Книга Точка Омега - Уитли Страйбер

Он долго на нее смотрел и наконец тихо сказал:

— Да, я знаю.

Но ей показалось, что он погрузился в себя, и его лицо стало уродливым — налившиеся кровью глаза, раскрасневшиеся щеки, злобный оскал — лицо дикаря, охваченного невиданной яростью.

— Подожди, все в порядке, — беспомощно начала она. Каким нежным и наполненным благородством было оно в двенадцать лет. — Быть, как маленькие дети…

— Я уже взрослый человек!

Дэвид как будто преодолел что-то в себе и отошел в другой конец комнаты. Он чувствовал себя животным, запертым в клетке.

— Тебе нужно только принять уготованную тебе роль, и тогда ты поймешь, какое огромное значение имеет наша любовь.

— Мы были детьми. Детская любовь умирает.

— То, что нас связывает, имеет огромное, решающее значение для нашей миссии. Твоя и моя любовь не должна была умереть.

— Знаешь, я многое вспомнил, но только не это.

Кэролайн подошла к нему совсем близко, и Дэвид не стал ее останавливать.

— Тогда начнем сначала.

— Сейчас? У нас нет времени. Для чувств времени не осталось.

— Ты мечешься по кабинету, потому что пытаешься убежать от своей роли, но ты не сможешь, Дэвид. Бежать некуда.

— Надеюсь, такое место найдется, потому что у нас почти не осталось продуктов и топлива, и я не имею ни малейшего понятия, как спасти положение.

И тогда Кэролайн сделала то, что в последний раз делала в подвале этого самого дома, когда они были детьми. Она его поцеловала… но не с осторожной робостью, наполнявшей их отношения тогда, а совсем иначе.

На мгновение они словно окаменели в таком положении, потом Дэвид медленно отодвинулся, и она увидела у него на лице капельки пота. Тогда Кэролайн прижалась к нему, обхватила руками, и они замерли, превратившись в статуэтку, изображающую двух людей в неловкой позе зарождающейся любви.

Кэролайн подняла лицо, обнаружила, что Дэвид на нее смотрит, и вдруг ощутила ту восхитительную слабость во всем теле, которую испытывала, когда они были невинными детьми.

— Давай-ка я тебе что-то покажу, — сказала она.

Дэвид на мгновение закрыл глаза, и его лицо превратилось в изящное, безупречное лицо мученика с древней картины. Когда он снова открыл их, его взгляд впился в нее, словно он впервые ее увидел.

— Что происходит? — едва слышно, будто во сне, пробормотал Дэвид.

Они легли на пол, молча и не сговариваясь.

И вдруг Дэвида пронзило такое сильное желание, что с дикими глазами, прижимаясь к ней и перестав себя контролировать — как ей показалось, — он принялся срывать с нее одежду. Еще секунда, и он стянул брюки, словно вдруг ослепнув, попытался в нее войти. Она, слегка повернувшись, раздвинула ноги… и, когда наконец почувствовала его внутри себя, испытала такое невероятное ощущение, какого не знала до сих пор.

Дэвид выгнул спину, вскрикнул, обнажив зубы, и выскользнул из нее, но она прижала к себе его бедра, и он снова в нее вошел, и на сей раз это было больше, чем секс, больше, чем любое физическое переживание, — мгновение смерти, усиленное мощной, громоподобной, безудержной капитуляцией тела, мыслей и души.

И вдруг оказалось, что они лежат на мягкой траве, а на высоких деревьях вокруг них поют птицы.

— О, господи, — прошептал Дэвид. — Господи, где мы? Что это за место?

— Будущее. Оно твое, если ты захочешь, — ответила Кэролайн. — Чтобы попасть сюда, нужен страх, но только любовь помогает остаться.

Дэвид двигался, не останавливаясь, и с каждым новым движением Кэролайн захлестывала волна такого удовольствия, что ей казалось, будто у нее вот-вот остановится сердце. Потом он поцеловал ее, и его обжигающий язык проник к ней в рот, а птицы продолжали выводить мелодию. Их тела ласкал легкий ветерок, солнце проплыло по небу и зависло над землей, на которую легли длинные тени. И в этот момент они услышали похожую на звон далеких колокольчиков тайную гармонию человеческой души.

Все закончилось несколькими короткими движениями, и Кэролайн подумала, что теперь он наверняка вспомнит их любовь, которая поможет им пройти в ворота времени и в будущее.

В полной тишине они вернулись в знакомый мир, и прохладная, мягкая трава незаметно снова стала старым ковром, на котором они начали свое путешествие.

— Это была твоя картина, Кэролайн, та, что ты рисовала в мастерской. Мне показалось, что мы попали прямо в нее.

— Да, мы там побывали.

— Значит, это вовсе не картина.

— Нет, это навигационный инструмент, который сработал так, как должен. Впрочем, мы не имели власти над своим движением и вернулись. Мы с тобой должны легко туда попадать, чтобы подготовить путь для остальных.

— А почему мы не можем?

— Потому что должна быть любовь, Дэвид.

Он высвободил руку и сел.

Кэролайн видела, что ему хорошо с ней, однако все свелось только к вожделению, желанию солдата удовлетворить себя перед тем, как пойти на смерть.

Женщина поняла, что у нее осталась всего одна карта. И неважно, что сказал мистер Эктон; она знала, что должна прямо сейчас ее разыграть, потому что если этого не сделает, то она навсегда потеряет Дэвида. Без любви путешествие сквозь время — физическое путешествие — продлится не дольше короткого мгновения.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказала она и раскрыла сумочку.

Письмо в выцветшем конверте дал ей отец, когда пожелал удачи в предстоящей миссии. «Ты мой рыцарь, лишенный доспехов, — сказал он тогда. — Моя дорогая, прекрасная девочка». Объятия ее отца, человека, претерпевшего глубокие изменения, были самым священным переживанием в жизни Кэролайн. Она боялась за него, оставшегося в одиночестве в их загородном доме в Вирджинии, без охраны и оружия.

— Это тебе, — сказала Кэролайн. Дэвид посмотрел на конверт. — От Герберта Эктона, — добавила она. — Письмо написано больше ста лет назад.

Дэвид взял конверт и включил великолепную настольную лампу, в которой танцевали и резвились маленькие воздушные феи.

Когда он открыл конверт, старая сухая бумага затрещала, и Кэролайн вдруг испугалась, что письмо рассыплется в пыль. Сейчас, в этот важный момент их жизни, могло произойти все, что угодно, и даже такой провидец, как Герберт Эктон, был не в состоянии предусмотреть всего.

Дэвид молча прочитал письмо.

— Что там написано?

— Ты не знаешь? Я думал, тебе это известно.

— Конверт не вскрывали с того самого дня, как Герберт Эктон написал на нем твое имя и запечатал его.

В глазах Дэвида Кэролайн видела едва заметное мерцание Великого Эликсира, живые искорки фиолетового цвета на голубом давно покорили ее сердце. И в этот момент она позволила себе надежду.