Книга Тверской бульвар - Чингиз Абдуллаев

— Мы его давно знаем, но зацепить не могли. Он даже карманызашивает, когда выходит из дома, чтобы мы не подбросили ему наркотики. Не моглинайти никакой зацепки. И Джамал очень исправно платит. По-моему, и сотрудникамКомитета, и нашим людям, и даже офицерам ФСБ. У каждого своя «такса». Еслипотянем за эту ниточку, то обнаружим целый клубок. Тогда нужно брать егопоставщиков и проследить всю цепочку до Таджикистана, откуда они привозят свойтовар, переправленный им через границу из Афганистана.

— Будем брать, — поддержал майора Игнатьев. — Если она сдастнам Джамала, то будет легче выявить остальных.

Я подумала: вот ведь должна была произойти чудовищнаятрагедия, чтобы Вера решилась на такое откровение. С другой стороны, у нее двоедетей и она понимает, что ничем хорошим для нее все это не закончится. Либодети пристрастятся к зелью, которым торгует мать, либо их убьют вместе сматерью. Либо убьют только мать, а дети останутся сиротами. В общем, любойвариант одинаково ужасен. Мне Веру Хавренко было уже не жалко — мне стало занее страшно. И ведь нет никакой гарантии, что ее не сдадут. Здесь не Америка, унас программа защиты свидетелей еще не работает. И нет такого количествапрофессиональных и добросовестных офицеров, которые ни при какихобстоятельствах ее не выдадут. Наркомафия умеет мстить и не жалеет на этоникаких денег. Они купят ее адрес у первого продажного сотрудникаправоохранительных органов и пошлют к ней своих убийц. И тогда никто не сможетее защитить. Я еще раз посмотрела на Веру и вышла из кабинета. Впереди у менябыл самый трудный в жизни разговор.

Я поехала к Левчевым, нарочно выбрав самый долгий маршрут, чтобыпопасть к ним как можно позже. В пути позвонила Нине, чтобы она встретила меняво дворе — не представляла, как смогу встретиться с Левчевыми одна. Нина ни очем меня не спросила, и за это я была ей очень благодарна. Просто сказала, чтобудет ждать меня во дворе.

Я появилась у их дома через сорок минут. Начинало темнеть. Язаперла машину, прошла по двору и, увидев мою двоюродную сестру, подошла к ней.Нина смотрела на меня и, кажется, сумела все понять до того, как я началаговорить. Глаза у нее были мокрые от слез.

— Да, — подтвердила я, — его нашли погибшим. На стройке.Может, сам сорвался и упал. Подробностей не знаю.

— Что ты им скажешь?

— Правду. Расскажу, что его нашли. И сразу уйду. Мне будеттрудно там одной. Без тебя.

— Я не пойду, — неожиданно отказалась Нина, — не могу. Я несмогу все это вынести.

— А я смогу? Ты думаешь, мне легко? Вот так просто прийти исообщить родителям, что погиб их сын. Думаешь, мне очень просто решитьсяподняться к ним домой?

— Это твоя работа, — всхлипнула Нина.

— Это наша работа. Воспитывать своих детей, — твердопроговорила я, — и мы с тобой должны пойти вместе. Ты втянула меня в этуисторию, Нина. Ты думаешь, мне было легко беседовать с этими подростками иузнавать такие жуткие подробности? Пойдем. Я боюсь сорваться.

Она согласилась. Что было потом, вам лучше не знать. А мнелучше никогда не вспоминать. Это было самое страшное, что произошло в моейжизни. Дверь мне открыла сама Медея, которая, похоже, сразу же поняла, почемумы пришли вместе. Я только открыла рот, как она закричала. Очень страшнозакричала. Никогда не забуду ее крика. Потом упала на пол. Прибежал муж. Он былрастерян, но старался держаться. Когда мы положили Медею на диван, я короткосказала ему о том, что случилось. Левчев заплакал. Никогда не думала, что этотак страшно, когда плачут взрослые мужчины. А я сидела и держалась. Потомзаплакала Нина. В конце концов, заплакала и я. Так мы все и ревели. Затемприехала «скорая помощь», и Медею увезли в больницу. Левчев поехал вместе сней. А я пошла к Нине и еще долго плакала у нее дома. Вернувшийся муж Нины дажене решился пройти к нам на кухню, чувствуя, в каком мы тяжелом состоянии.

Так мы и просидели несколько часов. Мой мобильный телефонлежал в сумке, которую я оставила в коридоре. Он звонил беспрерывно, но намбыло не до него. Виктор позвонил раз двадцать и начал уже беспокоиться, когдамуж Нины принес мне мою сумочку и я наконец ему ответила, разрыдавшись ваппарат. Виктор искал меня, чтобы отвезти и показать нашу возможную новуюквартиру на Тверском бульваре. А я совсем об этом забыла.

Виктор все понял без лишних слов. Приехал за мной на такси,забрал у меня ключи от машины, спустил меня вниз, посадил в автомобиль и привездомой. Какое счастье, когда у вас такой понимающий муж! Уже дома я сноварасплакалась. Хорошо, что я работаю у Марка Борисовича и не сталкиваюсь сподобными трагедиями ежедневно. Иначе я долго просто не выдержала бы.

Мы просидели на кухне почти до утра. Я все говорила иговорила, рассказывая Виктору обо всем, что случилось. Он молча меня слушал неперебивая. А ведь ему утром нужно было на работу. Но он хорошо понимал, что вэтот момент мне необходимо его сочувствие. И его молчание. А потом вдруг ясказала ему, что хочу рожать. Непонятно почему и в какой связи с тем, чтоговорила до сих пор. Он очень удивился. Долго молчал. Наконец переспросил:

— Ты уверена?

— Да, — я взяла его руку, — у нас с тобой нет детей. Этонеправильно, Виктор. Так нельзя.

— У нас есть твой сын.

— Верно. И Саша растет один. Совсем один. Раньше он просилменя родить ему братика или сестричку. А в последние годы перестал. Видимо,понял, что я ничем не смогу ему помочь. А я сама хочу, чтобы у нас был ребенок.Наш общий ребенок, Виктор. Брат или сестра для Саши.

— Извини, — отозвался Виктор, — я думал, что ты не захочешь.В твоем возрасте…

— Где ты научился говорить женщинам гадости? — улыбнулась ясквозь слезы. — Неужели ты ничего не понял? Я хочу родить. Мне только тридцатьдевять лет. Возраст вполне подходящий. Я уже рожала, и поэтому риск небольшой.

— Возможно. — У Виктора было какое-то неопределенноевыражение лица, как будто он был не рад. Я не поняла, почему он так реагирует.

— Тебе что-то не нравится?

— Я всегда поддерживаю все твои решения, — напомнил он, — ноэто предложение настолько необычно. Я даже не мог подумать…

— А ты сам хочешь?

— Конечно. Но я всегда думал о тебе. Только о тебе. Конечно,я хочу иметь ребенка. Только учти, уже утро и у нас осталось не так многовремени. Или можно отложить процесс зачатия на завтра?

— Согласна. — Я впервые за долгие последние часы улыбнулась.— Пусть будет завтра. И завтра же мы поедем смотреть нашу новую квартиру наТверском бульваре. — Мне казалось, что после Английского бульвара я не смогудаже слышать этого слова «бульвар».

— Тебе не нужно было заниматься этим делом. Ты все приняласлишком близко к сердцу, — сказал Виктор, — но теперь все закончилось.