Книга Бумажный тигр (II. Форма) - Константин Сергеевич Соловьев

он и был владельцем чего-то, кроме своего не иссякающего оптимизма, так только заштатной кофейни на окраине Миддлдэка, местечка столь невзрачного, что столовались там преимущественно окрестные тараканы, да и те не спешили расплатиться. Но мистер Лоусон не замечал ни их, ни покосившихся стен, ни плачевного состояния своих сбережений. У этого человека была мечта, Уилл. Он мечтал со временем завести собственный ресторан. И не где-нибудь, а в Редруфе! Эта мечта горела в его глазах, когда он протирал щербатый пол, драял столы и варил дешёвый кофе. Если мистер Лоусон и был чем-то богат, так это своим оптимизмом.

Лэйд взял в руку канапе и некоторое время крутил перед глазами. Бесспорно, это было настоящее произведение гастрономического искусства, столь изящно украшенное жемчугом Афродиты[71] и миниатюрными соцветиями укропа, словносоздали его не на кухне, а в ювелирной мастерской.

— Я старался выказать ему поддержку, однако внутренне, признаться, сомневался в том, что его плану суждено исполниться хоть в малейшей степени. У Лоусона не водилось лишних денег, кроме того, он мало походил на знакомых вам обитателей Редруфа. Простодушный, с благородным сердцем и открытой душой, он выглядел неуклюжим увальнем Фальстафом на фоне чопорных бледнокровных Шейлоков[72]. Не умел толком вести дела и гораздо лучше разбирался в застольных ирландских песнях, чем в банковском деле и коммерции — неважные качества для человека, вознамерившегося сделаться владельцем ресторана, да ещё не где-нибудь, а в Редруфе! Если его оптимизм, горящий свечой, и подпитывал где-то силы, так только в его семье. У Лоусона была большая и дружная семья, состоящая по меньшей мере из дюжины голов. Супруга, пятеро отпрысков, бесчисленные племянники, тётушки, шурин и прочие, о чьей степени родства мне тяжело судить. Это была большая и радостная семья, Уилл. Когда бы я ни наведался к Лоусонам, у них всегда гремело веселье, слышался смех, звенели детские голоса и дребезжало старенькое, отчаянно фальшивящее, пианино. Эйнард всегда был в центре. Он без памяти любил своих домочадцев, всех поровну и одинаково горячо, никто в этой счастливой семье не мог сказать, будто был обделён его любовью или вниманием. Удивительно счастливый человек.

Лэйд разжал пальцы и позволил ножке куропатки, которую небрежно обглодал, упасть на скатерть, оставив щедрую горчичную кляксу. Наблюдая за его пиршеством, скользившие мимо бесшумными тенями официанты испуганно округляли глаза, однако приближаться к столу не осмеливались.

— В ту пору мы с ним, должно быть, являли собой забавный контраст. Я был замкнут, озлоблен и устал — моя борьба с невидимыми демонами длилась уже несколько лет и многие нервные струны натянулись до такой степени, что грозили лопнуть. Эйнард же даже в худшие дни сохранял на лице улыбку. Он никогда не приходил в отчаянье, не клял судьбу — даже в те моменты, когда та подкладывала на его дороге особенно большой камень. Он черпал силы в своей семье, и сил этих было так много, что хватило бы чтобы сдвинуть с места гору. Видели бы вы, с какой нежностью он целовал свою жену, как заливался смехом, укачивая на ноге крошку-дочь, как добродушно подтрунивал на племянниками, как… Поразительно, только сейчас я вижу, что Эйнард Лоусон был счастливейшим человеком в мире, но сам не замечал этого. В его мире никогда не существовало чудовищ.

Уилл рассеянно разгладил лежащую перед ним салфетку.

— А вы…

Лэйд отодвинул от себя блюдо с салатом, к которому даже не прикоснулся, но который изуродовал ложкой, разрушив кропотливо созданные поваром миниатюрные террасы, перемежающиеся зеленью и морковными звёздочками.

