Книга Расплата - Ирса Сигурдардоттир

Вопросы у Бальдура быстро кончились, выдав тот факт, что о детях он имеет весьма отдаленное представление. Исчерпав одну тему, брат переключился на другую.

– Послушай, я тут поговорил с парнем, сидевшим с Йоуном в одной камере…

– Да? – К этому времени Фрейя успела основательно погрузиться в продавленный матрас видавшей виды софы, но, услышав имя педофила, подалась вперед и села повыше.

– Расспросил обо всем, что только можно, и что, наверное, будет интересно тебе. По его словам, Йоун был очень осторожен, не откровенничал, будто опасался, что их могут услышать, или подозревал, что в камере установлены «жучки». Вообще-то для таких, как он, в этом нет ничего странного. Эти типы изо всех сил стараются показать, что они нормальные, и поэтому постоянно начеку. Ты, наверное, и сама знаешь, что свои извращения они считают чем-то естественным и не понимают, почему другие с ними не согласны.

Бальдур был прав: все это она знала и без него.

– Что-нибудь интересное?

– Было и такое, хотя в целом ничего сногсшибательного. – Для убедительности он зевнул в трубку. – Письма ему приходили не от жены. Она после его ареста все контакты с ним оборвала. Почти сразу, еще до приговора, подала на развод, и бумаги ему прислали уже в тюрьму. В общем, воспользовалась первой же возможностью, чтобы избавиться от него. Даже не стала ждать окончания суда, признают его виновным или нет. Хотя все и так было ясно. За все время ни разу его не навестила.

– Оно и понятно. Должно быть, только обрадовалась, когда его арестовали… Нисколько не сомневаюсь, что он и с ней обращался отвратительно. Обычно так и бывает. Процесс этот сложный, и женщины часто ломаются психологически. И только после изоляции от партнера-насильника начинают видеть вещи в истинном свете. – Фрейя на секунду закрыла глаза, уступив накатившей усталости. – А что дети? Наверное, последовали ее примеру и тоже оборвали все контакты? Насколько я знаю, оба взяли потом матронимы.

– Да? А вот сокамерник Йоуна утверждает, что по крайней мере один из них приходил.

– Что?

– Но только один раз, если верить сокамернику. Йоун после посещения был в хорошем настроении, так что, должно быть, все прошло хорошо. Возможно, были и другие посещения, но того парня, с которым я разговаривал, выпустили, а когда он снова попался, то его определили в другой коридор.

– А когда это было? Перед освобождением Йоуна или раньше?

– По-моему, года два назад.

Если так, то дочери Йоуна, Сигрун, было тогда восемнадцать, а Трёстюру – двадцать два. Возможно, за десять лет кто-то из них успел забыть весь ужас случившегося и решил, что отец не так уж и плох. Или же они хотели узнать о его планах на будущее, потому что близилось время, когда Йоуна могли отпустить в реабилитационный центр. О том, что, когда придет время, такой вариант ему предложен не будет, они еще не знали.

– А что этот его сокамерник сказал о письмах? Возможно ли, что они все-таки были от детей?

– Он понятия не имел, что было в письмах и кто их присылал, хотя интересовался. Да, в общем-то, интересно было всем. Может быть, все-таки от детей…

Фрейя решила не говорить брату, что Хюльдар собирался расспросить о письмах тюремное начальство. К кому Бальдур определенно не питал симпатий, так это к полицейским.

– Ты не спрашивал, может ли, по его мнению, Йоун снова совершить что-то такое? Не станет ли он мстить?

– Мстить? – Бальдур произнес это таким тоном, будто не мог решить, как на это реагировать: удивляться или возмущаться. – За что мстить, черт возьми? Если кто-то и мог думать о мести, так это родители той девочки, которую он убил. Или его бывшая. Сюда он попал по собственной милости, и винить ему некого, кроме себя самого.

