Книга Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри - Карло Гинзбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти утверждения, неосторожно повторенные и усвоенные судьями пятой коллегии (V Sez., с. 90), являются беспардонной ложью: любой человек, проверивший описанный выше ход следствия и прений в суде первой инстанции, способен констатировать это (с. 38 и далее). Марино изменил интерпретацию событий после протестов Пьетростефани на следствии и вновь сделал это во время прений на суде первой инстанции. В итоге он решительно вывел Пьетростефани со сцены своей предполагаемой встречи с Софри: «Пьетростефани в тот момент с нами не было, я его не видел и его не помню» (см. выше, с. 42 и далее).
Впрочем, в приговоре Апелляционного суда (процесс № 6) подчеркивалось «для полноты картины», как это подметили члены пятой коллегии, «что доказательств присутствия Пьетростефани в Пизе 13 мая 1972 г. так и не обнаружилось, также не возникло определенности в вопросе о том, отсутствовал ли он в данном городе в означенный день» (V Sez., с. 90). Опять та же логика (с позволения сказать): бремя доказательства возложено, в данном случае с помощью намека, «для полноты картины» на обвиняемого, а не на обвинителя, как то предписывает закон. Этот сам по себе некорректный прием здесь к тому же лишен всякого смысла: зачем надо просить Пьетростефани доказать, что он не находился в Пизе 13 мая 1972 г., если человеком, поставившим под сомнение факт его присутствия, оказался его обвинитель Марино, изменивший собственные показания, что само по себе должно было лишить его заявления всех претензий на надежность? Более того, какое отношение все это имеет к обвинению, выдвинутому Марино против Пьетростефани и состоящему в том, что он являлся одним из заказчиков убийства Калабрези? Впрочем, в случае Пьетростефани также нашлись подтверждения, причем наисолиднейшие. Вот одно из них: Пьетростефани вместе с Софри утром того дня, когда убили Калабрези, находился в римской редакции газеты «Лотта континуа» в «томительном ожидании» новостей. Кто же это сказал? Разумеется, Марино. А вот еще одно доказательство: «Присутствие Пьетростефани – которое, конечно, нельзя признать постоянным – в Турине в 1971–1972 гг. и его встречи с Марино в доме супругов Буффо – Вильярди Паравиа…» (V Sez., с. 117). По мнению Апелляционного суда (процесс № 2), активное общение Пьетростефани с Марино в 1971–1972 гг. якобы доказывало, что Пьетростефани подстрекал Марино убить Калабрези: в этой аргументации члены объединенных секций нашли «логическую ошибку, которой достаточно, чтобы признать недействительным приговор суда Милана» (SU, с. 92). На процессе № 6 судьи вернулись к прежнему времяпровождению Пьетростефани, но в другой перспективе, принятой членами пятой коллегии: спутница Леонардо Марино Антония Бистольфи утверждала, что никогда не видела, как Пьетростефани «участвовал в совещаниях в туринском отделении движения или открыто занимался организационной деятельностью в этом городе; отсюда следует корректный вывод, что Пьетростефани ведал делами секретного подразделения…» (V Sez., с. 117). В общем, если источником обвинений выступает не Леонардо Марино, то они исходят от Антонии Бистольфи. Судьи объединенных секций обнаружили удивительный параллелизм между словами Марино и Бистольфи, отметив, что, стремясь проверить заявления Марино, следовало прежде всего удостовериться в надежности его спутницы, которая к тому же была автором писем к Адриано Софри, содержавших угрозы и написанных словно в бреду (SU, с. 47–48). Тем не менее члены пятой коллегии ответили, что в приговоре по процессу Апелляционного суда «полная достоверность показаний» свидетельницы Бистольфи «оказалась установлена по всем правилам» (V Sez., с. 117).
«Корректный вывод», основанный на заявлениях Антонии Бистольфи, разумеется, абсолютно голословен. По поводу существования и целей секретного подразделения внутри «Лотта континуа» члены объединенных секций высказали много сомнений. Они оспорили одно из заключений приговора апелляции (процесс № 2), согласно которому «ответственность Софри и Пьетростефани доказана даже вне зависимости от заявлений Марино» (SU, с. 49; см. также с. 71 и далее). Все начинается и заканчивается Марино (в отдельных случаях свидетельства Марино подтверждает его спутница Бистольфи). Доказательств – ноль.
7. Овидио Бомпресси, который, по словам Марино, физически совершил убийство комиссара Калабрези, в день преступления к 13:00 находился в Массе и занимался, как показывали восемнадцать лет спустя некоторые из его друзей, в то время активистов «Лотта континуа», составлением и распространением одной из листовок. В приговоре Апелляционного суда (процесс № 6) эти свидетели были объявлены по разным причинам не внушающими доверия. Особенную важность (как отмечают члены пятой коллегии) следует приписать «тому факту, что на временной дистанции в восемнадцать лет практически невозможно помнить о событии, никак не связанном ни с одним из элементов, способных стать объектом воспоминания, и в данном случае свидетели „помнили“ только о поступках, по сути, самого общего характера, сообщая об отпечатанной листовке, которую надлежало распространить, однако ничто не позволяет непременно заключить, что Бомпресси участвовал в этом деле» (V Sez., с. 98).
Это пространное заявление заключает в себе чистую тавтологию: мы помним только то, что помним. Не будем тревожить Пруста или Фрейда; все знают по своему опыту, что несущественные на вид события или детали, которые на первый взгляд не «способны стать объектом воспоминания», напротив, хорошо врезаются в память. Впрочем, здесь важно подчеркнуть другое. С точки зрения пятой коллегии, когда Марино вспоминает факты, случившиеся шестнадцать лет назад, то он достоин доверия; когда вспоминают товарищи Бомпресси, то делают это слишком подробно и, следовательно, доверия не внушают. Однако если те же друзья или комиссар полиции Костантино заявляют, что не помнят о столь удивительном обстоятельстве, как предполагаемое резкое осветление волос Бомпресси, то не беда: члены пятой коллегии невозмутимо заключают, что «легкое осветление волос и незначительное изменение прически хотя и способны на деле запутать расследование, но, конечно, не могут привести к изменениям, которые следовало бы специально отметить и, главное, помнить спустя восемнадцать лет» (V Sez., с. 101).
На предполагаемое осветление волос, сделавшее сходство Бомпресси со словесным портретом убийцы Калабрези еще более явным, обратила внимание Вильярди Паравиа. Как я объяснял (см. выше, с. 97), история с осветленными волосами, вероятно, восходит к путанице между словесным портретом преступника и словесным портретом мужчины, который приобрел складной зонт, найденный в автомобиле участников покушения. В любом случае возможный комментарий Вильярди, о котором мы знаем со слов Леонардо Марино и его спутницы Антонии Бистольфи и который посему требует дополнительных подтверждений, так или иначе остается оценочным суждением, комментарием, а не доказательством. Однако именно последним сочли его судьи пятой коллегии.
Члены объединенных секций заявили, что не могут принять одно из утверждений, содержавшихся в приговоре Апелляционного суда (№ 2), а именно «что уникальность факта, нуждающегося в проверке, позволяет обратиться к другой структуре доказательства, поэтому если оказывается, что некий факт по природе своей с трудом поддается обоснованию, то тогда мы должны ограничиться доказательством меньшей значимости… Проблема также не решается с помощью аргумента об опасности, что тяжкие поступки останутся безнаказанными, поскольку этот [принцип] может и должен привести к усовершенствованию инструментов, используемых при поиске доказательств, но не может привести к тому, что мы минуем важную веху на пути правовой культуры» (SU, с. 86–87).