться от окружающих, но это выглядело грубо; она постоянно поглядывала на часы и расхаживала взад-вперед, словно вся эта шумиха вокруг рака сестры отвлекала ее от чрезвычайно важных дел. Не успели они сказать друг другу дежурную фразу о том, что рады знакомству, как у нее зазвонил мобильный телефон. Посмотрев на экран, она нахмурилась:

– Прошу прощения, мне надо ответить.

В клинике не разрешалось пользоваться мобильным телефоном во избежание сбоя в работе оборудования. (Полная туфта, как удалось вычитать в Интернете Джексону, когда дело касалось Флики. Они просто хотят собрать деньги за пользование стационарными телефонами в палатах. Эта политика с «людьми – по-мышиному, с мышами – по-человечески» еще одна проблема, которую стоило бы изменить.) Поэтому Руби побежала на улицу, чтобы спокойно поговорить, оставив его наедине с Деб, безобидной толстушкой с добродушным лицом. Облегающая кофта с высоким воротом, цвета апельсина и невыразительная темно-синяя юбка подобающей женщине ее возраста длины совсем не красили Деб.

– Я молюсь за Глинис с той самой минуты, как узнала о ее горе, – сказала она. – Все прихожане в Тусоне молятся за нее. Знаешь, у нас уже были случаи, доказано, что это помогает.

Конечно, не честно считать всех верующих людей автоматами. Но почему он должен быть честным?

– Мы обсуждали, как нам быть, Джексон, – сказала Хетти, кладя руку ему на плечо. – Глинис очень устала, и мы не хотим ее утомлять. Думаю, нам лучше заходить в палату по одному и не задерживаться надолго. Сейчас у нее Шеп, и, если у тебя есть время, Джексон, мы решили, что следующей пойдет Деб, затем Руби, а потом я передам ей ее любимое печенье. – С такой методичностью она, вероятно, выстраивала класс в шеренгу у фонтана.

Шеп выскользнул из палаты, оглядел присутствующих и посмотрел на Джексона, выпучив глаза. Нет ничего хуже, чем увидеть в такой момент почти незнакомых членов семьи дорогого тебе человека, поэтому он не сводил глаз со старого друга, испытывая благодарность и облегчение, словно внезапно за поворотом увидел родной дом.

– Она ваша, – сказал Шеп, обращаясь к Деб и Хетти, увлекая Джексона в глубь коридора. – Старик, как это было непросто, – бормотал он. – Уговорить Глинис встретиться с родными, раз уж они прилетели из самой Аризоны. Они были на волоске от того, чтобы вернуться в Элмсфорд. Она дерьмово себя чувствует и совершенно не желает думать о том, что сказать и как себя вести, чтобы не сделать людям больно. Все эти посещения… Я уверен, она будет рада тебя видеть. Но со стороны Глинис это будет скорее милость. Ее все достало.

– Ну а как бы она себя чувствовала, если бы к ней никто не пришел?

Шеп улыбнулся:

– Дерьмово.

– Вот зараза!

– Ты не знаешь таких слов, как больной человек? – спросил Шеп. – Оно больше подходит для Глинис.

– Если бы с ней не было так сложно, ты бы еще больше нервничал.

– Да. Но я все равно нервничаю.

Когда они вернулись к палате, дверь была приоткрыта, позволяя стать свидетелями происходящего. Даже вернувшаяся Руби и ее мать лишь делали вид, что заняты своим разговором. Никто не хотел, чтобы его заподозрили в подслушивании.

– В голове не укладывается, что ты решила воспользоваться тем, что я еле живая после сложной операции, чтобы поиграть в миссионера. – Глинис говорила чуть медленнее из-за инъекций морфина, но Джексон был рад, что в голосе звучали знакомые нотки. – Лежачего не бьют.

– А что, если я права? – умоляющим голосом спросила Деб. – Это же логично, Глин. Если ты права и нас всех ждет черная пустота, не имеет значение, во что ты веришь. Но если я права – если Иисус прав, – ты должна поверить в Него, как в единственного спасителя души. Надо защитить себя, ведь верно? На всякий случай. Это же простой расчет, понимаешь? Твой путь ведет в никуда, в моем случае душа получает возможность обрести вечную жизнь. Это же бесплатная лотерея, почему бы не попробовать? Все учителя в школе считали тебя очень умной.