Книга Побег из гарема - Констанция О'Бэньон

— Я… не буду называть тебя по имени. Это было бы ошибкой.

Его рука опустилась на лиф ее платья, и он поиграл с ленточкой на корсаже. Быстрым рывком он развязал ленту, и когда Бриттани не попыталась остановить его, расстегнул верхний крючок.

Она не могла говорить из-за кома, который встал в горле. Он раздвинул края платья и мягко положил ладонь ей на груди. Затем придвинулся ближе и прижался губами к сладко пахнущей ложбинке между ними.

— Пожалуйста, не надо, Торн. Это не должно повториться. — Но хотя с губ ее еще слетал протест, она знала, что на самом деле это то, чего она хочет.

Глава 17

Глаза Торна победоносно вспыхнули, когда он подхватил Бриттани на руки и понес на кровать.

— Ну, наконец-то ты назвала меня по имени.

Когда он положил ее, она быстро села и уперлась ему в грудь рукой.

— Нет, Торн, я не стану этого делать.

Ее мольба не была услышана. Глаза его затуманились страстью, и он мягко толкнул ее на спину и лег сам. Он с нежностью целовал и ласкал ее, между тем стаскивая с нее платье.

Глаза Бриттани больше не умоляли его остановиться. Губы ее приоткрылись под горячим напором его языка, и она прильнула к нему.

Торн приподнял голову и залюбовался ею. Он был потрясен ее изысканной красотой и не мог оторвать глаз от кремовых грудей, которые казались немного светлее остального тела. Руки скользили по шелковистой коже, и ему трудно было контролировать свое неукротимое желание.

— Бриттани, вели мне отпустить тебя, и я послушаюсь! — бросил он вызов.

Она сделала глубокий вдох и прошептала:

— Это несправедливо, ты же знаешь. Я пришла… чтобы…

Рука его дрожала, когда он гладил ее руку.

— Значит, если у тебя нет возражений, мы займемся любовью.

Напрочь позабыв о возражениях, она протянула руку, чтобы коснуться его иссиня-черных волос. Она была опечалена, ибо это все, что когда-либо у них будет.

— Я уступлю тебе, Торн. Это будет моим прощальным тебе подарком.

Торн стянул с нее платье и бросил на пол. С неприкрытым нетерпением сорвал с себя одежду и лег с ней рядом.

Глаза Бриттани смягчились.

— Я помню, когда увидела тебя в первый раз. Я подумала, что красивее мужчины просто не бывает. А еще решила, что ты надменный и непреклонный. Я оказалась права по всем трем предположениям.

Он вскинул бровь.

— И когда же это было?

— Симиджин пригласил тебя во дворец. Я подглядывала с галереи наверху лестницы. Ни ты, ни он не знали, что я там.

Длинным пальцем он провел вдоль ее скулы.

— Вот как?

− Да.

— Значит, ты слышала, как я сказал господину Симиджину, что не отвезу тебя в Англию?

— В тот день я еще не знала, что разговор идет обо мне, это стало известно позже. Но тогда уже не было времени думать, ибо мне пришлось бежать.

— Знай я тогда то, что узнал потом, я бы отвез тебя куда угодно, хоть на край света.

Она взглянула на него, гадая, не дразнит ли он ее. Трудно было понять, потому что глаза его не всегда выдавали, о чем он думает.

— Ты так часто говорил, что будешь рад распрощаться со мной…

— Сейчас единственное, о чем я могу думать, — это зелень твоих глаз и мягкость кожи. — Он пробежал ладонью по ее шее и мягко обхватил грудь. — Если б можно было остановить какое-то мгновение, я бы выбрал это.

Кровь забурлила в жилах Бриттани, и она потянулась к нему, приоткрыв губы, с сияющими глазами.

— Ты так сильно искушаешь меня, — сказал он, мягко касаясь ее губ своими. Потом он отстранился и позволил взгляду вобрать каждую черточку ее лица. — Я хочу любить тебя, моя маленькая танцовщица.

Она откинулась назад и протянула руки, приглашая его к себе.

— Я знаю, — прошептала она. — И чувствую то же самое.

Торн тряхнул головой, пытаясь прояснить ее. Эта таинственная красавица становится слишком важной для него, и он не может избавиться от мыслей о ней. Он займется с ней любовью, а когда все закончится, выбросит ее из головы, как поступал со многими другими женщинами до нее.

Он горячо сжал ее атласное тело в своих объятиях и одним плавным движением погрузился в нее. Тело его пульсировало, дыхание вырывалось судорожными вздохами. Еще никогда ни одна женщина так не воздействовала на него. Никогда не чувствовал он себя таким счастливым, как тогда, когда держал Бриттани в своих объятиях.

Торна терзали воспоминания о той ночи, когда он занимался любовью с Бриттани. Он пытался выбросить ее из головы, но это оказалось бесполезно.

Торн ласкал тело Бриттани, горячо целовал. Она закрыла глаза и позволила восхитительным чувствам омыть ее с головы до ног. Это, подумала она, именно то мгновение, которое она хотела бы задержать на целую вечность.

Теперь любовь Торна стала более пылкой и напряженной. Пылающая страсть сплавила их тела и лишила дыхания.

На легких, невесомых крыльях они воспарили в небеса, когда ощущения, одно за другим, все крепче связывали их нитью желания.

Вдруг тело Бриттани взмыло на волне блаженства и рассыпалось на миллионы сверкающих осколков. Неужели чувство, которое она испытывает к этому мужчине, — любовь? А иначе почему ей так хочется быть с ним всю жизнь и никогда не расставаться?

Когда сердцебиение пришло в норму, она заглянула в искрящиеся голубые глаза.

— Это было так же хорошо, как и в первый раз, Бриттани?

— Да, — пробормотала она, пряча лицо у него на груди.

— Ты будешь только моей. Ни один мужчина никогда не коснется тебя.

Она отвернулась.

— Нет, Торн. Я не могу дать такое обещание. И не стану принадлежать тебе.

В его голосе зазвучали нотки раздражения:

— Это из-за Симиджина, да?

— Частично, — призналась она, выскользнула из его рук и встала с кровати. Натягивая через голову платье, повернулась спиной к нему, надеясь, что он больше не станет задавать вопросов. Она вздрогнула, когда он подошел к ней и помог застегнуть платье.

— Я пытаюсь понять, что мешает тебе согласиться принять счастье, которое я тебе предлагаю.

Она повернулась к нему лицом и недоверчиво воззрилась на него.

— Какое же это счастье, Торн? Ты предлагаешь существование, при котором уважаемые люди будут сторониться меня. Если ты любишь меня…

Его глаза вспыхнули, голос сделался презрительным:

— Я ничего не говорил о любви, Бриттани. Любовь — для дураков и мечтателей, которые мало знают о жизни. То, что есть у нас, важнее этого ничтожного чувства, которое люди зовут любовью.