Книга Смотреть и видеть - Эми Герман

Я стояла на лестничной площадке, все вокруг происходило будто в замедленной съемке. За дверью одной из квартир слышались крики. Под лампами дневного света медленно кружились пылинки. Где-то слева мяукала кошка. Полицейский, стоявший передо мной, поднял кулак, чтобы постучать. Его напарник вскинул пистолет. Черное дуло было похоже на рот, разинутый в немом крике. Как же я сюда попала?

С детства я видела искусство во всем: в прекрасной асимметрии солнечных лучей, пробивающихся сквозь кроны деревьев, в уникальных узорах камней и ракушек, которые оставляли на берегу морские волны. Сама я никогда не была склонна к творчеству, но это не мешало мне изучать историю искусства. Мой отец был ученым, мама обладала гиперпрактичным складом ума, поэтому неудивительно, что после колледжа я очутилась в юридической школе. А потом и в полицейской машине.

Чтобы отвлечься от тревоги, которая булькала у меня внутри, я изучала окружающую обстановку так, как изучала бы картину: анализировала каждый нюанс, рассматривала передний и задний планы, старалась найти смысл в, казалось бы, несвязанных подробностях. Я знала, что это весьма необычный способ мыслить – мне постоянно об этом говорили, – но в юридической практике, где способность объективно наблюдать играет ключевую роль, он приносил только пользу.

И тут мне в голову пришла ужасная мысль: что, если у полицейских нет таких навыков? Исход всего мероприятия зависел от двух вещей: того, что увидит первый полицейский, когда дверь откроется – плачущего ребенка, смущенную старушку или безумца с ружьем, – и того, как он передаст эту информацию своему напарнику. Короче говоря, моя жизнь была в руках совершенно незнакомого мужчины. И если он не умеет видеть и четко излагать увиденное – мне крышка.

К счастью, полиции удалось разрядить ситуацию, и катастрофы не произошло. Я впервые столкнулась с настоящим оружием и осознала тот факт, что все люди смертны. Естественно, воспоминания об этой поездке преследовали меня многие, многие годы. Как часто наша жизнь зависит от наблюдательности окружающих? Вообще-то слишком часто: всякий раз, когда мы садимся в самолет, поезд или такси. Всякий раз, когда ложимся на операционный стол. Разумеется, речь не всегда идет о жизни и смерти. Умение других подмечать детали отражается на нашей работе, репутации, безопасности и успехе. Люди влияют на нас, а мы на них. Это ответственность, к которой нельзя относиться легкомысленно: иногда именно в ней заключается разница между повышением и крахом карьеры, между триумфом и трагедией, между нормальным вторником и днем теракта 11 сентября.

Научиться ясно видеть и эффективно общаться может каждый – это достаточно простые навыки, которые заложены в нас природой, мы рождаемся с ними. Но, к сожалению, мы редко ими пользуемся. Мы садимся не в тот самолет, отправляем электронное письмо не тому получателю, говорим, чего не следовало, упускаем ключевую улику, которая находится у нас под носом. Почему? Потому что мы так устроены.

Наш мозг способен видеть только часть, а обрабатывать еще меньше. Я убедилась в этом за годы юридической практики и не понаслышке знаю о ненадежности рассказов очевидцев. Тем не менее, только вернувшись в мир искусства, я начала активно исследовать тайны восприятия. В качестве главы образовательных программ музея Фрика [1] в Нью-Йорке я помогла организовать специальные курсы для студентов-медиков. Основы были написаны профессором дерматологии Йельского университета. Программа предполагала анализ произведений искусства для улучшения способности наблюдать пациентов и оказалась весьма успешной. Клиническое исследование показало, что у студентов, которые прослушали курс, диагностические навыки улучшились на 56 %[2]. Я хотела понять механизмы, которые лежали в основе этих результатов. Хотела понять, как мы смотрим и почему созерцание картин улучшает наблюдательность.

Я стала фанатиком нейробиологии – читала научные исследования и разговаривала с их авторами. Я даже присоединилась к интернет-сообществу нейробиологической «видеоигры». Хотя мои представления о том, как мы видим, во многих отношениях были ошибочны – оказывается, сетчатка является частью мозга, а не глаза, – они отражали суть: пусть мы не очень понимаем, как работает человеческий мозг, но мы можем изменить его. Мы можем научить мозг видеть больше и наблюдать внимательнее.

Естественно, я захотела поделиться своим фантастическим открытием со всеми. Вскоре после трагедии 11 сентября 2001 года, когда город еще не оправился от последствия терактов, я ужинала с друзьями. Один из них спросил, не думала ли я заняться обучением служб экстренного реагирования. Мне это в голову не приходило. Но потом вспомнила свой печальный опыт в юридической школе и буквально влюбилась в идею сочетать полицейских с Рембрандтом. Оставалось убедить правоохранительные органы. На следующий же день – в понедельник – я позвонила в департамент полиции Нью-Йорка.

«Я хотела бы пригласить полицейских в наш музей. Посмотреть на картины», – заявила я ошарашенному заместителю комиссара. В глубине души я ожидала, что он просто повесит трубку, но, как ни странно, он согласился. Через несколько недель музей Фрика впервые распахнул свои двери перед людьми с оружием. Так родилась программа «Искусство восприятия».

Вот уже четырнадцать лет я обучаю искусству восприятия сотрудников из тринадцати подразделений департамента полиции Нью-Йорка, а также полицейских Вашингтона, Чикаго, Филадельфии, Виргинии и Огайо. Слухи об эффективности программы быстро распространились, и список моих клиентов пополнили Скотленд-Ярд, ФБР, Министерство национальной безопасности США, армия США, ВМС, Национальная гвардия, личная охрана президента США, Служба федеральных маршалов, Федеральный резерв, министерство юстиции, Государственный департамент и Управление национальных парков.