Книга Приказ номер один - Гастон Самуилович Горбовицкий

не греши. По-честному? По честному, нет?

Ю р г а н о в. Социализм у вас, выходит, пока еще… А может, и нэп даже?

П е т р о в а (возвращаясь). Впечатляющая техника!.. (Вдруг.) Миллионеры, а может быть, все же что-нибудь… вне программы?

И в а с ю к. Конкретней.

П е т р о в а. Могло, например, такое быть… Посторонний, абсолютно посторонний вам человек, допустим… тонет? Или умирает в страшных судорогах? Или, предположим, горит? Или еще что, и помочь ему — трудно, невозможно даже, и никто не берется, а вот вы все, вместе, как один, бросаетесь на выручку… Не было такого?

В о р о н (улыбаясь). Не горим: пожарники тоже повышенные обязательства к юбилею приняли.

П е т р о в а. Ну… и отлично! (Опускает кинокамеру.) И отлично…

В а с я (не сводя глаз с камеры). Что ли, залазить в кабину-то, как?..

В забое появляются сменщики из экипажа ивасюковского экскаватора: машинист  Б у б л я к — элегантный, выбритый, в белоснежной крахмальной рубашке с галстуком под выутюженным комбинезоном, и его помощник М а н т у л о.

И в а с ю к (Петровой). Сменщики. Экипаж в полном составе. Как там у вас по сценарию?

П е т р о в а. В полном составе? (Преувеличенно.) Вот и отлично! (Подчеркнуто сердечно пожимает всем руки.) Раз в полном составе — разрешите пожелать всему вашему экипажу дальнейших успехов в труде… (Шутя.) А в личной жизни пожелала бы я вам скандала! Хорошенького скандала!.. От души!

В а с я (Ивасюку). Что ли, залазить в кабину-то, ай как?

И в а с ю к (Петровой, тоже шутя). Спасибо на добром слове!

В а с я (расстроен). Кино-то… Привет? Кирилл Максимович?

И в а с ю к. Василий.

В а с я (махнув). Эх!..

Гудок; К а л а ш н и к о в  и  П е т р о в а  направляются из забоя; уходят и  г о р н я к и…

И в а с ю к  возвращается, за ним неотступно следует вновь появившаяся  В е р а.

И в а с ю к (рассеянно). …На шагающий?

В е р а (с энтузиазмом). На тот! На ваш?

И в а с ю к (на ходу). Не шагающий это, гусеничный.

В е р а. Гусеничный?.. Все равно, бери!

И в а с ю к (удивленно). У тебя что — и специальность есть?

В е р а. Корочки? Это самое… Есть! Ну, то есть пока-то еще нет, конечно, но я овладею, вы не смотрите, что молодая, я — способная!

И в а с ю к. Гуляй.

В е р а (не отставая). Потому, может, брать не желаете, что девушка, так и девчат пора уже брать и учить! В какое время живем? Что надежней женщины?

И в а с ю к. Тебя только мне и не хватает сейчас в экипаж… Гуляй, сказано.

В е р а. Человека взяли, новенького, вот и меня возьмите, вместе осваивать будем, я не отстану!.. (Остановившись, наконец, тихо.) И может, это — судьба с первого взгляда?..

3

В общежитии горняков. М а н т у л о, Б у б л я к; бренчит на гитаре  Ю р г а н о в.

Ю р г а н о в.

И бросало меня,

Как осенний листок.

Я менял города,

Я менял адреса…

Значит, если б он тогда, в свою смену, трос на ковше поменял, пока трос держал еще…

М а н т у л о. Полчаса делов-то!

Ю р г а н о в. От силы. И вся игра!..

М а н т у л о. А трос как лопнул — блок заклинило, мы с машинистом (кивок на Бубляка) всю смену с самого начала и промантулили на ремонте… Ковша руды не вынули!

Ю р г а н о в. Понято… (Вновь напевает.)

Надышался я пылью

Заморских дорог…

Б у б л я к (искренне). Извини меня, Володя, но почему все же Кирилл с Вороном должны были жертвовать своим временем… и выработкой!.. ради других? В их же смену трос не лопнул?

М а н т у л о. Вот мы с тобой зато и сели на голый тариф, тянуть «колуна». (Поясняя Юрганову.) Хлеб с солью, такая песня!.. (Бубляку.) Темный ты, Николай, серый даже, как тундра… Хоть ты и из Европы!

