Книга Семь колодцев - Дмитрий Стародубцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно. Это как раз самое простое. У Мозгопра-ва, как ты его называешь, все ящики стола забиты поддельными бланками и печатями. На это он мастак.
Я почесал затылок, но неожиданно улыбнулся.
— И ты хотела меня этим удивить? Да сейчас каждый второй вынужден химичить. Я и сам не святой, чего греха таить, хотя документы предпочитаю не подделывать. Ведь налоги разорительные, чиновники окончательно оборзели, и, чтобы получить лицензию, надо ох как побегать! Так что успокойся, моя девочка, меня этим не напугаешь. Государство ведет себя бесчестно по отношению к предпринимателям, и, чтобы выжить, мы вынуждены все время прибегать к кое-каким ухищрениям. И нас сложно за это укорять…
— Ты не так меня понял! — пыталась объяснить Вера.
— И твой Мозгоправ, разумеется, не исключение. Чем он лучше других? К твоему сведению, да ты и сама должна об этом знать, в туристическом бизнесе сейчас такая большая конкуренция, что если бы он хоть раз попробовал заплатить налоги, то сейчас же вылетел бы в трубу. Так-то! Конечно, услугами такого несуществующего турагентства пользоваться небезопасно, но если вы честны по отношению к своим клиентам, если они довольны поездками…
— В том-то и дело, Саша, что никаких поездок нет! — раздраженно перебила Вера.
— Как это? Я же сам видел у вас в офисе довольных клиентов, которые благодарили вас за замечательный отдых? А тот мужик, который скандалил по поводу того, что его в Риме вовремя не отвезли в аэропорт?
— Это были не клиенты. Это наши э-э… сотрудники.
— Да?!
— Да.
— И та пожилая пара, с которой я каждый раз сталкиваюсь в вашем офисе?
— И они тоже. Это какие-то заслуженные артисты на пенсии. Раньше в детском театре играли.
— Получается, что вы передо мной просто ломали комедию? — Я вскочил и стал нервно метаться из угла в угол, каждый раз огибая просторную кровать.
— Ну да, и перед тобой тоже.
— Но для чего это все?
— Как? Разве ты не понял? Мы собираем с клиентов деньги, продавая им несуществующие туры: визы, авиабилеты, места в отелях, страховки. А потом исчезаем.
— Постой! — Мне в голову пришла ужасная мысль, и в моей груди сразу неприятно похолодело. — А как же наш перелет на необитаемый остров?
— Ну, так я тебе об этом и толкую!
— То есть никакой поездки на Гавайи и не планировалось?
Вера кивнула.
— Значит, все это время вы меня просто раскручивали на бабки? И мои тридцать тысяч зеленых Мозгоправ собрался элементарно присвоить?
— Да, все так…
Я сжал кулаки. Вера заметно испугалась, она еще ни разу не видела меня таким злым, и на всякий случай поспешила надеть трусы и лифчик, будто эти невесомые тряпочки могли спасти ее от моего праведного гнева.
— Получается, что вы просто наглая шайка аферистов? Начинали небось с наперстков? И ты с ними?
— Как видишь…
— Ну я вам всем дам просраться! Вы меня надолго запомните!
— Но ты же мне обещал?!
— Что я, бля, обещал?.. — Я был почти невменяем. — Послушай, получается, что все, что между нами было, лишь ловкая игра с твоей стороны? Так ведь?
Вера посмотрела на межкомнатную дверь, будто приготовившись к бегству. Я подошел к двери и повернул защелку, отрезав ей путь к отступлению.
— Меня заставили! — слабым голосом призналась она.
— Но с чего вы решили, что я на тебя клюну?
— На меня все клюют, без исключения.
— Значит, тебя они используют как главную приманку?
— Так и есть.
— А кем тебе приходится Мозгоправ?
— Он… он мой любовник. Почти муж. Его на самом деле зовут Вениамин Маркович.
Разговор давно превратился в допрос, но Вера, видимо, ничего другого и не ожидала и покорно отвечала на мои вопросы. Я задал их еще десятка два и на все получил исчерпывающие ответы. Я захлебывался бешенством, ведь мои светлые мечты, мои грезы были этой подлой шайкой немилосердно втоптаны в грязь. Мне вдруг захотелось ударить Веру, ударить сильно, по-мужски, и она это почувствовала.
— Если будешь бить, пожалуйста, не по лицу! — попросила она со слезой в голосе.
— Тебя уже били?
— Было один раз…
— За что?
— Примерно за то же, — тоскливо призналась она.
Я подошел к Вере и завис над ней карающим мечом, а она вся сжалась и беззащитным ребенком посмотрела мне в глаза. Тут я вспомнил, что не сам вывел ее на чистую воду, о чем совершенно позабыл, а что она по собственной инициативе все мне рассказала и тем справедливо заслужила некоторое снисхождение. Однако я уже был не в силах с собой совладать и с размаху, правда открытой ладонью, вмазал ей по щеке. Она отлетела на середину кровати, слезы брызнули из ее глаз, и она испуганно забилась в угол, глядя на меня исподлобья, словно забитый кролик. Это зрелище почему-то страшно меня подзадорило, и я, окончательно обезумев, набросился на нее, распял поперек постели вниз животом, сорвал тонкие веревочки, которые еще прикрывали ее тело, и после целой череды довольно грубых нападок жестко «взял» ее в попу. Этот вид совокупления не был для нее в новинку, поэтому она безмолвно все стерпела, а возможно, при этом и получила некоторое удовольствие.
— Прости меня! — с трудом выдавил я некоторое время спустя. Мне было стыдно за свой поступок.
— На самом деле это было очень даже ничего… Что-то в этом есть…
— В чем?
— В насилии с побоями и содомией…
Уже рассвело, и я разглядел на ее скуле пылающее пятно от моей пощечины.
— Ах ты, извращенка! — умилился я и даже поцеловал ее в глаз. — Лучше признайся, зачем ты мне все это рассказала?
— Да не знаю я… Сама удивляюсь… Такого никогда со мной не было… Просто я не могла так с тобой поступить!
— Но ты уже так, наверное, поступала?
— Конечно.
— И у тебя не было угрызений совести?
— Ты знаешь, можешь мне не верить, но — никогда. Наоборот, мне даже нравилось мстить мужчинам…
— За что?
— За их наглую самоуверенность! За то, что все женщины для них просто шлюхи!..
— Ну да, это старая песня. А мне ты не захотела мстить?
— Тебе не за что. Я впервые почувствовала себя человеком в твоем обществе…
Я криво усмехнулся, хотя мне не могли не понравиться ее слова.
— Вряд ли стоит меня обожествлять. Ты же видишь, что я совсем не ангел. Скорее грязный насильник…
— Напротив. Ты бы никогда этого не сделал, если бы не был уверен, что я тебе это позволю. Ведь так? И потом, ты бы тут же остановился, если бы я тебя об этом попросила. Правда?