— В моём — существовали. Если у меня выдавались по-настоящему скверные деньки, Эйнард хлопал меня по спине и выставлял за счёт заведения в придачу к кофе полпинты отличного домашнего яичного ликёра. Но сильнее ликёра мою кровь согревала царящая в его кофейне атмосфера домашнего уюта. Мне самому о ней оставалось лишь мечтать. В те времена я ещё не был Тигром, лишь учился выпускать когти, и многие жизненные уроки оставляли на моей шкуре зияющие кровоточащие раны. Чёртов Бумажный Тигр, который то трепещет на ветру, то медленно тлеет в огне…

— Бумажный Тигр? — Уилл поднял на него удивлённый взгляд, — Почему вы…

— Если что-то и могло поколебать поверхность воды в безбрежной бухте его семейного счастья, так это та самая мечта, которая неотвратимо манила его.

— О ресторане?

— Да. Кофейня для него была лишь шагом к намеченной цели, сущей ерундой. Он мечтал завести настоящее дело. Такую, знаете, настоящую ресторацию на европейский манер, с уютным залом, финиковыми пальмами в кадках, чистыми скатертями и отличным фарфором. Чтоб можно было между делом посудачить с ворчливым шеф-поваром, перекинуться любезностями с гостями, придирчиво проинспектировать кухню, наслаждаясь запахом свежей выпечки, выкурить трубочку, глядя на улицу из окна кабинета…

Лэйд безжалостно смял канапе пальцами. Тонко хрустнула изящная корзиночка из слоёного теста, на тарелку шлёпнулись влажные комья копчёной икры. Бессмысленный акт уничтожения, но судя по лицу Уилла, он был совершён как нельзя вовремя.

«Мне мало тебя напугать, ты, упёртый молодой ягнёнок, пахнущий Англией и пирожками с корицей, — подумал Лэйд с мрачным удовлетворением, — Мне надо вызвать у тебя отвращение — искреннее отвращение. И, чёрт возьми, я постараюсь хорошо справиться с этим…»

— Однако чем больше он работал, тем очевиднее делалось, что мечте его едва ли суждено сбыться. Редруф не был привычным ему Миддлдэком, это сухая, неплодородная земля. Она обладает способностью вытягивать соки у всякого растения, имевшегося неосторожность пустить корни в его сухой почве с вкраплениями из розового мрамора. Каждый шиллинг, который Лоусон откладывал, работая по четырнадцать часов, растворялся бесследно. Каждый пенни, который он отщипывал от собственного здоровья, драя ночами полы и обжаривая кофейные зёрна, пропадал между пальцами. Эйнард был величайшим оптимистом из всех людей, которых мне приходилось знать, но в то же время он был умным человеком и отлично понимал неутешительный язык гроссбухов. Он понимал, если дела не наладятся в самом скором времени, ему придётся заколотить свою лавочку и позабыть о Редруфе. Вот тогда он и совершил свою главную ошибку. Обратился за покровительством к Князю Цепей.

Взгляд Уилла, бессмысленно исследовавший расстеленную перед ним салфетку, поднялся, упёршись в Лэйда.

— К кому?

— К губернатору Мортлэйку, владетельному сеньору и покровителю Редруфа.

— К одному из Девяти Неведомых?

Лэйд брезгливо ковырнул вилкой пирог, разрушив тщательно уложенные слои.

— Именно так. Знаете, даже истовые кроссарианцы, посвятившие всю жизнь опасным эзотерическим практикам, обычно мало что могут сказать про его сиятельство Мортлэйка. Это один из самых молчаливых и скрытных правителей острова. У него нет свиты, нет глашатаев, нет жрецов и поклонников. Он воплощение Редруфа — холодный молчаливый призрак, безразлично наблюдающий за происходящим, но почти никогда не вмешивающийся.