Ю р г а н о в. Из Европы?

М а н т у л о. Родители его после войны на Западе остались, в общем.

Б у б л я к (как если бы объяснять приходилось в сотый раз). Причины были.

М а н т у л о. Он, Колька, и родился там.

Ю р г а н о в. Смотри-ка… Рим? Париж?

Б у б л я к. Лондон. Городишко такой… Скорее даже большое совхозное село… Слыхал, может быть, случайно?

Ю р г а н о в (кивнув). Учился как-никак десять лет! Пять лет в первом классе и пять — во втором.

М а н т у л о (продолжая). А он вот — вернуться решил.

Ю р г а н о в. И как же это ты надумал?

Б у б л я к (уклончиво). Так…

Ю р г а н о в. А все же?

Б у б л я к. Да, надоело, знаешь ли…

Ю р г а н о в (понимающе). Капиталистическая действительность!

Б у б л я к (заканчивая). …Надоело, знаешь ли, — вилочки, ножички, салфетки. А здесь — руками можно. И водку — стаканами. Ожил!

Мантуло выдергивает журнал из рук Бубляка — вываливается спрятанная сберкнижка.

М а н т у л о. Только вот безработным остаться все опасается, даже копейки на книжку складывает! А этот раз не отложишь, вот и переживает… Ты хоть объясни ему: не бывает у нас этого, наоборот! Без дела сидеть захочешь — заставят вкалывать!

Б у б л я к. И все же, Володя, извини меня, но какое отношение имеет бригадир к тому, что мы сели на голый тариф…

М а н т у л о. Да не за тариф обидно!

Ю р г а н о в. Даже и не нэп у вас, смотрю… Первобытный строй какой-то? Не жизнь… Кино!

М а н т у л о. Только нас снимать — чего-то передумали!..

Входят  И в а с ю к  и  В о р о н; в руках у Ивасюка поблескивает хромировкой новенькая кинокамера.

Б у б л я к (восхищенно). Не хуже японских!

В о р о н (значительно). Со склада вынесли бригадиру.

Ю р г а н о в. Как у того телекорреспондента!

Б у б л я к. Нас действительно собирались заснять для телевидения? И — на всю страну?

Горняки отводят взгляды.

К и р и л л (оглядывая всех). Ладно! Сами о себе телеочерк сделаем. (Налаживая кинокамеру.) На конкурс любительских фильмов отправим… И действительно, крутанут нас еще по первой программе, на весь Союз?

В о р о н (подхватывая). Кто в главной роли?

Появляется  В а с я  М а с л е н н и к о в. Вечерний костюм моднейшего покроя, крахмальная грудь с кружевами, галстук-бабочка; лакированные полуботинки (почему-то на красных шнурках). Патлатые Васины пряди уложены перманентом в три волны, спадающие к плечам, как у типажей парикмахерских вывесок… Общий шок.

Б у б л я к (наконец). В таком параде герцог Эдинбургский принц-консорт Филипп делал формальное предложение руки и сердца ее величеству королеве Великобритании Елизавете…

В о р о н. Как шагнул уровень вчерашнего колхозника-единоличника!

В а с я (бледен и монументален). Двести, как одна копейка. И еще на лапу двадцапятку. (Не знает куда встать; даже не решается присесть и только поворачивается, как манекенщик на демонстрации мод.)

М а н т у л о. Теперь тебя в любой университет без экзаменов примут, конкретно тебе говорю!

И в а с ю к. Теперь действительно… хоть в Москву, хоть в Ленинград ехать можешь!

В а с я (замотав головой). Не-а!

М а н т у л о. А — университет?

В о р о н. Мечта жизни?

Б у б л я к. Персональное светлое будущее?

И в а с ю к. Как, Василий?

В а с я. Что ли я по уши деревянный, на девяносто либо сто ехать садиться? (Глубоко вздохнув.) Конечно! Университет… (Помедлив.) А только мы уж у тебя, Кирилл Максимыч, останемся.

И в а с ю к. Все ясно, Василий.

В о р о н. А фотку пошли своим в сельсовет, передохнут от зависти!

Ю р г а н о в (вмешиваясь). Не угодно ли переодеться, уважаемый джентльмен, в смену время выходит.

В а с я. Двести, как одна копейка. (С сожалением раздеваясь.) И двадцапятку еще на лапу…

Вася Масленников начинает