– Знаю. Все знают, кроме, может быть, него самого. Может, он именно себя считает жертвой.

Она не могла рассказать брату, что происходит, и этот спор становился бессмысленным, а значит, его следовало прекращать. Они и без того уже превысили лимит времени, установленный для разговора с заключенным. Фрейя поблагодарила брата и дала отбой, но только после того, как тот попросил еще раз описать его дочку. Теперь оставалось только надеяться, что к тому времени, когда Бальдур выйдет из тюрьмы, Сага каким-то чудом превратится в ту прелесть, какой Фрейя ее расписала.

Она поставила телефон на зарядку, поднялась и отправилась на кухню покормить собаку. Малоаппетитное на вид нечто Молли сожрала с такой жадностью, словно ей подали первоклассный ромштекс. Проглотив последний кусочек, она рванулась к двери и, предвкушая прогулку, опрокинула что-то в маленькой прихожей. Так у них было заведено: после ужина – прогулка. В любую погоду и независимо от самочувствия самой Фрейи. Все лучше, чем убирать за собакой в квартире.

Фрейя уже обулась и надела куртку, когда в гостиной зазвонил телефон. Она сделала было шаг назад, но Молли угрожающе зарычала. Ладно, перезвоню потом, решила Фрейя.

* * *

Звонил, как оказалось, Хюльдар. В оставленном сообщении он спрашивал, можно ли ему зайти по делу. С бутылкой красного. Или двумя. К собственному удивлению, Фрейя едва не согласилась. Сначала она попыталась оправдаться перед собой тем, что ей и впрямь интересно, как идет расследование, но потом признала, что и на самом деле хочет его увидеть.

Благоразумие вернулось в самый последний момент, когда она уже набирала текст. Воздержание и впрямь не шло ей на пользу. Надо дождаться уик-энда и что-то предпринять, как и собиралась уже давно. Но тут Фрейя вспомнила о взятых на себя обязанностях воскресного папы и со вздохом потянулась к телефону. Есть вещи, которые нельзя обойти: экзамены, слякоть, кариес, налоги и – похоже – Хюльдара. Но ее согласие ни в коем случае не будет первым шагом к возобновлению их интимного знакомства. Нет и нет. Она сразу и недвусмысленно даст понять, что ничего подобного в ее повестке дня не значится.

Глава 18

Поскольку определить, кому принадлежат отрубленные руки, эксперты так и не смогли, полиция решила обратиться за помощью к населению, рассчитывая, что кто-нибудь узнает жертву по описанию. Информация носила довольно туманный характер и могла иметь отношение к тысячам людей, и детективы ожидали лавины звонков. Жертве было не меньше пятидесяти и не больше семидесяти. Семейное положение неизвестно, поскольку след от обручального кольца едва заметен; то ли он потерял кольцо, то ли развелся, то ли просто перестал его носить. Вероятно, занимался какой-то офисной работой, но с такой же вероятностью мог быть на пенсии или просто безработным. На руках ни шрамов, ни татуировок. Группа крови – I, резус-фактор – положительный, как и у половины страны, из чего не следует, что он не может быть иностранцем. С равным успехом он мог быть кем угодно, даже масоном. Вот такое описание предложила полиция.

В первый раз Хюльдар услышал об обращении в конце утренней планерки. Народу в комнату набилось столько, что некоторым пришлось стоять. Эртла коротко остановилась на основных направлениях расследования, не упомянув при этом ни о временно́й капсуле, ни о гробе, найденном на городской свалке. Тем не менее она впервые указала на возможную связь с Йоуном Йоунссоном, не вдаваясь при этом в детали. Хюльдар предпочел бы, чтобы она рассказала о письме, о связи Йоуна с убийством прокурора Бенедикта Тофта и о том факте, что гроб принадлежал отчиму Йоуна. Вместо этого Эртла лишь заметила мимоходом, что в ходе следствия неожиданно всплыло имя Йоуна Йоунссона.