Книга Чернильные пятна. Как распознать преступника - Герман Роршах

Так что в качестве метода проникновения в бессознательное наш эксперимент использоваться не может; во всяком случае он намного уступает другим глубинно-психологическим средствам: толкованию сновидений, ассоциативному эксперименту и т. д. Причина заключается в следующем: наш эксперимент не нацелен на то, чтобы свободно выносить на поверхность сознания образы из подсознательного, он требует от испытуемого только умения адаптироваться к заданной внешней реальности, это акция «fonction du réel».

И только сравнение содержания ответов с общими данными эксперимента может привести экспериментатора к тому, что он увидит у испытуемого определенные тенденции бессознательного. Вот один из примеров. Два испытуемых сильно выраженного интроверсивного типа. Один в своих ответах часто приводит вытягивающиеся кинестезии, другой в большей части своих ответов обращает внимание на сгибающиеся кинестезии. По-видимому, этого вполне достаточно, чтобы утверждать, что первый достаточно активно пытается вырваться из плена интроверсивности, а второй предается своим фантазиям. Если первый чуть ли не на всех тестовых таблицах видит яростную борьбу, а второй – фигуры Христа, нимбы святых и мучеников; если к тому же у обоих мы обнаруживаем цветовой шок, то можно сделать вывод, что первый страдает от невротической подавленности и чувства собственной несостоятельности, против которых он восстает, а второй поклоняется самому себе как святому и никоим образом не вмешивается в судьбы мира. Существует много путей прийти к подобным выводам, но не стоит забывать, что это произойдет только тогда, когда испытуемому удастся дать много ответов, среди которых будет немало оригинальных. Экстратенсивный человек приступает к стоящей перед ним задаче практически; в образах тестового материала он редко видит гештальты своих сновидений (это не касается истеричных людей). Психическая сфера, с помощью которой он отыскивает зрительные формы на тестовых таблицах, далеко удалена от царства сновидений.

5. Эксперимент по диагностике восприятия и психоанализ

Мы уже говорили, что наш эксперимент нельзя рассматривать как средство выявления бессознательного содержания психики. Несмотря на это, он может оказать психоаналитику определенную помощь. Во-первых, эксперимент по истолкованию форм часто (а в будущем, возможно, это будет всегда) позволяет дифференцировать невроз и шизофрению, причем в обеих ее формах – латентной и явной. Таким образом, в спорных ситуациях, когда имеешь дело с аналитически мыслящим пациентом и не можешь отделаться от впечатления, что он болен шизофренией, многое может прояснить проведение эксперимента. Тогда пациента, мучающегося из-за постоянного страха сойти с ума, можно освободить от этого страха; и наоборот, если выявится, что перед нами больной, страдающий скрытой формой шизофрении, возможно, удастся соответственно модифицировать психоаналитическое лечение.

Приведенные в предыдущем подразделе показатели иногда позволяют сделать прогноз психоаналитического лечения. Там, где преобладают вытягивающиеся кинестезии, прогноз, скорее всего, будет благоприятнее, чем в случае, когда мы встречаем много склоняющихся кинестезий.

Сильный контраст между типом переживания и реальной жизнью испытуемого, возможно, позволит сделать выводы о генезисе невроза, а именно выявляя поразительные скрытые возможности испытуемого к сублимирующей деятельности.

Особый интерес может представлять также сравнение данных до начала проведения психоаналитических сеансов и после его завершения. Поскольку имеющийся в данный момент материал позволяет это сделать, психоаналитическое лечение будет протекать каждый раз по-своему в зависимости от разных причин. Иногда смещение типа переживания, осуществленное в ходе психоаналитического лечения, совсем незначительно, так что в данных, казалось бы, полностью вылеченного невроза мы ничего нового не обнаружим. Но в большинстве случаев психоаналитическое лечение, проведенное мною или коллегами, приводило к существенному смещению типа переживания (один из таких случаев вместе с полученными экспериментальными данными до и после психоанализа обсуждается в примере № 12). В таких ситуациях действительно обнаруживаются значительные изменения в аффективной сфере: собственно перестройка всей личности, уравновешивание интроверсивных и экстратенсивных моментов.

В одном из примеров, когда пациент до начала психоаналитического лечения не делал даже и малейшей попытки дать цветовой ответ, через несколько месяцев психоанализа обнаружилось несколько цветовых ответов, то есть вытесненная аффективность вновь стала более подвижной и свободной, а тип стал опять дилатированным. У других испытуемых, у которых ЦвФ-ответы намного превышали по числу ФЦв, после прохождения психоанализа перевес шел в другую сторону, то есть происходила проработка эгоцентрической аффективности, заместившейся на аффективность, способную адаптироваться к окружающим. Полную картину можно будет получить только с помощью анализа более богатого материала, хотя уже и на основании имеющихся экспериментальных данных ясно, что более или менее длительное психоаналитическое лечение оказывает освобождающее, организующее, уравновешивающее воздействие на пациента.

Даже тип интеллекта может измениться в результате прохождения психоанализа. Особенно заметно уменьшение излишней напряженности в типе апперцепции. Невротики, испытывавшие чувство своей несостоятельности и выматывавшие себя ради каких-то наивысших амбиций, теряли, например, имеющиеся у них качества напряженного, судорожного Ц-типа; мелочные, придирчивые люди, бесплодные мечтатели, чей тип апперцепции характеризуется удивительно многочисленными Дд и До, после анализа начинали демонстрировать нормальные качества.

Если не учитывать приведенные факты, то полезность нашего эксперимента, вероятно, больше относится к теоретической, чем к практической области. Укажем всего на одну проблему. Возможно, существует определенная зависимость между типом переживания и описанной Фрейдом регрессией психики к возобновлению более ранних фиксаций. Наверное, эти фиксации являются фиксациями целого типа переживания во всей его полноте. Тогда остается только один вопрос: каким же образом происходит это возобновление фиксаций? Может быть, в некоторых случаях развитие типа переживания остановилось на ранней ступени развития, и только интеллектуальная дрессировка, набор скопированных индивидом общественных норм и некоторые выученные, но совсем не подходящие имеющемуся типу переживания вещи продолжают оказывать влияние на развитие людей. В этих случаях регрессия в действительности является не чем иным, как несовершенной прогрессией. В других случаях, когда тип переживания изменяется под влиянием вытеснения аффектов и наступает сужение интроверсивных или экстратенсивных факторов (или обоих одновременно), может произойти регрессия, потому что сузившийся тип переживания оказывается соответствующим более раннему типу переживания индивида. В результате оживает целый спектр переживаний прежнего времени, причем вместе со всеми относящимися к нему стремлениями и воспоминаниями. Именно таким образом может быть разбужена более ранняя фиксация, а возвращение либидо к месту более ранней фиксации совпадет с сужением типа переживания.

То, что с возвращением одного из более ранних типов переживаний возвращаются и воспоминания того периода, особенно хорошо можно видеть в постоянно повторяющихся периодических маниакальных эпизодах и в случае кататонии, когда наступают психотические обострения заболевания. Даже если между ними проходят годы, у больного появляются прежние мысли, планы, галлюцинации и т. д., в то время как в интервале между приступами все это кажется совершенно забытым.