Книга Все пули мимо - Виталий Забирко

Услышал Сашок шорох моих шагов за спиной, обернулся и цедит зло:

— Делай, как я, если пожить ещё хочешь.

— Это ты напрасно так думаешь. В парке никого нет, никто нас не услышит и не увидит. Дело наше в особняке начнётся.

Не стал мне Сашок возражать, но и не поверил, так до самого особняка и крался. Хотя, спрашивается, какой дурак после полуночи по холодине в парке гулять будет? А патруль выставлять при такой технике, с точки зрения здравомыслящего человека, совершенно бессмысленно. «Секьюрити» Бонзы хоть и все кресты массивные на золотых цепях на шеях носят, однако в деле охраны прагматики сугубые, в чертовщину не верят. И напрасно. Раз уж крест повесил — изволь веровать.

К особняку, естественно, подходим с чёрного входа, хотя, по мне, можно и с парадного — настолько в способностях Пупсика уверен. Однако временно инициативу Сашку предоставляю — пусть порезвится. Да и посмотреть на его умение любопытно.

Метрах в пяти от дома, у ёлочки Сашок жестом меня останавливает, в два прыжка бесшумных стены достигает и к ней спиной прилипает. Правая рука у него с пистолетом вверх поднята, а левая осторожно так это дверь приоткрыть пробует. Ну один к одному кадр из фильмов детективных. Естественно, ни фига у него с дверью не получается, поскольку только идиоты на ночь двери дома не запирают. Тем более в такой ситуации.

Гляжу, Сашок по своим карманам похлопал и кривится недовольно — очевидно, отмычку в этот раз с собой не прихватил. Начинает он тогда на ногах раскачиваться, и тут я осознаю, что он плечом дверь вышибать собирается. Во разошёлся, что кот дворовый, мясо почуяв. Как понимаю, он сейчас в состоянии камикадзе находится — лишь бы до горла Бонзы добраться, а там — трава не расти.

— Сдурел, что ли? — говорю вполголоса и открыто к двери подхожу. — Мне твоё самопожертвование ни к чему — тут такой тарарам поднимется, что Бонза и ускользнуть может. А я хочу его тёпленьким взять да в глаза посмотреть. Так что под танк в следующий раз бросаться будешь.

Прикладываю руку к замочной скважине и, что Иван-дурак, своё «по щучьему велению» заказываю. Щёлкает тихонько замок, а у Сашка морда опять так вытягивается, что в фотографию «шесть на девять» ну никак не влезет. Разве что в «девять на двенадцать».

— Прошу, — говорю. — Только, будь добр, тихо и без крови.

Переводит дух Сашок, настраивается, «пушку» обеими руками берёт и мне головой кивает, мол, открывай.

Ну, думаю, дров он сейчас наломает… И вдруг словно что-то щёлкает у меня в черепушке, будто Пупсик или кто другой там тумблер переключает. А чего я, собственно, переживаю, сколько там дров Сашок наломает? Со мной-то ничего случиться не может — заговорённый я! От понимания этого настроение моё что ртутный столбик термометра от огня вверх прыгает, весёлость дикая хмелем по жилам разливается, и даже нечто вроде азарта появляется — пусть парень повеселится, меня потешит.

— Будьте любезны! — усмехаюсь Сашку и жестом театральным перед ним дверь распахиваю.

Что пружина Сашок внутрь дома влетел. Хрясь, хрясь! — слышу там удары приглушённые, а затем — тишина.

Вхожу за ним в дом и картину следующую наблюдаю: двое «секьюрити» на креслах развалились, головы запрокинувши и ручки-ножки раскинувши, а между ними стул стоит с доской для нард, и партия неоконченная на ней. Представляю их последнюю реакцию: распахивается внезапно дверь, на ключ запертая, а за ней никого — лишь ночь в проёме. Только ветерок оттуда холодный вроде дунул и тут же силой нечистой бац, бац! — по кадыкам… Во умора! Ежели по позам «секьюрити» судить, вряд ли они партию в нарды когда-либо доиграют. Разве что на тучках небесных.

