Книга Первые опыты - Меган Маккаферти

— Эй! У сигаретной стойки!

Десяток курильщиков повернулись в мою сторону. Мальчик не прореагировал.

— Не вы, а парнишка за стойкой, — кричала я громко, стараясь перекричать какофонию звуков.

Курильщики снова стали смотреть на колесо, Мальчик взглянул на меня, но ничего не сказал. Ему не разрешалось ни с кем говорить, кроме клиентов, пока он на работе.

— Да, «сигаретный мальчик». Ты. У тебя есть подружка?

Сначала он сконфузился. Затем на его лице появилась самодовольная улыбка. Эта была улыбка четырнадцатилетнего подростка, у которого подружка старше его на пару лет, очевидно, слишком горячая для его юного тела.

— Я не клеюсь к тебе, — сказала я нетерпеливо.

Он сник.

— Ну, быстро. У тебя есть подружка?

Он кивнул.

Я подумала обо мне и о Скотти, о Бриджит и Берке, о Сиде и Мирне, и меня опечалило будущее этого мальчика. Мне не хотелось увидеть его через несколько лет с татуировкой его Мирны на руке, оплакивающим свою потерянную любовь, поедающим один рожок с шоколадным мороженым за другим.

«Порви с ней, — умоляла я его. — Прежде чем зайдешь слишком далеко».

Но я не могла этого произнести вслух.

Стрелка волчка остановилась на осени. Выигравшие обрадовались. Проигравшие снова стали швырять двадцатипятицентовики. Колесо завертелось. Годы замелькали вновь.

Двадцать третье августа

Сегодня день рождения Хоуп. Я с волнением ждала все утро ее звонка, а когда зазвонил телефон, быстро подбежала и подняла трубку. Определитель номера замигал — номер не определен, но я это проигнорировала. Поэтому сама виновата, что состоялся следующий разговор.

— Джиеесс! Э-тооо й-а!

Я чуть не повесила трубку.

— Кто это?

— Это й-аа. Биэ-тоу-ни.

Мне бы следовало бы знать, что после медового месяца в Европе моя сестра приобрела какой-то странный акцент.

— Как ви жиэвйоте?

Щелчок в телефоне помешал мне произне¬сти в ответ стандартную фразу.

— У мьеня мо-бийль-ник.

Ее мобильник. Конечно. Держу пари, что она накупила их с десяток, разных цветов в тон одежды и автомобилей. Очевидно, обвал на бирже никак не повлиял на ее привычки.

— ЕЕЕсссс. Ма-м доу-ма?

— Нет.

— Ка-акх жи-ааль?

— Что?

— Ка-акх жи-ааль?

Как жаль. Бог мой. Да, клиника. Пожалуй, у нее хуже с языком, чем у Мадонны после «Ивиты».

— Па-жа-лста пиэ-риэ-дхай йееей эть-йшш еллвавава.

— Обязательно, — ответила я. — Если смогу перевести.

— Штоуу?

— Ничего.

— Гхраннт и йа киэ смоужийем прийиээ-хать на Дийээнь труода.

Лично мне совершенно все равно, что Г-кошелек и моя сестра не смогут приехать на День труда. Но моя мама очень расстроится. Это единственное, что она слышала от нее со дня свадьбы.

— Нет, не передам, — ответила я. — Ты сама ей скажи. Она сейчас показывает дом, но, должно быть…

— Нийэт. Ниэ смау-гу, — сказала Бриджит. — Йа на путийи в аэроу-порт. Йа лиэчу в (опять шум)… Йа заканчивайу… (опять шум).

Вот и весь разговор.

Я бы не удивилась, что этот шум она издавала специально, кашляя в телефон, чтобы прервать разговор со мной. Хочу сказать, что хотя она на одиннадцать лет старше меня, ведет себя как девочка-подросток.

Когда я сказала маме эту новость, она попыталась не реагировать на нее:

— Моя дочь. Завсегдатай модных курортов.

Но я видела, как она расстроена уже по тому, как ожесточенно она рубила овощи к ужину.

— Хватит сходить с ума, — сказала я.

— Кто, я? Схожу с ума? — спросила она, отрезая корень у салата-латука. ХЛОП!

— Тебе, кажется, не за что на меня сердиться, — сказала я.

— Ты провоцируешь меня специально, — сказала она, отрывая лист за листом.

— Я не провоцирую тебя! — парировала я. — Как я тебя провоцирую?

Как будто все как раз было не наоборот: не она провоцировала меня.

— Ты провоцируешь меня, задавая подобные вопросы: «Как я провоцирую тебя?» — сказала мама. — Поэтому перестань это делать и дай мне мира и спокойствия.

Как тебе хочется, блондинка.

Между прочим, когда позвонила Хоуп, она сказала, что ей очень понравился диск. Я была на седьмом небе от счастья. Но даже звонки Хоуп не могут избавить меня от мучительного самоистязания, пока я живу в этом доме.

Двадцать девятое августа

Сегодня Бриджит должна была вернуться из Лос-Анджелеса. Но день прошел, а я не получила от нее известий.

И на следующий день.

И через день.

Наконец, она позвонила мне. Но к этому моменту я уже знала от Сары, что внешность Бриджит была признана всеми «разведчиками талантов» в Голливуде «типично американской», но «недостаточно фотогеничной». И о том, что ее агент хотел, чтобы она поменяла свое беззвучное имя Бриджит Милхокович на более яркий сценический псевдоним «Бридж Милхауз», «Гетти Миллер» или «Бебе». (Без фамилии, просто Бебе). Но я была слишком расстроена, чтобы смеяться над всем этим. Очевидно, для нее подтверждение верности Берка было не столь уж важным. Все мое волнение было ни к чему.

— Привет! Я вернулась!

— Я уже это поняла.

— Извини, что я не позвонила тебе или не пришла. Я была занята, ну, распаковывала вещи и прочее, — объяснялась Бриджит.

— Угу!

— И мне пришлось привыкать к нашему времени.

— У-гуу!

Я ждала, пока она закончит извиняться и перейдет к основному вопросу: гулял ли Берк с кем-нибудь летом?

— И знаешь, мы с Берком очень заняты, — сказала она. — Ну, это своего рода воссоединение.

Ну вот наконец-то. Я готова была рассказать ей правду. Единственные девушки, с кем общался Берк все лето, — это Мэнда, Сара и я. Это была полуправда. Когда-то Бриджит из-за Берка сама перестала дружить со мной, оборвала наши отношения резко и сразу. Поэтому пусть теперь сама узнает правду. Пусть не вмешивает меня в это.

Похоже, что я сказала ей полуправду-полуложь, но это не имело особого значения. Бриджит совсем не интересовала правда, она ей была не нужна. Зачем она тогда придумывает, что их отношения с Берком идеальные. Все, что она ждала от отношений с ним, она получает, и даже больше.

Берк такой милый! Могу сказать, он по-настоящему скучал по мне все лето! Думаю, он беспокоился, что я брошу его ради, например, Бреда Пита или еще кого-нибудь! Он ждал меня в аэропорту с охапкой роз и с большой коробкой моих любимых конфет! Мы бы накинулись друг на друга прямо на полу в аэропорту, если бы там не было моих родителей! Это лето было таким тяжелым, но таким удачным для нас! И прочая сентиментальная дребедень!