Книга Ложь во имя любви - Розмари Роджерс

Ее золотые глаза нашли его, несмотря на расстояние, и приятно удивили выражением облегчения, даже мольбы. Прервав свою беседу с золовкой Бонапарта, она собиралась было пересечь зал, но некто в черном удержал ее за руку.

Фуше! Почему он никак не оставит ее в покое?

– Простите, сеньорита, но я давно хотел поговорить с вами с глазу на глаз. Вы уделите мне несколько минут? Отлично! В таком случае осчастливьте меня прогулкой с вами по парку. Снаружи гораздо прохладнее, чем здесь. А как прелестны подсвеченные фонтаны!

Мариса не отважилась ответить отказом. Фуше застал ее врасплох, когда она, найдя Филипа, гадала, чем вызвано тревожное выражение на его лице. Миновав распахнутые стеклянные двери, Фуше повлек ее дальше, на ярко освещенную парковую аллею.

– Воистину, ваше сиятельство…

Фуше по-волчьи оскалился:

– Умоляю, всего на пару слов! Видите ли, я любопытен. Такая уж у меня работа – проявлять любопытство. А когда столько вопросов остается без ответа… Разумеется, в вашей лояльности Республике, сеньорита, я нисколько не сомневаюсь, потому и решил, что вы не станете уклоняться от ответа на всего лишь несколько вопросов. Как-никак, мы с вами придерживаемся одинаковых взглядов, не правда ли?

Гнев заставил Марису вскинуть голову и негодующе посмотреть на Фуше.

– О чем вы? Разве я дала основания в этом усомниться? Прошу вас, переходите к делу, ваше сиятельство!

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Именно это я и собираюсь сделать. Некоторые, так сказать, деликатные моменты лучше обсудить в самом начале. Надеюсь, вы оцените мое благоразумие и неразговорчивость. Более того, мы могли бы оказаться друг другу полезны.

Куда он клонит? В густой тени платанов они остались совсем одни. Мариса не желала идти дальше. Ее и так охватил страх.

– Каким образом? Не совсем понимаю…

– Как вы попали во Францию, сеньорита? С кем? Начнем по порядку.

Мариса безмолвно смотрела на него, не в силах унять сердцебиение. Насколько он осведомлен? Не пытается ли он поймать ее в силки? Собственный голос показался ей низким и осипшим.

– Уж не попала ли я под подозрение? Почему вы задаете мне подобные вопросы? Если вы полагаете, что я в чем-то виновата, то допросите меня в присутствии свидетелей – моей тети или, еще лучше, первого консула. Уверена, что ему будет интересно узнать, в чем меня обвиняют!

Фуше оторопел, не ожидая такого отпора. Его лицо окаменело, хотя сам он боролся с желанием схватить ее за худенькие плечи и вытрясти правду. Он не сомневался, что она многое скрывает. Впрочем, он предпочитал получать признания от тех, кого уже запугал своими намеками и угрозами. Действовать так было несравненно удобнее и легче. Девчонка же проявила норов как раз тогда, когда он меньше всего ожидал сопротивления.

– Прошу прощения!

Оба вздрогнули. Мариса была удивлена и обрадована, герцог Оранский сначала испытал досаду, но тут же взял себя в руки. Как осмелел этот англичанин! Интересно, далеко ли он зайдет от отчаяния?

Филип Синклер был бледен. Он поклонился Марисе, не обращая внимания на молча ухмыляющегося Фуше.

– Надеюсь, я вам не помешал? Кажется, вы обещали подарить этот вальс мне.

Фуше ожидал от него более интересного предлога. В чем причина? Это было весьма любопытно.

Прежде чем Мариса собралась с мыслями, Фуше склонился в низком поклоне. Если в его словах и мелькнула ирония, то уловить ее могла только она.

– Нисколько не желаю мешать юным влюбленным ворковать наедине! Лучше отыщу для вас шампанского, сеньорита, – кажется, вы жаловались на жажду? Надеюсь, у нас будет возможность вернуться к нашему разговору позже. Месье…

Филип нехотя ответил на учтивый поклон, удивляясь, почему этот человек так быстро покидает поле боя. Он смутно помнил его и догадывался, что они уже встречались. Но как объяснить напряженное молчание Марисы?

Как только Фуше скрылся из виду, Филип схватил ее за руки.

– Мариса!

Ее руки были холодны как лед. В неверном лунном свете ее самое можно было принять за статую из льда, искрящуюся золотом и серебром. В следующее мгновение она едва не кинулась ему на шею, издав звук, очень похожий на сдавленное рыдание.

– Филип! О Филип! Если бы вы только знали, как мне хотелось с вами поговорить! Вы по крайней мере не думаете обо мне дурно. Не могу передать, как мне плохо, насколько я сбита с толку и удручена, как мне необходим истинный друг! – Она потянула его за собой дальше по темной аллее. – Скорее! Я не доверяю ему ни на йоту. Он оставил нас вдвоем, но это неспроста. Мне так необходимо с вами поговорить!

Окончательно ошеломленный, он позволил ей оттащить его в заросли кустарника. Здесь не мудрено было заблудиться, как в настоящем лабиринте, но Мариса, даже не зная дороги, подчинилась безошибочному инстинкту. Скоро они очутились на лужайке с декоративной беседкой.

Только сейчас Филип осознал, насколько опрометчиво они поступили. Это местечко было специально создано для любовников, прячущихся от света, музыки, людей. Что, если их застанут здесь вдвоем?

Он остановил ее и, чувствуя, что она задыхается, как загнанный зверек, неожиданно для самого себя привлек ее к себе. Она с готовностью прильнула к нему. Он почувствовал, что она вся дрожит – то ли от испуга, то ли от изнеможения. Не было ничего проще и естественнее, чем склонить голову. Ее губы только и ждали этого…

Поцелуй Филипа был сладок, нетребователен, умиротворял. В этом поцелуе отразился весь его характер. Он нашел ее, невзирая ни на что. Значит, он ее любит!

Филип первым отстранился и застонал. Как ни кружилась у него голова, он сохранил остаток здравомыслия, чтобы понимать, что все это – безумие чистой воды. Он желал ее, но сознавал, как это рискованно. Ее поцелуй свидетельствовал о невинности: она почти не разжимала губы; даже если это она затащила его сюда, то все говорило о том, что Мариса не ведает, что творит. Он припомнил рассказ Уитуорта, поведавшего ему последние грязные сплетни, и усомнился, есть ли в них хотя бы тень правды. Эта девушка была всего лишь испуганным ребенком, жаждущим утешения. Он был обязан сохранить самообладание, иначе не избежать беды.

Голос Марисы заставил его опомниться. Она что-то быстро и сбивчиво говорила:

– Ты обязан мне помочь! Ведь ты мне поможешь? Я не вещь! Он был со мной очень мил, но становиться его любовницей я не хочу. Я не буду ничьей любовницей! Напрасно я сбежала из монастыря… Даже тот, кого подобрал для меня мой отец, не обходился бы со мной так безжалостно; если бы он мне не понравился, я бы просто отказалась за него выходить. Теперь я это хорошо понимаю… Но я была так напугана! Я думала, что единственное спасение – это бегство.

Он плохо понимал ее торопливый лепет. Внезапно, испугавшись, что время уходит и что он не найдет оправданий своему отсутствию, он так сильно сжал ей руки, что она поморщилась.