Книга Ложь во имя любви - Розмари Роджерс

– Если вы намекаете на Филипа Синклера, – холодно ответила Мариса, – то, не сомневаюсь, вам уже известно, что он всего лишь друг, оказавший мне помощь, когда я в ней нуждалась. За это он получил разрешение беспрепятственно навещать меня. Неужели я должна отказать ему от дома?

Люсьен неожиданно усмехнулся, показав ровные белые зубы.

– А я-то гадал, есть ли у вас зубки! Тем лучше. Мой брат предпочитает женщин, умеющих при случае настоять на своем.

Она задохнулась от столь неожиданной откровенности:

– Ваш брат, сударь? Если я не ошибаюсь, все ваши братья женаты. Мой характер или его отсутствие никак не должны интересовать…

Он перебил ее, сказав устало:

– Дорогая, пока что вы поражаете своим очарованием. Не портите это впечатление неуместной игрой. Мой брат, как вам прекрасно известно, питает к вам… некоторую слабость. Я – всего лишь его посланник. Поговорим начистоту: он вас жаждет. Вам свойственна этакая детская невинность – полагаю, она его и покорила. Кажется, вы, как и моя дражайшая невестка, креолка? Одним словом, он поручил мне с вами договориться. Надеюсь, вы понимаете, что он вынужден соблюдать осторожность. С этой минуты вы должны быть озабочены тем же. Лучше всего было бы, наверное, подыскать вам покладистого мужа, прекрасно осведомленного о происходящем, или любовника, имеющего положение в свете. Так было бы куда проще – надеюсь, вы меня понимаете. Он горит нетерпением. Это должно вам льстить, сеньорита. Мой брат не часто забывается до такой степени, чтобы прилюдно выказывать свои чувства…

Марису постепенно охватывал леденящий холод от этих слов. Ей трудно было найти ответ, чтобы достойно парировать такую неслыханную наглость. Ее недвусмысленно склоняли к греху, нисколько не сомневаясь, что она согласится, более того, будет польщена ролью любовницы первого консула! Доминик Челленджер обошелся с ней как с портовой шлюхой, но у него по крайней мере имелись основания для такого обращения – теперь она была готова это признать. Сейчас же происходило нечто совершенно иное. Условия ставились с полнейшим хладнокровием, в ожидании, что ей и в голову не придет отказаться; более того, родная тетка подбивала ее на то же самое, нимало не заботясь о ее чувствах…

Мариса с облегчением поняла, что Люсьен не ждет от нее ответа. Он считал ее согласие само собой разумеющимся; более того, по его мнению, она была так переполнена признательностью, что не могла найти слов благодарности.

Он смотрел на нее со снисходительной улыбкой.

– Вам очень повезло, надеюсь, вы сами это понимаете. Идемте обратно, здесь становится нестерпимо холодно.

– Я не…

Он нетерпеливо передернул плечами:

– Уверен, у вас нет слов, дитя мое. Ничего, позже тетушка поможет вам подобрать правильные слова. Остальное образуется само собой, не так ли?

Мариса окаменела и в таком виде была доставлена Люсьеном обратно к золоченому креслу. Рядышком сидела Гортензия, обмахивавшаяся веером; бедняжка изображала веселость, но в действительности страдала от своей злосчастной мигрени. Графини де Ландри не было видно, а ведь Марисе хотелось поговорить именно с ней, и незамедлительно!

Она больше не могла этого выносить. Все что угодно, вплоть до позорного водворения обратно в испанский монастырь, лишь бы не торговать своим телом! О, если бы она могла найти выход из этого тупика!

Внезапно ей пришел на ум Филип и ее обещание встретиться с ним. К ней тотчас вернулась вся ее недавняя решимость, и она горделиво выпрямилась. Стоит обо всем рассказать Филипу, и он непременно предложит ей стать его женой и уехать с ним в Англию на правах британской подданной. С Филипом она будет в полной безопасности, он будет носить ее на руках! Уверенность в этом прибавила Марисе сил.