— Ты их что — насовсем? — на всякий случай спрашиваю. Жалко всё-таки, как-никак соратниками были.

— Вскрытие покажет… — бурчит Сашок, ребро ладони потирая. Не совсем, видно, у него крыша после штучек Пупсика поехала, если чувство юмора прорезается.

Ну и деньки у нас напряжённые предстоят! Завтра вице-премьера отставного в макинтоше цинковом в столицу отправим, а послезавтра охранников наших по известному ритуалу помпезному провожать будем. Не жизнь — сплошные праздники!

Дальше всё как по маслу пошло, без особых приключений. Ни в коридорах, ни на лестнице никого не оказалось — да и в честь чего здесь охрану на ночь выставлять? Чай, не тюрьма. Поднимаемся мы на второй этаж, в коридор выходим, и вот тут-то я в растерянности, что в ступоре, и застываю. А куда идти, собственно? Привык, понимаешь, что Бонза меня только в своём кабинете принимает, вот и припёрся, по пути привычному, под самые двери, будто он и среди ночи здесь сидит и нас ждёт. Что значит, стереотип мышления! Небось, спит Бонза в своём апартаменте царском, в две дырочки посапывает и ни ухом, ни рылом не ведёт. А ты пойди найди его в особняке — вон дверей-то сколько. Будешь в каждую соваться, такой переполох поднимется…

Стою я, значит, в пустом коридоре, на двери кабинета что баран на ворота новые пялюсь, и вдруг моё зрение как бы раздваивается. Вроде бы я всё ещё и здесь нахожусь, но в то же время вроде бы и в кабинете Бонзы оказываюсь — и тут, и там всё вижу. А в кабинете Бонза с Иван Иванычем сидят и нашу с Сашком судьбу решают. Гляжу, на столе карта области расстелена, Ваня, трижды секретный, по ней пальцем корявым водит и рассказывает, на каком поезде и куда мы нынче направляемся. Не спят наши благодетели-работодатели, не до того им. Ишь как задницами по креслам ёрзают — ха-арошими мы с Сашком гвоздями там угнездились…

Не-ет, нормально у меня тогда на площадке хоппера шарики-ролики в черепушке сработали, всю ситуацию прокрутив. Не зря, видать, три месяца в «оперотделе» штаны протирал — кое-чему научился…

— Вот мы и у цели, — спокойно так резюмирую для Сашка, а про себя Пупсику командую, чтобы он опять нас «видимыми» сделал. Игры закончились, а то как же я в глаза Бонзе смотреть буду? Впрочем, я-то смогу, но весь смак в том, чтобы и он меня видел!

Оглядываюсь на Сашка, улыбаюсь ему до ушей и советую, позу его напряжённую замечая:

— Расслабься, Александр. Дело-то плёвое осталось…

И дверь небрежно ногой распахиваю.

Честно говоря, думал «клиенты», нас узрев, что на картине «Не ждали» статуями замрут, глаза выпучивши и хлебальники разинув. Ну, положим, с Бонзой именно такая беда и приключилась, а вот Иван Иваныч себя нестандартно повёл. Не ожидал я от него, вечно медлительного, прыти такой. Мгновенно он сориентировался, что мячик со стула в высоком прыжке сиганул, а сам ещё в полёте «пукалку» выхватил и по дверям «чихать» начал. Но и Сашок мужик тоже не промах — на пол уже не Иван Иваныч приземлился, а тело его грохнулось, ещё в прыжке с душой расставшись.

Быстро они между собой разобрались — я и глазом моргнуть не успел. И тихо: лишь «пок-пок» со стороны Ивана Иваныча донеслось, а ему почти в унисон Сашок из-за моей спины тем же ответил. Эх, жисть наша копейка! Мгновение назад все были живы-здоровы, а через секунду, глядь, уже и труп нарисовался, кровь под ним пятном растекается, да и второй «клиент», судя по виду обморочному, в мыслях себе саван шьёт.