Книга Жаркое лето и зима 1918 - Александр Дорнбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С утра выехали, когда: "там, вдали за рекой, в небе ясном заря разгоралась". Ломились изо всех сил, не щадя обуви. Так все копыта потопчешь! С другой стороны, физкультура, тоже полезно. Все просто. Не хватило ума и хитрости, чтобы обставить противника, – полагайся теперь на ноги. Быстро миновали россыпь песков. Вокруг, насколько глазу было видно, лежала умытая первыми осенними дождями степь. В небе над нами висел орел. Колышутся волны ковыля, убегая вдаль, к небосклону. Кажется, что никакой войны нет.
Вечером мы были в Дубках. Здесь народ жил несколько богаче нищих рыбаков. Я сторговал крестьянскую лошадку и утром есаул Уваров рванул вперед. Он увозил с собой мой приказ первой же встреченной казачьей части обеспечить нашу эвакуацию. Поедет напрямик, без дорог, подальше, так сказать, от посторонних глаз…
Мы же наняли здесь уже 5 подвод ( одну даже купили). Бумажные деньги брали неохотно, так что мне пришлось "занять" у своих попутчиков около 50 рублей. Не заплатить будет не по-людски. Теперь двигались быстрей, так как никто не шел пешком, ехали спокойно, как на прогулке, но по мере приближения к линии фронта стало тревожней. На купленную телегу мы установили пулемет "Максим" и хорунжий Гульнов сверлил внимательным взглядом открытые степные пространства.
Ночевать мы собирались в деревне Нижние Журавли, но тут влипли в большие неприятности. Сейчас нарваться на проблемы можно даже там, где их и вовсе не ждёшь. Уже у околицы я увидел кавалерийский пикет - двух красных конников в характерных тёплых суконных шлемах-«богатырках», прозванных потом будёновками. Е-перный театр! Словно ведро холодной воды мне в лицо вылили! Что-то пошло не так. Тут был лагерь врагов, попросту говоря, красные кавалеристы заняли село, частично повыгоняв хозяёв из хат, переловив их кур и поросят — надо же чем-то питаться «освободителям»! Мародёрка у них в плане стояла.
И каким же недобрым ветром их сюда занесло? Бежать бесполезно! Наши лошади заморенные, еле копыта передвигают. Ну и куда тут воевать? Черт, как же это я все время впросак-то попадаю? Что же, я, твердо зная, что жизнь моя теперь висит на волоске, поправил свой Маузер под плащом и начал накручивать глушитель. В плен сдаваться бесполезно. Красные сдирают с несчастных кожу лоскутами, вырывают им ногти, дробят суставы пальцев, отрезают вначале руку, а потом — ногу, затем разводят огонь на животе и так далее.
Если хотите, это почти религиозные фанатики; в них говорит жар крови, а не холодный рассудок; их слова — судороги, красноречие — пронзительный крик; но если разглагольствования красных комиссаров вызывают лишь вымученную улыбку философов и людей умных, то они трогают, волнуют шахтера с почерневшим лицом, жилистого рабочего, невежественного крестьянина.
Но мы к подобным неприятностям давно готовы, и в первую очередь морально. Могу вас заверить, что на настоящей войне нет места рыцарству и благородству. А жизнь уже приучила не полагаться на тишь да гладь. Нас десять, их тридцать... или сорок. Шанс есть. И немалый.
Неторопливо подъехали к "буденовцам". К всадникам, предвкушая предстоящее веселье порыться в чужом имуществе обоза, подтянулось из деревни еще свежая тройка красных бойцов. Вооруженные люди требовали к себе уважения. Комитет по встрече собрался? Причём до боли и зубовного скрежета знакомого типа — наглые морды, кумачовые звезды, банты и полосы на одежде, каким бы любой негр из гетто позавидовал, героические позы. Такой богато украшенный красным всадник в поле или в городе был виден издалека, словно яркий тюльпан на фоне травы. Любой человек, даже взявший впервые винтовку в руки, мог бы без промаха попасть в такую чудную мишень.
Чтобы озадачить и отвлечь большевиков, я сразу сунул в морду одного из на вид самых авторитетных конников ( его мысленно определил про себя как «волк, не человек») ворох бумаг. Тот сразу же передал половину своему светловолосому товарищу, кто-то из подошедших красногвардейцев выхватил у того пару бумажек. Этот активный малый был здоровый смуглый детина; за густыми черными усами сверкали оскаленные зубы. Такой ухарь, в случае необходимости, завалит, даже глазом не моргнет.
Пока к кобуре никто не тянется. Все подошедшие буденовцы показались мне усталыми и не совсем здоровыми. Казалось, будто они давно не мылись: серая грязь въелась в складки кожи, блестевшей точно металл. Всем пятерым от двадцати до сорока лет. И от них явно не стоило ждать ничего хорошего. Лицо у самого первого из "буденовцев", уткнувшегося в бумаги, выражало словно некое сомнение, как будто он размышлял, есть смысл с нами связываться или нет. Тянет, неграмотный что ли? Глуп тот, кто не понимает намёков.
Сколько их тут, с селении? Не пропустят без досмотра, хоть ты тресни, это как пить дать. Это как самому повеситься, даже ещё вернее. Обстоятельства против нас, но и ставки высоки. Не может быть тут красных много, иначе мы бы увидели сразу десятка два, кодлу целую, а я вижу пока всего человек восемь.
Все остальное выглядело спокойным: уцелевшие куры копались в грязи, коза на привязи косо глядела на наших лошадей, как на прямых конкурентов, зато кошка не обращала на чужаков никакого внимания. Трое врагов при деле, с умным видом таращатся в бумаги, еще парочка порывается им помочь, еще человека три мелькают между хат. Не слишком хорошие шансы.
Ладно, лучше не будет, и я мгновенно поднял Маузер и утопил спуск. В глазах главаря "буденовцев", оказавшегося в положении человека, застигнутого в момент, когда он не просто снял штаны, но уже начал опускать задницу на унитаз, заодно спокойно расслабив мышцы сфинктера в уверенности, что все под его контролем, мелькнуло что-то такое, что я сразу понял, удивлен, не ожидал такого от маленькой кучки гражданских. Я же уже быстро переводил ствол на второго, третьего, четвертого, пятого... Бараны! Хрен Вам по всей морде. Толстым слоем. Дураков и в алтаре бьют.
Первый буденовец был убит мгновенно, пуля угодила ему в голову. Второй дёрнулся, пытаясь схватиться за оружие, но тут досталось и ему, причём в грудь, далее я уже не следил кому из врагов, мужланов с враждебными взглядами и угрюмыми лицами, попало в грудь, а кому и в шею. Меня дружно подержали мои бойцы, уже обычным оружием без глушителя. Треснуло, словно доски сломали, языки пламени из дула наших винтовок ударил прямо в тела противников, метнулось эхо по замолкшей деревне, отразившись многократно. И кто-то визгливо заголосил из-за угла: «Тревога, товарищи!»
Глава 13
Хорунжий Гульнов, уже