Глава 15

В огромном зале хотелось зажмуриться от света, красок, беззаботного веселья. Музыканты играли без передышки. Стало еще жарче, и от испарины золотая креольская кожа Марисы приобрела волшебную прозрачность. Ее щечки разгорелись, огромные золотистые глаза сияли. Причиной ее состояния была не жара, а смущение и напряжение, однако об этом никто не догадывался, и даже те, кто прежде не находил в ней ничего особенного, теперь вынуждены были признать, что по крайней мере в этот вечер она ослепительно красива.

Она не испытывала недостатка в кавалерах, хотя гадала с горечью, не подстроено ли это с умыслом, чтобы снова поставить ее в щекотливое положение. Ее засыпали комплиментами, но никто, даже молоденькие офицеры Наполеона, не смел с ней флиртовать. Неужели так быстро разнеслась весть о том, что теперь она является собственностью первого консула?

«Это невыносимо, невыносимо!» – повторяла она про себя, сохраняя на лице застывшую улыбку. Куда исчез Филип? Она довольно давно потеряла его из виду и уже беспокоилась, не был ли предупрежден и он. О Доминике Челленджере она предпочитала не вспоминать. Как только в памяти всплывали его угрозы, замешанные на презрении, и оскорбительные намеки, ее начинала бить яростная дрожь. Теперь, когда он скрылся куда-то с ее ветреной тетушкой, она готова была встретить его обидными колкостями, заговори он с ней снова. Как он, именно он, а не кто-либо другой, смеет так ее осуждать? Между прочим, что он имел в виду, пугая ее ранним вдовством в случае брака с Филипом?

Филип тем временем уединился с английским послом Уитуортом для беседы с глазу на глаз в одной из маленьких гостиных, которые Талейран предлагал своим гостям именно для подобных целей. Уитуорт был смущен, вследствие чего его речь звучала против обыкновения нелицеприятно.

– Черт возьми, Синклер, прямо не знаю, что вам ответить! Что поделать? Франция есть Франция, к тому же с Америкой у нас мир. Он как будто знаком и с их послом, и с принцем, устроителем бала. Признаться, – проговорил Уитуорт, в раздумье потирая подбородок, – вы пробудили во мне любопытство. Хотелось бы мне знать, каковы его истинные намерения!

Последнее замечание было произнесено как мысли вслух. Филип Синклер понял, что от мистера Уитуорта не удастся добиться ничего, кроме совета подождать и понаблюдать. Но чего ему, собственно, дожидаться? Вызова на дуэль, пули, клинка в самое сердце? Он не питал никаких иллюзий, зная человека, вызывавшего у него ненависть пополам со страхом. Доминик – дикарь, опасный зверь, воскресший почти из мертвых и продолжавший вынашивать мстительные планы. Разумеется, он только за этим и появился во Франции. Придется от него избавиться, и для этой благой цели нельзя брезговать ничем.

Горбясь помимо воли, Филип вернулся в огромный зал, где все блистало и пело. Его синие глаза, обычно сверкающие, полные жизни, померкли. Он знал, что леди Марлоу и ее некрасивая богатая дочка заждались его. Он привез их сюда и теперь обязан отвезти обратно. Леди Марлоу несколько раз повторяла, что не допустит, чтобы ее бесценная Анабелла задерживалась допоздна из-за того, что французы – такие несносные полуночники.

Жаль, что Анабелла столь непривлекательна и что ее мамаша вдобавок подбирает для нее наряды, еще больше подчеркивающие мертвенную бледность ее лица… Филип невольно стал разглядывать толпу. Не удостоив вниманием разгневанную леди Марлоу, он прирос глазами к той, кого бессознательно искал. Подобно Анабелле, эта особа тоже была худа и одета во все белое – и все же какой контраст! Белый муслин, расшитый жемчугом, придавал ее коже еще больше золотистого блеска и оттенял волосы. Боже, как ему повезло, что именно он встретил ее перепуганной и бегущей со всех ног по парижским улочкам! Кажется, с тех пор прошла вечность!